Седьмая принцесса (сборник) - Фарджон Элеонор (Элинор) - Страница 22

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая

— Я же теперь королева, — слабым голосом запротестовала Долл.

— Королевы должны держать своё слово. И подавать пример другим женщинам, — твёрдо сказал Нолличек.

— Но завтра крестины! — взмолилась Долл.

— Вот и спряди лён сегодня.

—} А если я ие смогу? — медленно сказала Долл.

— Придётся без тебя крестить, — вздохнул Нолднчек, — хотя мне, право же, будет очень жаль твоей прелестной головки.

— Нолличек, ты всерьёз? Что я тебе плохого сделала? — спросила бедняжка сквозь слёзы.

— Мне? Плохого? Ничего! Ровным счётом ничего! Да я горжусь тобой, словно ты сама царица Савская! Ты же у меня лучшая пряха в Восточной Англии!

— А я не хочу больше быть пряхой! — вспыхнула Долл. — Вот царицей Савской — другое дело! Её небось никто насильно за прялку не сажал! И вообще, я хочу быть цветком льна. Их-то никто на заставляет себя прясть, да ещё рекордный урожай! Это несправедливо! Это… это неразумно! Злодейство какое-то!

Король взвился под потолок.

— Злодейство? По-твоему, я злой? Да? Злой? Да как ты смеешь! Несправедливый — да, бывает. Неразумный — сплошь и рядом. У меня вообще с разумом плохо. Но злой? Да я самый добрый человек на свете!

Тут к нему подскочила разгневанная Полл:

— Вот она, твоя двойная натура! Добрый выискался! Достался зятёк на мою голову!

— А тебе вечно надо влезть но в своё дело! — взревел Нолличек. — Ты скудоумная Свояченица-яичница!

— Я не скудоумная! — топнула ножкой Полл.

— Скудоумная! — топнул ножкой король, — И ничего удивительного! Сидишь целыми днями со своей птицей, скоро последние мозги растеряешь! Я вообще прикажу зту птицу выкинуть!

— Не смей! Если ты её хоть пальцем тронешь…

— Да ни за что на свете! Не то что нальцем, даже щипцов для сахара пожалею.

— Нету у тебя щипцов ддя сахара!

— А я специально прикажу выковать, чтоб не трогать ими твою глупую птицу, Это ж надо целый год выхаживать, какую-то серпоклювку!

— Ей уже лучше.

— Ничуть. Ей всё хуже, хуже и хуже! И завтра она умрёт!

— Она вчера дважды подпрыгнула!

— Не подпрыгнула!

— Я сама видела!

— А я не видел!

— А тебя там и не было!

— Держишь птицу в идиотской клетке с дом величиной! — издевательски захохотал Нолличек. — Перья у тебя в голове! Пух и перья!

— А у тебя лён! И мозгов-то не осталось! Один лён! Лён!

— Перья, перья, перья!

— Лён! Лён! Лён!

Нолл и Полл затопали друг на друга ногами, и в детскую прилетела на шум Мамаша Кодлинг.

— Гоеподибожемой! — заверещала Она. — А ну перестань на мою девочку топать! Такой большой король вырос, а ума — что у младенца.

Однако Нолличек топал всё громче.

— Перья! — кричал он.

— Лён! — кричала Полл.

— Такой большой король! — кричала Мамаша Кодлинг.

В детскую вперевалку вбежала Кухарка с солонкой в правой руке и с сахарницей — в левой.

— Вы чего развоевались? — сказала о на. — У меня аж потолок на кухне трясётся и в голове всё путается. По вашей милости соль с сахаром смешала!

— Перья! — кричал Нолличек.

— Лён! — кричала Полл.

— Такой большой король вырос! — кричала Мамаша Кодлинг.

— Соль с сахаром смешала! — кричала Кухарка.

— Что тут происходит? — спросил с порога Дворецкий.

— Что тут творится? — спросил из окошка Садовник, привлечённый шумом, он приставил к стене дворца садовую лестницу.

— У него лён в голове! У неё перья в голове! — одновременно закричали Нолл и Полл.

— А такой большой король вырос! — в сердцах сказала Мамаша Кодлинг.

