Три товарища - Ремарк Эрих Мария - Страница 43

• Предыдущая
• 43/98
• Следующая

Днем я пошел к Блюменталю. По пути я сравнивал себя с молодым козленком, которому надо навестить старого волка. Солнце жгло асфальт, и с каждым шагом мне всё меньше хотелось, чтобы Блюменталь зажарил меня на вертеле. Так или иначе, лучше всего было действовать быстро.

– Господин Блюменталь, – торопливо проговорил я, едва переступив порог кабинета и не дав ему опомниться, – я пришел к вам с приличным предложением. Вы заплатили за кадилляк пять тысяч пятьсот марок. Предлагаю вам шесть, но при условии, что действительно продам его. Это должно решиться сегодня вечером.

Блюменталь восседал за письменным столом и ел яблоко. Теперь он перестал жевать и внимательно посмотрел на меня.

– Ладно, – цросопел он через несколько секунд, снова принимаясь за яблоко.

Я подождал, пока он бросил огрызок в бумажную корзину.

Когда он это сделал, я спросил:

– Так, значит, вы согласны?

– Минуточку! – Он достал из ящика письменного. стола другое яблоко и с треском надкусил его. – Дать вам тоже?

– Благодарю, сейчас не надо.

– Ешьте побольше яблок, господин Локамп! Яблоки продлевают жизнь! Несколько яблок в день – и вам никогда не нужен врач!

– Даже если я сломаю руку?

Он ухмыльнулся, выбросил второй огрызок и встал:

– А вы не ломайте руки!

– Практический совет, – сказал я и подумал, что же будет дальше. Этот яблочный разговор показался мне слишком подозрительным.

Блюменталь достал ящик с сигаретами и предложил мне закурить. Это были уже знакомые мне «Коронас».

– Они тоже продлевают жизнь? – спросил я.

– Нет, они укорачивают ее. Потом это уравновешивается яблоками. – Он выпустил клуб дыма и посмотрел па меня снизу, откинув голову, словно задумчивая птица. – Надо всё уравновешивать, – вот в чем весь секрет жизни…

– Это надо уметь.

Он подмигнул мне;

– Именно уметь, в этом весь секрет. Мы слишком много знаем и слишком мало умеем… потому что знаем слишком много.

Он рассмеялся.

– Простите меня. После обеда я всегда слегка настроен на философский лад.

– Самое время для философии, – сказал я. – Значит, с кадилляком мы тоже добьемся равновесия, не так ли?

Он поднял руку:

– Секунду…

Я покорно склонил голову. Блюменталь заметил мой жест и рассмеялся.

– Нет, вы меня не поняли. Я вам только хотел сделать комплимент. Вы ошеломили меня, явившись с открытыми картами в руках! Вы точно рассчитали, как это подействует на старого Блюменталя. А знаете, чего я ждал?

– Что я предложу вам для начала четыре тысячи пятьсот.

– Верно! Но тут бы вам несдобровать. Ведь вы хотите продать за семь, не так ли?

Из предосторожности я пожал плечами:

– Почему именно за семь?

– Потому что в свое время это было вашей первой ценой.

– У вас блестящая память, – сказал я.

– На цифры. Только на цифры. К сожалению. Итак, чтобы покончить: берите машину за шесть тысяч. Мы ударили по рукам.

– Слава богу, – сказал я, переводя дух. – Первая сделка после долгого перерыва. Кадилляк, видимо, приносит нам счастье.

– Мне тоже, – сказал Блюменталь. – Ведь и я заработал на нем пятьсот марок.

– Правильно. Но почему, собственно, вы его так скоро продаете? Он не нравится вам?

– Просто суеверие, – объяснил Блюменталь. – Я совершаю любую сделку, при которой что-то зарабатываю,

– Чудесное суеверие… – ответил я.

Он покачал своим блестящим лысым черепом:

– Вот вы не верите, но это так. Чтобы не было неудачи в других делах. Упустить в наши дни выгодную сделку – значит бросить вызов судьбе. А этого никто себе больше позволить не может.

В половине пятого Ленц, весьма выразительно посмотрев на меня, поставил на стол передо мной пустую бутылку из-под джина:

– Я желаю, чтобы ты мне ее наполнил, детка! Ты помнишь о нашем пари?

