Великий Чингис-хан. «Кара Господня» или «человек тысячелетия»? - Кычанов Евгений - Страница 34

• Предыдущая
• 34/81
• Следующая

Алтану с Хучаром, некогда возведшим Темучжина в ханское достоинство, а теперь покинувшим своего хана, Чингис напомнил историю своего избрания, когда не он, а любой из них мог быть избран ханом и не захотел этого. Если бы кто-то из них был ханом, уж он-то, Темучжин, служил бы ему верно и преданно. «Открыто ли вы хотите покинуть меня или надумали покинуть коварно и лицемерно?» [там же, с. 137] – задавал он им вопрос, скорее риторический, чем по существу, так как эти знатные монголы, некогда избравшие его ханом, ныне уже были в стане его врагов. Судя по словам послания еще к одному перебежчику («ведь моего улуса Алтан с Хучаром, конечное дело, никому не дадут» [там же, с. 138]), Чингис считал Алтана и Хучара реальными претендентами на его ханское место в улусе монголов.

В версии Рашид-ад-дина, Чингис прямо заявляет Алтану и Хучару: «Вы оба задумали убить и оставить меня брошенным на темной земле либо упрятать лежать под землю» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 129]. Становится понятной суть новой вспышки вражды – это была борьба за то, чтобы лишить Чингиса власти в монгольском улусе, покончить с ним самим. Слишком опасен стал Чингис после победы над татарами. Чжамухе и примкнувшим к нему «природным ханам» Алтану и Хучару стало не по душе резкое усиление власти Чингис-хана. Ван-хан и Сангум, как мы видели, были вовлечены в борьбу с Чин-гисом монголами – его соперниками.

Дипломатическая акция Чингис-хана, несомненно, имела значение отвлекающего маневра. На деле он собирал разрозненные силы, сжимая их в кулак, ожидая лишь удобного момента, чтобы разделаться со своими противниками.

Раненому Сангуму Чингис велел сказать, что тот торопится стать ханом еще при жизни его отца, Ван-хана. Чингис хотел вбить клин между отцом и сыном. Взбешенный Сангум в ответ заявил, что Чингис никогда и не именовал его отца иначе как старым разбойником, и приказал откармливать коней и готовиться к новой войне с Чингисом [Сокровенное сказание, с. 138]. В «Юань ши», в хронике царствования Тай-цзу – Чингис-хана, в уста Сангума вложены такие слова: «Если мы победим, то поглотим его, если он победит, то поглотит нас. Зачем много говорить?» [Юань ши, цз. 1, с. 66]. Сложившаяся ситуация охарактеризована Сангумом предельно четко.

Размежевание происходило постоянно. Вот что сообщает Рашид-ад-дин: «Когда Чингис-хан отправил посла Он-хану, он подчинил себе важнейшую часть племени кунгират и ушел в Балджиунэ. Племя куралас обратило в бегство Боту из племени икирас. Уходя разгромленным от них, он присоединился к Чингис-хану в этом месте… Они там вместе жили и пили воду Балджиунэ. В то время Джочи – Касар жил отдельно от Чингис-хана. Войско Он-хана совершило набег на его жен и детей в местности Караун-Джиун. Он же сам уходил [к Чингис-хану]. Он настолько обеднел и лишился всяких средств к существованию, что варил падаль и чаруки[38] и ел. От такой еды он изнурился. Нагнал он Чингис-хана на стоянке в Балджиунэ» [Рашид-ад-дин т. I, кн. 2, с. 131, 132].

Поистине, 1203 г. был драматическим и решающим в судьбах Монголии. Все те, кто не был на стороне Чингис-хана, Ван-хана или Чжамухи, пытались сколотить еще одну коалицию и против Ван-хана, и против Чингис-хана. «Даригай-отчигин, который был дядей по отцу Чингис-хана, Алтан-Джиун, сын Кутула-каана, который был дядей по отцу Чингис-хана, Кучар-беки, сын Нэкун-тайши, а Нэкун-тайши был дядей по отцу Чингис-хана, Джамукэ из племени джаджират, племя баарин, Суэгай и Тогорил из уруга Ноктэ-буула, Тагай-Кулакай… из племени мангут и Куту-Тэмур, эмир племени татар, – все объединились и договорились о следующем: «Нападем врасплох на Он-хана, станем сами государями и не присоединимся ни к Он-хану, ни к Чингис-хану и не будем на них обращать внимания» [там же, с. 132]. Слова их в «Тайной истории» переданы так: «Нападем врасплох на Ван-хана, станем сами государями и не присоединимся ни к Ван-хану, ни к Чингис-хану и не будем на них обращать внимания».

Как Чингис-хан реагировал на этот новый вызов, мы не знаем. Может быть, он и не успел что-либо предпринять, так как Ван-хан не медлил: он напал на новоявленных союзников и «предал их разграблению».

