Кремень и кость - Лундберг Евгений - Страница 31
- Предыдущая
- 31/39
- Следующая
Как и племя медвежьей пещеры, темноволосые люди любили переданные веками рассказы и, слушая их, требовали нескончаемых повторений. Чем более привычен был ход событий, тем приятнее было слушать повесть о них. Новизна вызывала лишь насмешливое любопытство. И Светловолосому и Взятой У Моря не однажды пришлось для увеселения праздных мужчин рассказывать о побеге, о реке, о пленении, о разоренном очаге, о погибших родичах и о днях неуверенности в первое время неволи. Эти рассказы тяготили пленников, как непосильный труд. Отирая пот унижения, заползали они на четвереньках в отведенное им логово. И тогда Взятая У Моря, прижавшись к Светловолосому, хриплым шопотом просила:
— Расскажи снова.
И он рассказывал — совсем не так, как накануне. И она тоже. Во время этих рассказов они походили на двух попавших в западню собак, зализывающих с тихим повизгиванием друг другу раны.
Ветер рвал тучи, обнажались звезды, становилось холодно. Светловолосый затихал.
«Ошибся Рысьи Меха, — думал он, прислушиваясь к дыханию женщины и впадая в обычную тоску. — Не к теплым водам течет наша река и не на полдень, а на заход. Нет здесь тех обожженных солнцем племен, о которых он рассказывал. Нет и лесов неломкого дерева. Только старцы чужого племени, как и наши старцы, поминают в беседах путь на полдень мимо белой горы. Но никто из живущих ни у нас, ни здесь не ходил этим путем».
В дни зимнего солнцестояния было большое празднество у реки. С этой поры Взятая У Моря стала отделяться от Светловолосого.
— Ты чужой, я чужая, собакам в западне легче, чем нам.
Тогда и Светловолосый стал больше думать о своей судьбе. Многое в становище нравилось ему. Нравилась порывистость, с которою старики равнялись по молодым, преследуя дичь и уходя в далекие плавания. Нравилась близость больших вод, рассказы о пенных холмах на них, имена погибших под ними смельчаков, злые морские ветры. Жилища племя строило глубокие и просторные, длиною в три, шириною в два человеческих роста, заплетало надземную их часть плетнем, покрывало тростником и ветвями и, чтобы не было темно в зимние ночи, зажигало светильни на плоских камнях, впадина которых заполнялась заранее протопленным жиром. Тщательно подбирало меха к мехам на одежде, украшало их обильно раковинами, любило длинные копья и тяжелые багры, которые без промаха поражали самую крупную рыбу. Особенно полюбились Светловолосому рыбные охоты в последние теплые перед осенью ночи. Почти все племя перекинулось к устью реки. Подростки, наравне со взрослыми, несли с собою длинные смолистые ветви. Когда стемнело, были разложены костры, охотники подожгли ветви и, высоко подняв их в левой руке, стали поражать гарпунами спящую в омутах рыбу. Раненую рыбу вытаскивали на берег женщины и тут же добивали. Возле островов бросались в воду разом длинные вереницы охотников, все с пылающими ветвями в руках, возбужденные полыханьем зарниц, жадностью и всплесками воды. Когда тьма стала таять и звезды потускнели, охота прервалась. Мужчины растянулись среди ивняка, ожидая солнца. Старый охотник, по прозвищу Большая Гора, лежал на спине рядом со Светловолосым и по-стариковски смотрел на звезды.
— Смотри, — сказал он Светловолосому, — там тоже охота. Вон дорогою минувшего и будущего по молочно-белым пескам, приходят умершие охотники, и у каждого них в руках пылающая ветвь. А дальше костры. Самих костров не видно, только отблеск ударяет в глаза — это главное становище мертвых.
Если бы не ожидание похода к медвежьей пещере, эти ночные охоты еще теснее привязали бы Светловолосого к чужому племени, и тоска отчужденности понемногу замерла бы. Но лебедь времен каждый день подымал со дна реки новый камень и каждую ночь уносил его за черту лугов. Близок был черед того камня, при виде которого племя покинет становище и двинется вверх, взяв проводником своим Светловолосого.