– Помню, – сказал я, –но ты пришел слишком рано. Готтфрид безмолвно поднес часы к моему носу.

– Половина пятого, – сказал я, – думаю, что это астрономически точное время. Опоздать может всякий. Впрочем, я меняю условия пари – ставлю два против одного.

– Принято, – торжественно заявил Готтфрид. – Значит, я получу бесплатно четыре бутылки джина. Ты проявляешь героизм на потерянной позиции. Весьма почетно, деточка, но глупо.

– Подождем…

Я притворялся уверенным, но меня одолевали сомнения. Я считал, что булочник скорее всего уж не придет. Надо было задержать его в первый раз. Он был слишком ненадежным человеком.

В пять часов на соседней фабрике перин завыла сирена. Готтфрид молча поставил передо мной еще три пустые бутылки. Затем он прислонился к окну и уставился на меня.

– Меня одолевает жажда, – многозначительно произнес он.

В этот момент с улицы донесся характерный шум фордовского мотора, и тут же машина булочника въехала в ворота.

– Если тебя одолевает жажда, дорогой Готтфрид, – ответил я с большим достоинством, – сбегай поскорее в магазин и купи две бутылки рома, которые я выиграл. Я позволю тебе отпить глоток бесплатно. Видишь булочника во дворе? Психология, мой мальчик! А теперь убери отсюда пустые бутылки! Потом можешь взять такси и поехать на промысел. А для более тонких дел ты еще молод. Привет, мой сын!

Я вышел к булочнику и сказал ему, что машину, вероятно, можно будет купить. Правда, наш бывший клиент требует семь тысяч пятьсот марок, но если он увидит наличные деньги, то уж как-нибудь уступит за семь. Булочник слушал меня так рассеянно, что я немного растерялся.

– В шесть часов я позвоню этому человеку еще раз, – сказал я наконец.

– В шесть? – очнулся булочник. – В шесть мне нужно… – Вдруг он повернулся ко мне: – Поедете со мной?

– Куда? – удивился я.

– К вашему другу, художнику. Портрет готов.

– Ах так, к Фердинанду Грау…

Он кивнул.

– Поедемте со мной. О машине мы сможем поговорить и потом.

По-видимому, он почему-то не хотел идти к Фердинанду без меня… Со своей стороны, я также был весьма заинтересован в том, чтобы не оставлять его одного. Поэтому я сказал:

– Хорошо, но это довольно далеко. Давайте поедем сразу.

Фердинанд выглядел очень плохо. Его лицо имело серовато-зеленый оттенок и было помятым и обрюзгшим. Он встретил нас у входа в мастерскую. Булочник едва взглянул на него. Он был явно возбужден.

– Где портрет? – сразу спросил он.

Фердинанд показал рукой в сторону окна. Там стоял мольберт с портретом. Булочник быстро вошел в мастерскую и застыл перед ним. Немного погодя он снял шляпу. Он так торопился, что сначала и не подумал об этом.

Фердинанд остался со мной в дверях.

– Как поживаешь, Фердинанд? – спросил я.

Он сделал неопределенный жест рукой.

– Что-нибудь случилось?

– Что могло случиться?

– Ты плохо выглядишь.

– И только.

– Да, – сказал я, – больше ничего…

Он положил мне на плечо свою большую ладонь и улыбнулся, напоминая чем-то старого сенбернара.

Подождав еще немного, мы подошли к булочнику, Портрет его жены удивил меня: голова получилась отлично. По свадебной фотографии и другому снимку, на котором покойница выглядела весьма удрученной, Фердинанд написал портрет еще довольно молодой женщины. Она смотрела на нас серьезными, несколько беспомощными глазами.

– Да, – сказал булочник, не оборачиваясь, – это она. – Он сказал это скорее для себя, и я подумал, что он даже не слышал своих слов.

– Вам достаточно светло? – спросил Фердинанд.

Булочник не ответил.

Фердинанд подошел к мольберту и слегка повернул его. Потом он отошел назад и кивком головы пригласил меня в маленькую комнату рядом с мастерской.

– Вот уж чего никак не ожидал, – сказал он удивленно. – Скидка подействовала на него. Он рыдает…

– Всякого может задеть за живое, – ответил я. – Но с ним это случилось слишком поздно…

• Предыдущая
• 43/98
• Следующая