Кремень и кость - Лундберг Евгений - Страница 14
- Предыдущая
- 14/39
- Следующая
Сверстники льнули к Косоглазому и повиновались ему, хотя он не искал над ними власти. Не хотел быть ни первым, ни последним, жил весело, играючи преодолевал опасности и не знал ночных страхов. С ним и другим было весело и беззаботно.
Один из юношей, помоложе, ходил за ним, как теленок за маткой. Вернее всего, дети одной матери или, быть может, товарищи по детским играм, они даже жили в одной хижине. Щедрость Косоглазого удивляла того, другого, что жил с ним, и была ему выгодна.
Светловолосые — их было тоже двое — резко отличались мастью от большинства мужчин в становище. Одни говорили, что светловолосыми они родились оттого, что матери зачали их в голодный год, когда племя почти не видело мяса. Другие объясняли это тем, что матери — или одна мать — рожая, прижимались головой к белой известковой глыбе, упавшей когда-то с потолка пещеры и отгораживавшей угол для нечистых. От белого камня и родились белые дети. Отметина вызвала насмешки и сблизила светловолосых. Были они не совсем своими среди племени и совсем понятные друг другу и Косоглазому. Тому, другому, что жил с Косоглазым, светловолосые были безразличны: туповатый и жадноватый, он заботился больше о добыче и, насытившись, спал едва ли не круглые сутки.
Отвращение старцев к Косоглазому выражалось в том, что они сторонились его. Один лишь Старый Крючок проявлял свои чувства иначе. Он ходил за Косоглазым по пятам и жадно, враждебно, по-старчески остро следил за его делами. На заре, днем и ввечеру приходил старик к его жилищу и ощупывал степы беспокойными глазками.
— Где ты нашел этот большой кремень? — спрашивал Крючок.
— На изгибе реки, в том месте, где река изменила русло. Там очень много таких же чистых кремней, — беззаботно отвечал Косоглазый.
Старик с отвращением в лице откладывал кремень в сторону, отбирал половину дневного улова, сердито трогал недоделанный дротик и все, кроме дротика, уносил с собой.
— Когда окончишь дротик, я его возьму, — говорил Крючок на прощание. — Не отбивай так тонко острее кремня. Дротик — не игла, острее обломается при первом же ударе.
Косоглазый улыбался. Темные желваки его сильных скул шевелились. Он любил, чтобы острее было тонкое и длинное. Оно разило вернее широких прадедовских наконечников.
— Завтра буду рыбу ловить, — сказал, приготовляя снаряд, Косоглазый Старому Крючку. Он слегка поддразнивал старика, как волчата поддразнивают волчицу.
— Я пойду с тобою, — угрожающе отвечал старик. — Но улова у тебя не будет. Идет гроза. Горные потоки замутят воду. Будет гневаться Носящий Тучи. А когда он гневается, не следует ловить рыбу и бить зверя.
Когда старик на рассвете пришел к землянке Косоглазого, зола в очаге была холодна, жилище пусто. Старый Крючок сердито постучал посохом по кровле, по очагу, по полу и унес с собою плохо укрытые листьями остатки пищи. Он пошел по обрывистому берегу, сел на камень и стал вглядываться в береговые камыши. Косоглазого не было видно.
В назначенное старцем время налетели меднокрылые растрепанные тучи. За ними наползала тяжелая, грохочущая сизая громада. Ветер срывал листья с ветвей. Жуткая тучевая бахрома стремительно мела сгибающиеся кудрявые вершины. Но дождь не пролился. До вечера стояла духота. Темная речная глубь покрылась разорванной пеной, комары и мотыльки липли к кустарникам и к заводям.
Перед закатом начался рыбий шабаш. Кругами заколыхалась согретая зноем вода. Косоглазый работал без передышки, то забрасывая в воду крючки, то поражая рыбу легким гарпуном.
На ночь он завалил пойманную рыбу камнями, а сам укрылся в камышах. Он подстерег выдру. Уснул он только после восхода солнца. Убитую выдру пришлось тоже завалить камнями, так как Косоглазого тянуло к высоким холмам, лежавшим на юг от становища на расстоянии двух дней пути.
