Варяжский меч - Максимушкин Андрей Владимирович - Страница 54

Блуд хотел подъехать поближе, посмотреть, что это такое в ночи светит, да старший дозора Славиша запретил. И так ясно, не человек это. А глядеть, что там за нечисть под звездами шатается… Хорошо, если безобидный шиш или жердяй, а может, и какая гадость вроде встречника или ненасытной навьи шастать. Хлопот потом с ней не оберешься.

Посмеявшись над ночным приключением Блуда, варяги миновали лес, проехали мимо небольшого болотца с густой порослью осоки и рогоза по берегам. За болотом свернули с наезженного шляха на узкую, вьющуюся по кустарнику дорожку. В небе парил сокол. Вдруг он сложил крылья и камнем упал на землю. До ушей донесся тихий писк, хлопки крыльев, и птица вновь поднялась над ольховыми зарослями. В когтях у сокола можно было разглядеть небольшой серый комочек, скорее всего, мышь.

Далее за полем ободритов опять встретил лес. Дорога совсем сузилась и превратилась в тропу. Местами ее засыпало пожухлой листвой, на солнечных прогалинах в колее трава поднималась. Иногда встречались перегородившие дорогу древесные стволы. С первого взгляда было ясно, что ездят здесь нечасто.

Ехавшие первыми и показывавшие дорогу Никлот и Зубр пояснили: местные боятся этой дороги. Говорят, в лесу тати обосновались, прохожих грабят. А в самой чаще лесное диво живет. Сам большой, в два роста, широкий, мохнатый, голова горшком, глаза красные. Морда на человечью похожа. Шерсть темно-рыжая, с подпалинами, на животе светлее. Человечьим языком не говорит, рычит голодным медведем.

— А поймать не пробовали? — поинтересовался у рассказчиков Гром, подкручивая ус.

— Люди рассказывали, раз собрались охотники, пошли на чудище. Да только из леса половина из них вернулась. Коней потеряли, оружие бросили, говорили страшное: дескать, там такое творилось, что и ноги еле унесли, не то что о конях думать.

— Это больше на тролля похоже, — задумчивым голосом добавил Славомир. — У норманнов в горах таких немало водится. Железо троллей не берет, приходится сетями ловить.

Разговоры разговорами, а ничего необычного ободриты в лесу не встретили. Тати если и были, сочли за благо от дороги подальше убежать. Только бы варягам на глаза не попасться. И чудо лесное не повстречалось. Тоже, наверное, дружины испугалось.

Кончился лес незаметно. Только что дорогу со всех сторон лесные великаны окружали. За ветвями неба видно не было. Как в пещере ехали. Между деревьями лещина, бересклет, жимолость разрослись, внизу только папоротник и хвощ растут. Травы в лесном сумраке мало. И вот два шага — стены пещеры расступаются, и тропа в чистое поле выходит.

Здесь уже до Лабы всего два поприща осталось. Ильменау вброд пересекли. Берега здесь хорошие, пологие. Вдалеке, на горизонте, стены Люнебурга видны. Странно, почему его не взяли? Недалеко же от нашей земли стоит. Спалить его, чтоб не мешал, а остатки валов заставить саксонских холопов срывать. Дело привычное, простое. Рагнар хотел было поинтересоваться у князя, но вовремя остановился. Уловил взгляд Славомира, брошенный в сторону замка. Было в этом взгляде нечто. Никакой злобы и ненависти. Как будто охотник ловушку на крупного зверя разглядывает, думает: все ли правильно сделал, не забыл ли чего.

Дружина быстро катилась по шляху. Здесь среди полей и перелесков близ великой реки на каждом шагу встречались следы буйного набега русов. Ни одного живого сакса, ни одного сохранившегося села или дома. Иногда только попадались объеденные зверьем и коршунами трупы на пепелищах. Даже небольшой городок, попавшийся на пути, был спален дотла. Варяги прошли мимо уцелевших местами обугленных стен, не задерживаясь, только зажимая носы от трупной вони. Чувствовалось, что весь левый берег Лабы превратился в пустыню.

Недалеко от реки на пути встретился конный разъезд велиградских ободритов. Дружинники Славомира с искренней радостью приветствовали товарищей. На дозорных со всех сторон посыпались вопросы и расспросы.

