Опаловый соблазн - Бернард Рене - Страница 36

• Предыдущая
• 36/68
• Следующая

– Нисколько. Наоборот, там, где это касается вас, я только больше уверен в них.

– О-о! Тогда почему, мистер Торн, мы сидим так официально, разделенные шахматной доской?..

– Потому что я обязан кое в чем признаться – так как не должно быть ничего, что я скрыл бы от вас. Я хочу, чтобы вы никогда не могли обвинить меня в том, что я не был честен.

– Да.

– Помните, вы как-то спросили, был ли я влюблен?

– Да.

– Не был никогда. Я не подпускал близко к себе ничего, что угрожало моему внутреннему понятию самодисциплины, и любовь в том числе.

– Почему?

– Мой отец… – Дариус замолчал и выпрямился, как человек, готовый встретиться с расстрельной командой. – Я второй сын портового рабочего и дочери торговца рыбой. Подозреваю, что я настолько ниже вас, насколько трава ниже луны.

– Любовь зависит от статуса, полученного при рождении? – Елена нахмурилась. – Вы это хотите сказать? Что второй сын портового рабочего и дочери торговца рыбой не может любить?

Дариус открыл рот, собираясь ответить, но в растерянности закрыл его, не найдя ответа. Из всех слов, которые он приготовился услышать, таких он просто не ожидал.

– Нет, я говорю это вам, так как думал, что это изменит ваше… отношение ко мне.

– Вы отличаетесь от того человека, который помчался спасать друзей и едва не пожертвовал своей жизнью, спеша быстрее вернуться ко мне, чтобы я не оставалась одна?

Дариус безмолвно покачал головой.

– Тогда мое отношение к вам не изменилось. Скажите мне, почему мужчина, который столь благороден и верен своим обещаниям, «не позволяет» себе любить?

– Я… Это не только потому, что мой отец был… простолюдином.

– Нет?

– Не только, а еще потому, что я боялся того, каким человеком мог бы стать. – Дариус глубоко вздохнул, переводя дух. – Мой отец был… – Он замолчал и попытался еще раз, считая, что ему легче смотреть на огонь в камине, чем в ее красивое лицо. – Он был ужасным человеком, худшим из всех людей. Когда он не бил мою мать или не искал повода побить своих детей, он пил до тех пор, пока не падал с ног. Он был грубияном и садистом, и я всерьез считал, что сатана должен сидеть у его ног в благоговейном восторге.

– О Господи!

– Я подслушал, как мать, плача, признавалась подруге, что не может оставить отца, потому что любит его. – При этом воспоминании Дариус зажмурился. – Я ненавидел ее за это. Я не понимал, как он мог иметь над ней такую власть, что она добровольно жертвовала стольким – собой и детьми – ради любви.

Изабель не находила слов, чтобы утешить его.

– Я разумный человек и могу простить ей ее выбор, – продолжил Дариус, снова пристально глядя на нее. – Но ведь я знаю, что в моих жилах течет кровь того человека.

– Но вы совсем другой!

– Да. Я решил, что моя жизнь должна быть ни в чем не похожа на его. Он отдал меня в ученики, когда мне исполнилось шесть, и это стало моим спасением. Я оказался в типографии, и ее владелец понял, насколько я сообразителен, а потом… Я все еще не понимаю, как заслужил ту поразительную цепь событий, которая привела меня к образованию и вытащила наверх из мрачного, безнадежного начала.

– Боже мой! Бедняжка! – Елена положила руку ему на локоть.

– Я не персонаж из романа Диккенса, – покачал он головой. – На тему наследования характера написано много томов, Елена. Кровь скажется, разве не так говорят? Мой отец давно умер, но его призрак преследует меня ежечасно. Вот почему я сказал, что брак создан для людей лучших, чем я. Я поклялся никогда не жениться, потому что не доверяю себе. Что, если я обречен повторить историю? Что, если я не лучше этого чудовища, от которого вы спасались? Вы убежали от него, но что, если я скроен из того же материала, Елена?

– Вы не такой и никогда не стали бы таким.

– Вы так уверенно говорите, Елена. Я люблю вас и скорее умер бы, чем причинил вам зло, и после того, что перенесли, вы не заслуживаете больше никаких ужасов. Но я человек, у которого за спиной нет ничего, кроме ужаса, и ничто, кроме трагедии, не идет за ним по пятам. Вы утонченная леди, а я отпрыск нищего портового рабочего и дочери торговца рыбой. Есть ли какая-то хотя бы отдаленная возможность, что вас это не оттолкнет?