Одержав эту победу, Ван-хан уверился лишний раз в своей силе и беспечно пировал у своего золотого шатра. Люди Чингиса донесли: «Ван-хан в совершенной беспечности пирует и веселится в золотом шатре. Двигаясь без остановки день и ночь, мы сможем накрыть его внезапным налетом» [Сокровенное сказание, с. 140]. Предложение было заманчивым, шанс упускать не следовало. В этом и состояло отличие Чингис-хана от соперников – когда ему было надо, он действовал быстро и решительно. От недавнего смирения Чингиса, которое он выказывал «хану и отцу», не осталось и следа. Не делая даже ночных остановок, войска Чингис-хана быстро достигли владений кереитов и окружили ставку Ван-хана, расположенную к югу от верховьев реки Керулен. Три дня и три ночи длился жестокий бой. Кереиты были наголову разбиты. Лишь чудом Ван-хану и Сангуму удалось прорваться сквозь кольцо осады и спастись бегством. «Кереитский народ» Чингис приказал «раздать… во все концы», «всех вдоволь оделил он кереитскими пленниками», а себе взял Ибахабеки, старшую дочь Ван-хана. «По таковом истреблении кереитского племени зазимовали в ту зиму на урочище Абчжая-кодегери» [там же, с. 140–141].

Если принять во внимание сообщение Рашид-ад-дина, то Чингис-хан перед нападением на Ван-хана прибег к военной хитрости, послав к нему людей от имени брата своего Хаса-ра, который якобы выражал желание покориться Ван-хану И Ван-хан поверил послам, попался на провокацию Чингиса, обрадовавшись мнимому расколу в его рядах.

Судьба Ван-хана оказалась плачевной. Спасаясь от монголов Чингиса, он и его сын Сангум натолкнулись на найманский караул. Сангуму удалось бежать, а Ван-хан был убит, несмотря на его мольбы и уверения, что он знатный человек, хан кереитов. Найманский Таян-хан приказал отсечь голову Ван-хана от тела и доставить в его ставку. По одним сведениям, он повелел оправить голову Ван-хана в серебро, и «некоторое время он держал ее ради величия и почета, положивши на свой трон» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 1, с. 132]. По другой версии («Тайная история»), найманы положили голову Ван-хана на белую кошму и стали совершать жертвоприношения. Но во время жертвоприношения голова якобы засмеялась, и тогда взбешенный Таян-хан, который принял это за недоброе предзнаменование (а тут еще не к добру залаяла собака), приказал растоптать ее [Сокровенное сказание, с. 142].

Недолго прожил и Сангум. Гонимый, он должен был покинуть пределы Монголии и, по сведениям Рашид-ад-дина, через селение Ишикбалагасун, в котором комментаторы видят тангутский город Идзина (Хара-Хото), ушел в пределы тан-гутского государства Си Ся. Некоторое время Сангум, не найдя поддержки у тангутов, жил грабежом, а затем был выдворен тангутскими властями в Восточный Туркестан (в пределы Хотана и Кашгара) и там убит одним из местных уйгурских правителей Клыч-Кара. Позднее, когда уйгуры подчинились Чингису, Клыч-Кара передал ему жену и сына Сангума.

Итак, осенью 1203 г., через год после уничтожения татар, Чингис одержал победу над кереитами. По оценке китайских авторов, это была самая большая победа Темучжина, ибо только после уничтожения государства кереитов он обрел «свое собственное независимое ханское положение». Л. Гамбис и П. Рачневский склоняются к тому, что Чингис-хан не уничтожил кереитов столь же жестоко, как татар. «Темучжин не уничтожил кереитов, не поступил с ними так, как он поступил с татарами и тайчиутами», – пишет П. Рачневский (с. 72). «Кереиты были расселены Темучжином, – заключает Л. Гамбис, – вместе с монгольскими племенами, чтобы лишить их политического единства, которое они сохраняли по крайней мере в течение трех поколений. Он пощадил их и не подверг широким репрессиям, и постепенно они смешались с монголами» [Гамбис, с. 84–85].

Пожалуй, трудно безоговорочно согласиться лишь с положением П. Рачневского о том, что «в борьбе против кереитов Темучжин представлял национальные интересы монгольских народов» [Рачневский, с. 76]. В тот момент, когда кереиты потерпели поражение, значительная часть монголов еще не шла за Чингис-ханом и не считала, что именно он представляет их интересы. Другое дело, что ситуация вновь резко изменилась, и вопрос о том, с кем идти – с Чжамухой, Чингис-ханом или с теми, кто хотел стать третьей силой в монгольской среде, встал еще острее. Для многих нойонов этот выбор был выбором между жизнью и смертью.

• Предыдущая
• 34/81
• Следующая