— Я из-за них соль с сахаром смешала! — пожаловалась Кухарка.

— Ну и дела! — протянул Дворецкий.

— Вот так-так! — сокрушённо сказал Садовник.

Следующие несколько минут шум в детской стоял невообразимый. Иногда вдруг можно было различить отдельные возгласы «Лён!» — «Перья!» — «Такой большой король вырос!» — «Соль с сахаром!» — «Вот так-так!»

— А ну, цыц!

Все расступились, и мгновенно воцарилась мертвая тишина. Посреди детской стояла Нянька и неодобрительно всматривалась в лица.

— Кто зачинщик?

Тишина.

Нянька окинула Нолличека цепким взглядом.

— Что ты можешь сказать в своё оправдание?

Нолличек обиженно ткнул пальцем в Полл:

— Она ногами топала…

— Кто начал-то? — возмутилась Полл.

— Ты!

— Нет, ты!

— Врёшь ты всё!

— Ладно, может, и я, — вздёрнула нос Полл. — Но ты обозвал меня скудоумной.

— Такая и есть! — сказал Нолличек.

— Нет!

— Да! — Нолличек топнул ножкой.

— Нет! — Полл тоже топнула ножкой.

— Ещё ты сказала, что у меня двойная натура! — захныкал Нолличек.

— А то какая же? — сказала Полл.

— Конечно, двойная!!! — сказали все таким дружным хором, что больше Нолличек спорить не мог.

Он зарделся, как маков цвет, и с плачем подбежал к Няньке:

_ Они меня ругают, а когда меня ругают, я очень ругаюсь.

— Иди прямиком в свою комнату, — промолвила Нянька самым суровым тоном, — зашторь окна, стань в угол и считай до тысячи.

Нолличек понуро побрёл к двери. А перед тем, как шагнуть за порог, обернулся, скорчил Полл рожу и прошипел:

— Перья!

— Лён! — завопила девочка.

— Цыц! — прикрикнула на неё Нянька. — Сама хороша! Иди к себе и считай до тысячи одного, и чур без пропусков, слышите — вы, оба!!!

И Нянька вытолкала их из комнаты. Следом исчезли Мамаша Кодлжнг, Кухарка, Дворецкий и голова Садовника в окне.

Долл осталась в детской вдвоём с ребёночком, который проспал весь этот тарарам, как сурок.

— Ой, бедная моя девочка, — запричитала Долл. — Что же нам делать? Беляночка моя голубоглазонькая, льняной цветочек на стебельке… Мне же в жизни столько льна не спрясть! Что делать-то, доченька? Неужто я и крестин твоих не увижу, не доживу…

Долл ярко представила соседнюю комнату с горой льна под самый потолок, и вздохи её превратились во всхлипы. Она закрыла лицо ладонями, и…

— Чего слёзы льёшь? — послышался голосок совсем рядом, возле самого её локтя.

— Тебе что за дело? — всхлипнула Долл и отняла руки от лица. — Ой! Это ты, что ли?..

Около неё стоял Прядильный бес… Стоял и молодцевато покручивал хвостик.

— Я! Я! Я! — противно; хихикнул он. — А то кто же!

— Зачем пришёл? — спросила Долл.

— Ой-ёй-ёйI За то-бой! — нараспев сказал бес и снова хихикнул. — Она ещё спрашивает! Год-то кончился, Долл Кодлинг, ты теперь моя!..

— Ты что ерунду-то мелешь? — возмутилась Долл.

— Это не ерунда, а чистая правда. Ты моя! — сказал бесёнок.

— Ничего подобного, мистер как бишь тебя?..

— А вот как бишь меня ты и не знаешь, — хихикнул бес. — И не узнаешь, покуда я тебя отсюда не умыкну и не упеку в такую глухомань, где ты лица человечьего не увидишь, речи человечьей не услышишь.

И бес, злорадно пританцовывая, забегал по детской. Наконец он сунул нос в колыбельку.

— Что это у тебя завелось, Долл Кодлинг? Никак детёныш? — И он протянул к малышке, чёрную, страшную лапу. Долл поспешно схватила ребёнка и прижала к груди.

— Не смей трогать, мерзкая нечисть! