Совесть - Голявкин Виктор - Страница 8

• Предыдущая
• 8/16
• Следующая

Сейчас почва была твёрдая, морщинистая, растрескавшаяся и напоминала кожу слона.

Лишь под серединой моста притаилась жалкая лужица. Чтобы оказаться в тени, надо было забраться в эту лужицу.

Всё-таки они полезли под мостик, притулились на краю болотца.

— Если бы мы не надели белые платочки, давно бы умерли, — хрипло сказала Валя. — Замки! И зачем только я поддалась на твои уговоры!

— Сейчас что уж об этом говорить… А эти зверюшки нас не заедят? — Кира брезгливо поморщилась. — Ой, а что это они делают?

Стайка маленьких мух сновала над болотцем. Мухи опускались на воду, бегали и скользили по ней, снова взлетали и снова садились. Ни одна из мушек не села на девочек, даже не задела их ни разу.

— На коньках катаются, — с удивлением сказала Кира. — Ну точь-в-точь. Надо же!

Мушки, и правда, будто весело катались на коньках. По насыщенной солью воде они скользили, как по льду. Становились ровными рядами и все вместе быстро катились в одну сторону. На мгновение останавливались и так же согласованно, все одновременно, катились в другую. Потом направление почему-то менялось: мушиная стая неслась, скользила уже иначе. Но ни одна мушка не выбивалась из строя.

— Чудеса! — прошептала Кира. — Тренировки у них, что ли, такие? Наши бы ребята на физкультуре так здорово! Зарисовать бы, да пальцы у меня не шевелятся.

Всё-таки она развернула тетрадку. Всю дорогу Кира её тащила с заложенным в тетрадку карандашом, хотела зарисовать воздушные замки. Неловкое движение — карандаш выскользнул, упал на землю и… провалился в трещину.

— Ну-у! — Кира заглянула в трещину. Карандаша и след простыл, почва проглотила его.

— Если бы у нас были спички, — уныло проговорила Валя, — мы могли бы зажечь костёр. Чтобы нас нашли.

— А где бы мы хворост взяли?

— Мостик этот подожгли бы.

— Мостик, может, зимой нужен. Ведь зачем-то его тут построили. Да при таком солнце костра, пожалуй, и не увидишь… Пойдём. Всё равно тут тени нет.

— Мне вот-вот станет дурно. — Голос у Вали был совсем сонный. — В обморок упаду…

— Нет, уж лучше не падай. А то я буду приводить тебя в чувство водой из этого мушиного протухшего болотца. — Кира старалась говорить шутливым тоном, но смотрела на подругу с беспокойством. Помогла ей подняться.

Они поплелись дальше.

Солнце слепило глаза. Хоть бы какой ветерок подул! Опять куст чертополоха. Теперь уж не обманешь! Видим, что не дерево.

И вдруг Валя остановилась и… опустилась на землю.

— Валечка, что ты? Споткнулась?

Валя бессильно приникла к земле, прикрыла голову руками.

— Не могу больше! Шагу ступить не могу…

— Но лежать ещё хуже! Вставай! Мы выйдем на дорогу. Или кто-нибудь проедет мимо.

— Неужели ты не видишь, что никто здесь не ездит, не ходит? — с раздражением сказала Валя. — Этот край степи совсем заброшенный…

— А может, поедет кто-нибудь… Ну, возьми себя в руки! — Кира топталась над Валей, чувствуя себя совершенно одуревшей: «Да что же делать? Вот напасть-то!» — Послушай, Валечка! Встань! В каких положениях люди не падали духом! Ну, подумай! Вот тётя твоя вчера нам рассказывала про партизан. Здесь, в Крыму! Как они в горах прятались и еды совсем не было. Там и ребята среди них, может, младше нас…

— В горах — тень! — пробормотала Валя.

— И в степи были партизаны, ну, что ты говоришь? Наверно, и здесь тоже, на этом вашем чёртовом Сиваше. Им-то насколько хуже, чем нам, приходилось!

— То всё во время войны было…

— Будто, когда нет войны, можно распускаться! — Кира пыталась насильно поднять Валю, тянула её за плечи, за руки.

Всё было напрасно. Тяни не тяни. Валя совсем обмякла, валилась безвольно на землю и только твердила:

— Не могу идти… у меня нет сил…

Кира даже запыхалась. Постояла минуту в раздумье. Потом сказала решительно:

— Ну, вот что! Я побегу, может, отыщу какую-нибудь дорогу, по которой машины ходят. Буду всё время громко кричать на бегу…

— Если ты уйдёшь, я сразу умру, — твёрдо сказала Валя. — Я не могу остаться одна…

Сидя возле Вали, Кира озиралась со страхом. Какая злая степь! Местами земля совсем облысела — голая, твёрдая корка, вся в трещинах. Даже полынь отказывалась расти.