Сам князь первым делом поинтересовался: где сейчас отец и как дела идут? И что о рати Оттона Второго слышно? Оказалось, князь Белун сейчас за Лабой в стане рать собирает. Это за Битковым, у большого шляха, на берегу речки Зницы. Найти легко. Едете прямо, как увидите все поле в шатрах от края до края, значит, приехали. Новости хороши. Большая рать собирается. С Руяна храмовая дружина пришла. Триста витязей, все как на подбор, в бою страшнее раненого медведя, в засаде тише и хитрее рыси. Да еще тысячу ругов князь Мстивой привел. Из Люблина три сотни охотников явились.

— Князя Славера с ними не было? — спросил Славомир.

— Нет, из той дружины пока никто не пришел. Будут ли, не знаю. Это у старого князя спрашивай.

Еще рассказывают: большая рать велетов с князем Годлавом идет. Скоро будут. Раньше Оттона, если Радегаст пожелает. Оттон Рыжий из Хильдесхейма выступил. Так купцы и доглядчики сообщают. Что за доглядчики и откуда они взялись, мечник не сказал. Сам, наверное, не знает.

Все новости были хорошими, даже на душе легче стало. Махнув рукой дозору, Славомир пришпорил лошадь. Его сердце рвалось к Лабе, туда, где собирается войско русов. Проскакав около пяти перестрелов, князь остановился, нечего от своих отрываться. Он, князь, должен честь и порядок блюсти. С ранеными-то быстро не поскачешь.

Дальше ободриты ехали быстрым шагом одним сплоченным отрядом. Небо опять затянуло тучами, закрапал мелкий осенний дождик. Не дождь даже, а так — летящая с неба сырость. Вскоре дружина выехала на поросший ковылем бугор, тянувшийся вдоль реки. Перед глазами варягов во всей своей красе открылась могучая, полноводная Лаба. Дождь прекратился. Сквозь тучи пробился солнечный луч, скакнул и рассыпался блестками по волнам.

С реки тянуло прохладой и свежестью. Пахло рыбой, водой и водорослями. Над водной гладью с пронзительными криками кружили чайки. Далеко на полночь в небе парил сокол.

Настроение у всех дружинников было приподнятым. Даже раненые улыбались, даже Асмуд, повидавший в своей жизни немало рек и морей, выпрямился в седле и подставил лицо свежему речному ветерку. Томила Нечеса приподнялся на локте и попытался выглянуть из-за конского крупа. На носилках это было нелегко. Углядев краем глаза водную синь, воин опустился на свое ложе.

— Ну вот, на родной земле и умирать легко.

— Куда тебе умирать?! — возмутился ехавший рядом гридень. — В Ирий тебе еще рано. Сейчас приедем, сдадим тебя волхвам, чтоб дырки заштопали и дурные мысли из головы выгнали.

— Так еще вернусь ли домой?

— Вернешься! Зимой с нами в полюдье поедешь.

Пока тянулся этот разговор, лошади вынесли варягов к изгибу реки. Отсюда открывался вид на переправы. Множество людей суетились на обоих берегах. По реке плыло около десятка плотов. Полуголые мужи на плотах выбирали из воды толстые канаты, переброшенные с берега на берег. Видно было, переправу настроили так, чтобы можно было легко перекидывать с берега на берег большие отряды воинов. Чуть в стороне к Лабе спешила еще одна дружина русов, навскидку около трех сотен копий.

Сама переправа много времени не заняла. Вернувшуюся из дальнего похода, отягощенную ранеными, но не добычей, дружину пропустили вне очереди. Тут и Славомир вовремя прикрикнул на паромщиков, потребовал пропустить первыми. Бойцы быстро завели своих лошадей на прочные дощатые настилы плотов, десятки крепких рук взялись за канаты, и паромы пошли по реке.

Туда — обратно, туда — обратно. Переправились быстро. Дружинники поспорили: чей плот первым до противоположного берега дойдет. Упершись ногами в доски, бойцы взялись за канаты. И эх! Пошли. Канаты натянулись, молодежь и умудренные годами, покрытые шрамами бойцы со смехом потянули плоты. Быстро пошли. От носов паромов буруны поднялись. Первым оказался плот с боярином Громом. Старый вояка сам тянул канат и еще подбадривал товарищей.

— Вот как надо! Учитесь, — с гордо поднятой головой заявил Гром, спрыгивая на берег.

— Наш берег! Наша земля! — воскликнул раскрасневшийся Змейко, перепрыгивая полоску воды между паромом и песком бичевника.