Седьмая принцесса (сборник) - Фарджон Элеонор (Элинор) - Страница 21

• Предыдущая
• 21/98
• Следующая

— Убери эту грязь! — возмущённо воскликнула Нянька.

Полл смутилась:

— Простите, я больше ие буду.

— Море — самое чистое, что есть на свете! — заявила Мамаша Кодлинг. — А морская соль полезна для здоровья.

— Нельзя таскать ребёнку всякий хлам с берега, — не уступала Нянька. — И вообще, неизвестно, что там внутри.

— Внутри: раковины море, — сказала Долл. — Оно укачает мою доченьку на своих волнах.

— Полл, хочешь уложить ее в колыбель?

Полл радостно подставила руки, но Нянька тут же спросила:

— А руки у тебя чистые?

— Достаточно чистые, — ответила вместо Полл Мамаша Кодлинг.

— То, что достаточно для взрослых, вовсе недостаточно для младенцев.

Переспорить Няньку было трудновато.

— У-у, придира, — проворчала Мамаша Кодлинг.

Тут в детскую вошла Кухарка с тарелкой каши для Долл и перво-наперво поспешила к колыбели:

— У-тю-тюшеньки! Ты моя красавица!

— Не стой тут, не дыши на ребёнка, словно корова на лугу, — сказала Нянька.

— Что, уж и дышать человеку нельзя? — возмутилась Китти.

— Над младенцем нельзя!..

— Мне можно. Благодаря мне на крестинах у этого младенца будет самый развеликолепный торт, какой только видели в Норфолке.

— Он уже весь покрыт глазурью? — спросила Полл…

— Последний херувимчик остался…

— Можно, я ему крылышки покрашу?

— А лишний сахарок в рот положу, — благодушно договорила Кухарка. — Ладно уж, пойдём.

В дверях детской они столкнулись с Молочницей Мегги, которая принесла сливок для Доллечкиной каши. И уж конечно, она остановилась возле колыбели и пощекотала ребёнка под подбородочком:

— У-ти маленькая… У-ти сладенькая…

— Не трогай младенца своими ручищами, — сказала Нянька.

— Госпожа Нянюшка, ей же нравится! Глядите — улыбнулась!

— Младенцам не надо улыбаться, когда они переваривают пищу, — сердито проговорила Нянька и обернулась к вошедшему Дворецкому, — А тебе чего тут надо?

— Меня послал Его Величество! — торжественно сказал Джон и, опустив на стол поднос с толстой книгой, устремился к колыбели. Здесь он ещё торжественнее произнёс:

— Карамбакча-карамбукча!

— Нечего младенцу голову морочить, У него еще и мозгов толком нету, он твоей бессмыслицы не понимает.

— Что взрослому бессмыслица, то ребёнку самый смысл, — сказала своё слово Мамаша Кодлинг. — Только так с детьми и разговаривают! Скоки-поки-перескоки-трам-тром-трушки-трим-трам-тра! — И, дыша, как корова на лугу, она склонилась над внучкой и принялась щекотать, покуда та не засмеялась. После чего Мамаша Кодлинг решительно взяла её на руки.

— Положи обратно! — велела Нянька.

— Не положу! Я ей бабушка!

— А я ей нянюшка. А ну положи!

Мамаша Кодлинг смерила её гневным взглядом.

— Я моих детей всегда на руках укачивала!

Нянька в ярости завопила:

— А моих детей никто не смеет укачивать.

— К бабушкам это не относится.

— Ко всем относится. Как нянька скажет, так и будет.

Старухи взъерошились, точно бойцовые петухи: вот-вот сцепятся.

— И чего шуметь попусту? — пожала плечами Долл. — Иди-ка, маленькая, к маме.

Она забрала у бабки ребёнка, поцеловала и принялась укачивать. Мамаша Кодлинг торжествующе воззрилась на Няньку, а та сказала:

— Матери, безусловно, виднее. — Голос её дрожал от негодования.

Длить спор, однако, было бесполезно, и Нянька обратила наконец внимание на принесённый Дворецким фолиант.

— Зачем Нолличек прислал сюда этот источник пыли? Да ещё во время купанья? — спросила она, постучав костяшками пальцев по переплёту.

— Его Величество сейчас пожалует сюда, дабы выбрать имя, которым следует наречь ребёнка, — ответил Дворецкий.

— Я назову её Джун, — сказала Долл.

— Джун? — повторил появившийся в дверях Нолличек.

— Да.

— Просто Джун?

— Да.

— Почему именно Джун? — спросил Нолличек, усаживаясь возле колыбели.

— Мне так нравится.

— И мне тоже, — сказала Полл с порога, облизывая с пальцев сахарную глазурь.

