Опаловый соблазн - Бернард Рене - Страница 35

• Предыдущая
• 35/68
• Следующая

– Мы должны уважать желание мистера Торна, – кашлянув, заговорила Изабель. – Нельзя не слушаться его, если только он на самом деле не смертельно болен.

– У него ужасный вид, – сказала миссис Макфедден и крепко сжала губы.

– У него усталый вид, – поправила ее Изабель. – И сон – это именно то, что ему необходимо.

– А мятный чай? – язвительно поинтересовалась экономка.

– Я отнесу его в библиотеку, миссис Макфедден. – Изабель не смогла сдержать улыбку. – Я так… рада, что он вернулся домой!

– И так быстро! – тоже просияла экономка.

– Он мчался назад с полными сажи легкими, уж точно, не ради горячей ванны! – пробурчал Хеймиш и, встав, потянулся. – Он с ума по ней сходит, а если вы думаете, будто он погубил себя, торопясь обратно, чтобы сделать следующий шахматный ход, то вы обе ненормальные!

– Хеймиш Макквин! – рявкнула миссис Макфедден. – У вас в голове нет мозгов, олух! Вон из моей кухни!

Хеймиш улыбнулся, очевидно, уже привыкнув к тому, что его гонят из дома.

– Уже ухожу. Я, между прочим, только рад, что не придется таскать ведра по этим лестницам!

– Что за бессердечное животное! – Экономка запустила в него деревянной ложкой, но Хеймиш, не дрогнув, поймал ее в воздухе и положил на стол, а потом, подмигнув, вышел.

Как только дверь за ним закрылась, миссис Макфедден, вздохнув, повернулась к Изабель.

– Грубый кретин, да? Ему просто повезло, что у меня под рукой на этот раз не оказалось сковороды и он не получил хорошего удара.

Изабель надеялась, что щеки у нее не такие красные, какими она их ощущала. Она подумала о белой шахматной фигуре, висевшей на ленточке у ее сердца, и о короле, которого она поставила у кровати Дариуса. Это была дерзость, но если его уроки чему-то научили ее, то это играть честно.

Несколько первых дней и ночей были тяжелыми, и надежды Дариуса скрыть от женщин, насколько он слаб, быстро пропали. Он постоянно спал, теряя счет часам, а потом, в конце концов просыпаясь в темноте, не знал, как много времени прошло. Каждый мускул у него болел от многих дней путешествия в продуваемых экипажах на жестких скамьях, которые совсем не спасали его от многочисленных ям и бугров на дороге, а ребра горели от усилия сделать вдох, однако пневмония, которой он опасался, к счастью, не возникла.

Дариус слушал, как часы в нижнем холле бьют три, и лежал, не шевелясь, позволяя тишине дома ублажать его душу.

Он купил дом за городом, даже не взглянув на него, поскольку всегда втайне мечтал о тихой жизни.

Он простой человек, занимающийся своими бумагами и книгами. Эйш рассмеялся, когда он однажды поделился с ним своей уверенностью в том, что запахи кожаного переплета и чистого пергамента действуют намного сильнее, чем любой женский аромат.

Его взгляды изменились и изменились очень сильно с появлением в его жизни Елены.

Собственные научные амбиции теперь казались Дариусу мелочью по сравнению с его потребностью видеть Елену невредимой.

Во время лихорадочных снов и мучений обратной поездки в Шотландию Дариус сделал для себя новое открытие – на что способен простой человек, когда дело касается любви.

Любовь не ищет равновесия; она не просит вознаграждений или счастья в конце. Он может любить ее без надежды. Может заботиться о ней, если поборет собственные эгоистичные желания.

Дариус попытался сесть, сдерживая стон.

Он собирался, как только к нему вернутся силы, рассказать ей правду о себе и был уверен, что после этого Елена воздержится от поцелуев и не станет поощрять его привязанность.

Затем, получив возможность действовать, не отвлекаясь, он посвятит себя избавлению Елены от ужасного брака и проследит, чтобы ее финансовое и физическое будущее не зависело от воли какого-либо мужчины.

А когда он помашет вслед ее экипажу или отвезет ее в ее новый дом, он сможет вернуться сюда и, сидя в лужах грязи, тосковать сколько захочет.

Так он заслужит свое несчастье, и в этом есть странное утешение.

