Опаловый соблазн - Бернард Рене - Страница 22

• Предыдущая
• 22/68
• Следующая

Поэтому он от всего такого отказался. Вся его энергия была направлена на поиск жизни, непохожей на жизнь отца. Он окунулся в книги и избегал общества женщин из страха, что, влюбившись, потеряет разум.

Из всех женщин мира, возможно, только Елена поймет и отнесется с уважением к его желанию не причинять страданий.

Или увидит в этом подтверждение тому, что все мужчины внутри коварны и необузданны.

В данный момент он чувствовал себя чрезвычайно коварным. Каждое нервное окончание трепетало и полнилось возбуждением. А в том, как в присутствии Елены тяжелела его плоть и росли требования его тела, не было ничего, достойного настоящего рыцаря. Разум изменил ему, и Дариус, сев за письменный стол, взглянул правде в глаза.

Он быстро проигрывал битву за то, чтобы держаться от Елены на расстоянии вытянутой руки.

Проклятие. Он поклялся оберегать ее, но никогда не думал, что придется оберегать ее от самого себя.

На следующее утро, сидя в библиотеке, Дариус писал письмо Эйшу, сообщая о своем открытии, что среди шотландских торговцев драгоценными камнями отсутствует главный, и не обращал внимания на обычный шум в доме, пока ему не показалось, что тон спора, долетавшего до него из кухни, изменился.

Он отвлекся от письма и, склонив голову набок, прислушался к необычным горестным оттенкам обычно беззлобной перепалки. Со вздохом встав из-за стола, он отправился в заднюю часть дома, а услышав крик, сопровождаемый громким стуком металла о пол и звоном бьющегося фарфора, ускорил шаги.

Распахнув дверь, Дариус застыл при виде открывшейся ему картины. Хеймиш лежал на каменном полу рядом с перевернутым рабочим столом. Елена в слезах стояла над ним, подняв чугунную сковороду с длинной ручкой, словно собиралась нанести еще один удар. А миссис Макфедден с вытаращенными от удивления глазами стояла, не шевелясь и прикрывая рот фартуком.

Потом Елена выронила сковороду, и от резкого звука удара металла о каменный пол Хеймиш застонал и сел.

– Я… очень виновата, – прошептала Елена.

– Что случилось? – спросил Дариус.

– Я… Я… – У миссис Макфедден был такой жалкий вид, какого он никогда ни у кого не видел.

– Она с гусиное яйцо, но жить буду, – сообщил Хеймиш, ощупав череп.

– Что случилось? – повторил Дариус.

В конце концов заговорил Хеймиш:

– Я узнал настоящее имя вашей экономки и… получил за это.

– Правда? – Дариус старался не улыбаться.

– В этом-то и дело. – Хеймиш прочесал руками волосы и застонал. – Она не Мэри.

Миссис Макфедден кивнула, но щеки, покрывшиеся ярко-красными пятнами, выдали ее смущение.

– Вряд ли Маргарита… подходящее имя для шотландки, сэр. Мать услышала его от испанской цыганки, и оно почему-то ей понравилось. Признаюсь, я всегда немного расстраивалась из-за него и, возможно, излишне громко закричала. Не сомневаюсь, мадам решила прийти мне на выручку…

– Излишне громко закричали? – фыркнул Хеймиш. – Вы набросились на меня как мегера!

– Вы насмехались надо мной, бесчувственный невежа! – Миссис Макфедден угрожающе сложила руки.

– Ну хватит! – Дариус шагнул вперед, чтобы помочь Хеймишу подняться на ноги. – Вставайте с пола и приложите к голове холодную тряпку.

– Простите меня, мистер Макквин! – попросила Елена, отчаянно дрожащими руками протягивая ему холодную мокрую тряпку. – Не могу поверить… Я на самом деле очень виновата, сэр!

Забрав у нее тряпку, экономка проворно сложила ее и подошла к Хеймишу.

– Не извиняйтесь перед грубияном, мадам. Это его собственная вина – и моя. Мне следовало помнить о своем характере. Теперь я держу себя в руках. Почему бы вам не выпить по бокалу хереса в библиотеке, а я немного погодя принесу пирожков.

– Итак, перемирие. – Дариус подал Елене руку. – Пойдемте, Елена, и оставим их наводить порядок. Теперь миссис Макфедден вполне справится.