Нолличек замотал головой:

— Не годится! Просто Джун не годится! Имя не должно состоять из одного слога! Что подумают о нас крёстные феи?

— Настоящие феи? — обрадовалась Полл. — И много их будет?

— Я пригласил четырёх, — ответил Нолличек. — Надеюсь, они примут приглашение, и надо подготовить крестнице имя, достойное столь знатных крёстных.

— А кто они? — спросила Полл.

— Утренняя фея, Полуденная фея, Сумеречная фея и Полуночная фея. Так что назвать ребёнка просто Джун никак нельзя.

— Не понимаю, почему! — сказала Полл.

— Мало-ли чёго ты не понимаешь. Ты не понимаешь, а ежу понятно.

— Почему — ежу?

— Потому что не крокодилу?

— Ну почему всё-таки ежу? Я не верю, что они хоть что-то понимают.

— Мало ли, чему ты не веришь. Ты не веришь, а черепаха верит.

Полл раскрыла рот…

— И не спрашивай меня, почему черепаха, — быстро добавил Нолличек. — Всё равно не скажу.

— Сам, верно, не знаешь!

— А вот и нет!

— Перестаньте ссориться, — подала голос Нянька.

— Ладно, — примиряюще сказала Полл. — Может, феи ещё откажутся быть крёстными, и тогда Долл сможет назвать ребёнка просто Джун.

— Имя ребёнка — Джун, и нечего тут обсуждать, — спокойно проговорила Долл.

В этот миг в окошко детской влетел почтовый голубь и, уронив к ногам короля четыре письма, унёсся прочь.

— Это, должно быть, ответы крёстных, — обрадовался Нолличек и вынул из розового конверта первое письмо. — Так, от Утренней феи. Она с удовольствием принимает приглашение. Хорошо. Теперь золотой конверт, от Полуденной феи. Она рада нам помочь…

Затем Нолличек вскрыл третий, голубой конверт.

— Сумеречная фея счастлива, объявляет о своём непременном участии.

— А четвёртый конверт чёрный, — заметила Нолл.

— Правильно. Его же прислала Полуночная фея. Она тоже прибудет.

— И больше там ничего не написано? — удивилась:. Полл.

— Нет. Просто: «Я прибуду». Ну вот, значит, у нашего ребёнка будет целых четыре крёстных. Джун отменяется! — твёрдо сказал Нолличек королеве Долл.

— Джун, — шепнула она младенцу.

— А ты какое имя предлагаешь? — спросила у Нолличека Полл.

— Многосложное, — изрёк он, открывая Словарь Имён. — Как минимум, из четырёх слогов, по одному на каждую крёстную. А, вот! Нашёл! Никодемус!

— Но это мужское имя, — возразила Мамаша Кодлинг.

— Ну и что?

— У нас девочка, — сказала Долл.

— Да? Почему мне об этом не сообщили?

— Говорили тебе, сто раз говорили, — проворчала Нянька.

— Правда? Что же, очень жаль. Никодемус — прекрасное имя. Но менять, верно, поздно?

— Что менять? — не поняла Полл.

— Девочку на мальчика.

— Ещё бы! — фыркнула Нянька. — Ищи другое имя.

— И искать нечего, — сказала Долл. — Девочку зовут Джун.

Наконец, бабка и Нянька покинули детскую, унося лохань с водой и мокрое банное полотенце. У колыбели остались Полл, Долл и Нолличек, который с сожалением захлопнул толстенный словарь.

— Джун, — повторил он, словно пробуя имя на вкус. — Хм… Джун мне вовсе не нравится. Ну, да что ж поделаешь… Иди ко мне, иди к папе на ручки, — сказал он и, забрав ребёнка у Долл, придирчиво его осмотрел.

— Надо признаться, такое потомство делает мне честь, — промолвил он наконец. — Волосы светлые, точно лён, глаза голубые, как цветы льна, губы… Да, кстати, о льне, — сказал он, отдавая крошку матери. — Лен в этом году уродился на славу.

— Правда? — равнодушно сказала Долл и зевнула.

— Рекордный урожай собрали. Тебя такие вести должны радовать.

— Почему?

— Как это почему? Ты что, забыла, какой сегодня день?

— Годовщина нашей свадьбы, — сказала Долл. — Ровно год прошёл.

— Вот именно! — со значением произнёс Нолличек.

Долл ойкнула.

— Значит, не забыла! — довольно сказал Нолличек. — Да, моя куколка, ты права, что радуешься! Ибо лён собран — вдвое больше, чем в прошлом году, — и сейчас его перетаскивают в соседнюю комнату. Правда_: здорово? Так что давай-ка принимайся за работу, а то не сносить тебе головы.

• Предыдущая
• 21/98
• Следующая