– Что?

У Дариуса сердце сжалось в груди. Одно дело бояться чего-то и совсем другое – это испытать, а при виде замкнутого выражения на лице Елены он ясно понял, что на самом деле не готов потерять ее.

– Значит, нет.

– Не это, – покачала она головой. – Вы сказали, что любите меня?

Дариус был захвачен водоворотом желания, но заставил себя спокойно встать с кресла и приготовиться выйти из комнаты, если потребуется.

– Да. Елена, я люблю вас, но не хочу навязывать свои чувства…

Изабель быстро встала, повторив каждое его движение.

– Это не важно, Дариус. Для меня ваше происхождение и ваша наследственность не важны.

– Правда?

– Думаю, вам следует поцеловать меня.

У Дариуса на миг перехватило дыхание.

– В любой момент вернется миссис Макфедден с чайником мятного чая. – Еще произнося это, он почувствовал, что его усилие выглядеть невозмутимо пропало даром, и широко улыбнулся. Весь разговор стал нелепым и удивительным, и Дариус понял, что наслаждается им, забыв обо всем на свете. – Господи… что надо говорить, когда тебе предлагают исполнить твое самое заветное желание?

Изабель улыбнулась ему в ответ, и у нее в глазах сверкнуло веселое озорство.

– Поцелуйте меня, Дариус.

Дариус степенно подошел к двери библиотеки и, высунувшись из нее, прокричал:

– Чай отменяется, миссис Макфедден! Я передумал! – Он закрыл дверь библиотеки, заглушив звуки недовольного женского ворчания и громыхания посуды, потом запер ее и повернулся с видом человека, выполняющего задание.

– Ваши легкие поправились, – засмеялась Елена.

– Я преодолел бы дюжину пожаров, чтобы быть рядом с вами, Елена.

– Теперь и мне хочется как-то доказать свою храбрость.

– Вы не должны ничего доказывать мне.

– Тогда – себе.

– Елена, я не готов служить какой-то проверкой. Я из плоти и крови, и если упражнение может придать вам сил, то не думаю, что мое сердце сможет его выдержать.

– А я не просто из плоти и крови?

– Скажите, чего вы хотите. Что бы это ни было, Елена, в этот момент вся власть в ваших руках.

– Мне не нужна власть. Я не хочу быть королевой, которую передвигают по доске.

– Тогда скажите – что?

– Я хочу вас.

– Значит, я ваш.

Мгновенно приблизившись к ней, Дариус заключил ее в объятия и поцеловал. С того первого раза, когда он в библиотеке нарушил приличия, восхитительное ощущение и вкус ее губ преследовали его во сне и поддерживали на протяжении всех мучительных миль путешествия из Эдинбурга в Лондон и обратно. Он собирался не спешить с этим поцелуем, с этим необыкновенным поцелуем, о котором мечтал, но когда дыхание Елены коснулось его и ее губы раскрылись под его губами, Дариус потерял способность мыслить.

Очевидно, когда целуешь Елену Троянскую, для мыслей места не остается.

Жаждущий близости и поощряемый горячим откликом Дариус поднял ее и прижал к себе, такую хрупкую и теплую у него в руках. Отвечая на его страсть, она втянула его нижнюю губу, а потом высунула язык навстречу его собственному, стремясь дать все, что он просил.

Дариус целовал уголки ее рта и упивался ее дыханием. Елена прильнула к нему, и он почувствовал себя сильнее и выше. А потом, потянувшись вверх, она прижала одну руку к его бьющемуся сердцу, а другую положила ему на затылок, безмолвно прося большего.

И в мгновение ока нежность уступила место пламени желания.

Дариусу начало казаться, что горячий песок, скользя вниз по его спине, образует насыпь у бедер и поднимает его член, а затем у него возникло ощущение, что швы одежды не выдержат.

– Елена, подожди…

– Что, Дариус?

Его сжигал огонь, но он все же контролировал себя.

– Я должен сдержать свои обещания. Я хочу быть нежным и никогда не причинить тебе страдания. Но то, что я пытаюсь побороть, это… это не легкое увлечение или просто симпатия… – Он зажмурился. – Проклятие.

• Предыдущая
• 36/68
• Следующая