Смиренно понурив голову, Елена взяла его под руку и позволила увести себя из кухни. По мнению Дариуса, убежище его библиотеки еще никогда не было более желанным. Проводив Елену к креслу у камина, он достал херес и, наполнив небольшой хрустальный бокал благородным напитком, опустился на колени у ее ног.

– Вот.

Она взяла бокал, и при виде страха в ее глазах Дариус почувствовал, как у него защемило сердце.

– Вы имеете полное право сердиться, мистер Торн.

– Но я не сержусь.

– Как это может быть? Я ударила мистера Макквина железной сковородкой и чуть не убила его.

Дариус отчаянно старался не пойти на поводу у внезапно вселившегося в него озорства и не поддаться комизму обстоятельств и чудачеств своих домашних.

– Елена, – начал он, но был вынужден замолчать, так как им овладело веселье, и, заняв кресло напротив нее, он громко расхохотался. – Любой, обладающий здравым смыслом, одобрил бы ваши действия, – продолжил он, когда наконец успокоился настолько, что мог говорить.

– Почему?

– Потому что вы вели себя храбро. – Он пристально смотрел на нее. – Вы не знали, что Хеймиш на самом деле не представляет угрозы, и все же бросились в драку, защищая миссис Макфедден.

– Я услышала ее визг, а потом, когда… – Воспоминание затуманило ее голубые глаза. – Он… он назвал ее ведьмой и схватил за локоть… и я… Я выставила себя дурочкой.

– А-а, да, ведьмой. Думаю, в данном случае это выражение нежности. В ответ она называет его идиотом и как-то еще на гаэльском языке, чего совесть не позволяет мне перевести, но скажу, что это связано с его профессией и несомненной любовью к домашней скотине. – Дариус улыбнулся. – Но они не враги, и Хеймиш бросится на отряд стрелков, не дожидаясь, чтобы на ее голове пострадал хотя бы один волосок. Он ее обожает.

– Правда? У меня совсем не сложилось такого впечатления!

– В отношении этой пары легко ошибиться.

– С ним все в порядке?

– Он будет жить. Это маленькая шишка, а учитывая внимание, которое уделит ему миссис Макфедден, он, я уверен, еще и поблагодарит вас, когда у него перестанет звенеть в ушах.

– Она отвечает на его чувства? – смахнув слезы, спросила Елена с задумчивым серьезным видом.

Дариус кивнул.

– Я понял это, увидев однажды утром, как она готовит ему поднос с завтраком, когда он заболел. Она нарисовала медом цветок на его овсянке и процедила бульон через тончайшую ткань – дважды. – Легкая зависть окрасила интонацию Дариуса, и он вздохнул.

– Но они так грубы друг с другом. Любовь всегда… такая жестокая?

У Дариуса сжалось сердце, когда он понял направление ее мыслей.

– Нет. По своей сути любовь никогда не может быть ничем, кроме доброты. Это высший идеал, Елена. Их слова – это показное представление. Наша истинная сущность проявляется только в наших поступках.

– Медовый цветок на его каше?

– И еще сотня других небольших знаков внимания друг к другу. У меня есть друг-зоолог, и после прочтения нескольких его работ я понял, что смотреть на своих экономку и кучера – все равно что наблюдать за ухаживаниями дикобразов. – Дариус усмехнулся. – Это трудное дело, но им так нравится.

– Удивительно! – тихо воскликнула она.

– Когда вы однажды… встретите подходящего вам человека, вы узнаете его по его поступкам. Ваша интуиция ни за что не обманет вас.

– Мистер Торн, вы когда-нибудь были влюблены? – спросила Елена.

Он уставился на носки своих туфель. Вопрос казался совсем простым, и ответ должен был быть дан без размышлений. Но как он мог сказать «нет», не выставив себя бессердечным истуканом? Как он мог раскрыть свои самые ужасные страхи и величайшие надежды, не позволив ей понять, каких трудов ему уже стоило не упасть в ее глазах?

Но прежде чем ему удалось придумать ответ, снова заговорила Елена:

– Извините меня, это не мое дело, и вопрос бестактный. Особенно после прошлого вечера. Обещаю вам больше не затрагивать эту тему.

– Это еще один хороший вопрос, а ответ был бы неполным. – Дариус откинулся на спинку кресла, но потом, покачав головой, наклонился вперед. – Вы так и не дотронулись до своего хереса. Если вы предпочитаете чай или кофе, я могу принести.

• Предыдущая
• 22/68
• Следующая