Итти было трудно. Холмы приближались медленно. Ветер расчистил тучи, но зноя не убавил. Солнце казалось больше обычного. Косоглазый громко пел, несмотря на то, что кругом были незнакомые места.
По пути попадались утиные гнезда с пушистыми птенцами. Косоглазый убил цаплю. Мясо ее оказалось невкусным, но оперение было ярко. Мир вокруг Косоглазого сиял всеми своими богатствами, радуя его ветром, водами, лесами, зверьем, вкусными корешками и ягодами. Порою Косоглазый останавливался и прыгал, притопывая на одном месте, — так весело ему было жить на свете. Каждый день был хорош, но следующий мог быть еще лучше. Каждое место было превосходно, но где-то рядом было совсем замечательное.
Сначала на холмах Косоглазый не встретил никаких неожиданностей. Здесь было меньше дичи, чем на заливных лугах и в камышах береговой полосы: не стало болотных птиц, мелкое зверье попряталось в чащи. Косоглазый подумал, что, пожалуй, не стоило ходить так далеко.
Но, углубившись в холмистую страну, он достиг берегов незнакомой быстрой реки. Она бежала по глубокому каменистому ложу, и воды ее были скорее зелеными, чем синими, они несли с собой частички меловых берегов. Внезапно речка исчезла. Косоглазый протер с недоумением глаза и кинулся на вершину холма. Речки не было. Любопытство овладело охотником. Не помышляя об опасностях, он стал спускаться к реке.
И вправду: река уходила под землю, прорыв русло в складках высокой известковой гряды. Бело-зеленые уступы охраняли широкий вход. Огромные глыбы камня пенили и разбивали течение речки. Широкие, промытые в известняке террасы вели вдоль течения и углублялись в стороны в виде огромных, связанных между собою покоев — пещер.
Потолок основной пещеры когда-то обвалился. Высоко над головою синело в узкую щель небо. Зеленые отсветы лились в пещеру от провала. Края его заросли травою и деревьями. Бледная листва залитых солнцем березок свешивалась в темный пролет.
То глухо, то гулко отдавались под сводом шаги Косоглазого. И вдруг он, резко вскрикнув, отпрянул в сторону: перед ним лежали, протянувшись вдоль стены, человеческие кости. Череп и ребра были целы. Человек умер либо от болезни, либо от голода.
Первым движением Косоглазого было итти назад. Однако тишина, плеск воды и равномерное постукивание падающих с потолка капель успокоили его. Вдали виднелся просвет.
Он спрятался за камень и ждал. Никого, ничего. Только плеск речной становился сильнее впереди, за просветом. Косые пороги протягивались от берега к берегу. Проход суживался. Кости мелких зверушек валялись на земле. Скалила зубы челюсть лошади. Какой-то большой хищник хозяйничал когда-то в пещере. Из-под слоя мягкой земли торчал желтый могучий бивень.
Бурная радость кинула Косоглазого к занесенным многолетним илом остаткам мамонта. Не ему — племени его нужен этот драгоценный материал. Косоглазый покачивался, точно от хмеля. Вот почему его звало сюда солнце! Духи-покровители любят его… Он еще раз испытал силу их покровительства. Им — поклонение, им — жертва, им — страх, да не оставят и впредь.
Века, века лежали здесь эти желтые кости, и он чувствовал лёт этих веков.
Подняв высоко мохнатые брови, с открытым ртом двигался Косоглазый вперед, ожидая новых чудес. Река внезапным прыжком одолела последние пороги и в космах пены, бурля и вертясь в маслянистых кругах, в туго стянутых омутах, уходила на середину широкой закрытой со всех сторон котловины. Пещерные своды остались позади.
Косоглазый почувствовал приступ смертельной усталости. Он свернулся в нагретой солнцем куче сухих листьев и уснул, забыв о голоде.
II. Охотничьи рассказы
Старый Крючок, дремавший на мшистом камне над обрывом, то вспоминал о прошлом, то предавался злобе. Было бы ре худо, если бы застигнутый грозою Косоглазый не возвратился вовсе…
- Предыдущая
- 14/39
- Следующая