Потому что он поступит достойно и будет честен с ней.

Утром Дариус объявил, оставив без внимания возражения экономки, что будет проводить дни в своей библиотеке, а не лежать в кровати, уставившись в потолок.

– Несмотря на привлекательность потрескавшейся штукатурки, я гораздо лучше отдохну, читая у себя в кабинете в приятном обществе Елены, если она согласится…

– Она согласится, – твердо сказала Елена от двери.

– Кто я такая, чтобы мешать человеку убивать себя? – закатила глаза миссис Макфедден.

– В том-то и дело, миссис Макфедден, – улыбнулся Дариус. – Можно мне еще немного этого чудесного мятного чаю? Клянусь, он творит чудеса с моей больной грудью.

У пожилой женщины порозовели щеки, и она, откровенно разнервничавшись, всплеснула руками.

– Я принесу чайник, но единственное чудо, которое я вижу, так это то, что вы еще стоите! Не нужно бросать на меня этот проникновенный взгляд и думать, что я смягчусь!

Она вышла прежде, чем он успел поблагодарить ее, а всю сцену завершил смех Елены.

– Вам следует быть более осмотрительным, – мягко упрекнула его Елена. – Чтобы проучить вас, она положит в чай не только мяту.

– Я знаю. – Сев в кресло у камина, он достал из кармана короля. – Думаю, она беспокоится, а от ворчания ей становится легче. А это… – Дариус поднял черную фигуру в короне. – Спасибо за ваш жест. Он был неожиданным, и я никогда его не забуду.

Он поставил фигуру на доску, и Елена заняла место напротив него.

– А вам за ваш, – отозвалась она и, сняв с шеи ленточку с привязанной к ней королевой, развязала ее. – Я все время не снимала ее.

Она поставила белую королеву на поле, и Дариусу пришлось проглотить комок, образовавшийся у него в горле, когда он снова увидел их выстроившиеся армии.

– Наши талисманы хранили нас, – заметил он.

– Вы, оказывается, суеверны, сэр? – поддразнила она его.

– Вовсе нет, – покачал он головой. – Единственное, к чему я постоянно возвращаюсь во всех своих исследованиях, – это безоговорочная уверенность в том, что люди по сути своей одинаковы, независимо от того, где они обитают – во дворцах или в грязных лачугах. Я думаю, мы все гораздо больше похожи, чем нам кажется.

– Но в культурах, с которыми мы встречаемся, существует масса различий, – нахмурившись, возразила она.

– На поверхности – возможно, – покачал головой Дариус. – Но в глубине, думаю, мы все хотим одного и того же – счастья, достатка, безопасности и семьи.

– Это похоже на рай. Но все зло и распри…

– …являются результатом нашей всеобщей способности к добру или злу, в зависимости от того, как мы себя реализуем, – перебил он ее и откинулся в кресле. – Не больше и не меньше. Возможно, наши взгляды окрашивает особенность местной религии. В Индии Джозайя считал, что религия индусов имеет свой, более тонкий смысл.

– Мне не нравится религия этой страны, мистер Торн. – Изабель поежилась. – В частности, эти «Законы Ману»…

– И что с ними? – мягко спросил он.

– Они несправедливы к женщинам! – выпалила она.

– Некоторые из них, но не все так плохи. Существует изрядное количество тех, что напоминают об уверенности в себе и необходимости говорить правду, – с грустной улыбкой сказал он. – У меня было много времени подумать, что я скажу, если снова увижу вас.

– «Если»?

– Ну, между приступами натужного кашля где-то за пределами Йорка и размышлением над тем, что вы, возможно, не захотите дожидаться моего возвращения… у меня возникли сомнения, – пожал он плечами. – Елена, я всего лишь человек.

– Прежде чем вы скажете что-нибудь еще, – начала она, нервно расправляя юбки, – я должна знать, мистер Торн. До отъезда в Лондон вы… целовали меня.

– Целовал.

– А после возвращения – нет. Вы были больны и просили миссис Макфедден позаботиться о вас. Я бы охотно… ухаживала за вами, но… мне не хватало смелости войти. Вы поправляетесь и… – Она в упор посмотрела на него светло-голубыми глазами, полными переживаний. – Ваши чувства… изменились?

• Предыдущая
• 35/68
• Следующая