…Из окна был виден Таврический сад. У них дома в Ленинграде. Громадные ветвистые липы. Кроны раскинулись шатром, тень от них густая и такая прохладная, что её можно пить, как воду. Зимой стволы чернели на белом снегу. Издали казалось, что они вырезаны из чёрной бумаги и наклеены на белую. Будто аппликация. Падал крупный снег. Можно высунуть язык и поймать снежинку. Как это вкусно — снежинка!

А здесь не снежинки летают. Здесь мушки. Скользят, как по льду. Очень солёному. Надо спросить у преподавательницы зоологии Клавдии Петровны, зачем мушки так тренируются? В кабинете зоологии Санька Громов толкнул её, Киру. От неожиданности она уронила чучело дикой утки и страшно испугалась: ей показалось, что утиный клюв треснул. Трещина, если и была, то неглубокая — карандаш бы в неё не провалился. Дикие утки не прилетают на Сиваш. Что им тут делать, когда всё вокруг солёное? Подняв утку с полу, Кира дала Саньке тумака. А ведь Санька умный, он что-нибудь придумал бы. И он мог бы тащить Валечку на спине, а ей это не под силу. Клавдия Петровна тогда выставила из класса их обоих — и Саньку, и Киру. А вдруг она никогда больше не увидит Клавдию Петровну? Мамочка! Да что же это такое?!

Сквозь закрытые веки и то отсвечивает красным. А приоткроешь глаза — так и ослепляет белёсая, растрескавшаяся земля и море, лиловое, какое-то металлическое…

Было бы у неё длинное платье, как у женщин Индии — Кира видела в кино, — они бы обе закрылись, даже навес бы устроили над головой. Кира сняла с себя платье и накинула на Валю, чтобы у той не сделался солнечный удар. Сама осталась в трусиках, а плечи прикрыла Валиной косынкой. И сидит, как в печке — насквозь её прожигает.

Она уже отбегала то в одну сторону, то в другую, кричала и размахивала косынкой. Но совсем недалеко отбегала, чтобы всё время видеть Валю. Убежишь подальше и… вдруг не найдёшь дороги обратно? А потерять это место легко: вокруг всё такое одинаковое.

Есть уже совсем не хочется, только пить. С голоду они не умрут, без пищи человек может жить очень долго. А без воды? Через сколько дней люди, заблудившиеся в пустыне, умирают от жажды? Тётка Валина вернётся завтра, сразу поднимет тревогу… А если она задержится?

Она ли это, Кира, сидит на горячей земле, подтянув колени к подбородку? Как-то странно всё… Валя лежит под платьем тихо. Надо уткнуться лицом в свои локти, лежащие на коленях, тогда глазам темно, легче без этой яркости…

Графитно-серые сумерки окутали степь. А небо на горизонте пламенело, кроваво-красное, оранжевое. Уходило беспощадное солнце.

Кира глотнула посвежевшего воздуха, пошевелилась. Плечам и спине стало резко больно.

Валя сидела, поджав ноги.

— Как ты спала крепко! Ну, что нам делать? Пропадём! — Она всхлипнула.

— Ночью, во всяком случае, не пропадём. Хоть не изжаримся. — Кира вскочила и вскрикнула: — Уй-ю-юй! Спине как больно! Да я вся как деревянная… Вот ночью костёр был бы виден…

Глянула и замерла в удивлении. На пылающем фоне закатного неба внезапно возникли чёрные силуэты бегущих коней. Морды, крутые шеи, взлетающие копыта — всё так чётко и необыкновенно. Гривы развеваются на бегу.

— Валя! Посмотри! Красотища какая!

Валя подняла голову и прошептала испуганно:

— Табун!

А конские силуэты росли, становились всё больше…

— На нас бегут! Затопчут! — Валя стремительно поднялась на ноги, в голосе её звучал ужас.

У Киры сердце заколотилось от страха. Она заметалась, обхватила Валю, пытаясь её куда-то тащить. С плачем Валя обвисала на её руках.

Не помня себя, Кира завопила отчаянно:

— Ма-ма! Ма-а!

Прижала к себе Валю и зажмурилась. Пропали! Совсем близко где-то конский храп…

• Предыдущая
• 8/16
• Следующая