Коренастому старику приснилось, что в медвежью пещеру внесли тело Рысьих Мехов и сложили его на костер. Когда рассвело, Коренастый разбудил остальных старейшин и, на радостях нарушив тайну, во всеуслышанье сказал:
— Рысьи Меха убит. Довольно морить голодом Старую Рысь.
Старейшины искали взглядами того, кто принес добрую весть.
— Ночью посланные принесли убитого. Я видел. Все поняли, что видел не сам Коренастый, а его вторая душа в своих ночных скитаньях.
— Посланные нами люди принесли его тело? — Да, посланные.
— Убит, — согласились и старейшины.
Старую Рысь с этого дня стали кормить наравне с остальными женщинами племени. Она уже не боялась за близнецов, когда они отползали от нее к другим детям. Коренастый был по-особенному заботлив. Упорство и смелость чужой женщины волновали старика. Женщины медвежьего племени с негодованием отгоняли его от Старой Рыси, и старик терпеливо сносил насмешки, которых не простил бы мужчинам. Сама же Старая Рысь по-прежнему жалась в темном углу пещеры, как коршун с подшибленным крылом, терпеливо ожидающий, когда крылу возвратятся силы. Время от времени Коренастый подходил к ней и, пристально глядя в глаза, повторял:
— Я видел… Убит…
Старая Рысь не отзывалась. Коренастый поднимал с земли камушек и, бросив ей на колени, твердил:
— Убит… Рысьи Меха убит… Старая Рысь о отвращением опускала глаза. Потом губы ее начинали шевелиться, и вся она тяжелела от ненависти.
— Для тебя убит. Для меня жив.
Он понимал ее по-своему: она боится, что душа убитого охотника придет мстить врагам своим. Была она ему слаще и страшнее всех женщин, каких он знал за долгую свою жизнь.
В один из очень холодных вьюжных вечеров второй половины зимы возвратились охотники, посланные в погоню за Рысьими Мехами. Лица их были иссечены ветром и снегом. Они жадно кинулись к огню и к пище. Пусть хоть убьют их родичи — не горька смерть в родной пещере, у жарких костров.
Коренастый радостно приветствовал их. Подошли и косматый Водяник, и Насмешливый, и двое сутулых от старости резчиков по кости, и старик, охранявший жреческую одежду, и охотник с тонко изукрашенным резьбою жезлом. Потянулись из углов охотники помоложе, любопытные старухи со сбитыми седыми космами, юноши и девушки — одни пробужденные от полудремоты радостью свидания, другие с тупыми лицами, вставшие с теплых шкур только потому, что поблизости зашевелились старшие.
Страх боролся в пришедших о чувством покоя и сытости. Они явно для всего племени чувствовали себя в чем-то виноватыми. Насмешливый старик костлявою рукою притянул к себе старшего из посланных. Его морщинистый живот задрожал от смеха.
— А где же тот? — спрашивали прищуренные под желтыми бровями глаза.
Старая Рысь кралась к костру. Она держалась в тени, медлила среди клубов дыма, обходила сторонкою враждебные спины. Близнецы подкатились ей под ноги, мешал итти. Она прижала их к себе, прошла несколько шагов, снова опустила их на землю, оттолкнула подальше и забыла о них. Коренастый вторично нарушил тайну старейшин:
— Куда вы его положили? — громко спросил он пришедших.
— О ком говоришь?
— Где Рысьи Меха? — сердито крикнул Коренастый.
— Он — там, — неопределенно сказали пришедшие.
— Мы его не нагнали, — отозвался старший в отряде. — Рысьи Меха замерз у Белой горы, — уверенно добавил он, Едва прозвучали эти слова, все, как один человек, уверились в том, что Рысьи Меха действительно замерз среди ледников Белой горы.
- Предыдущая
- 31/39
- Следующая
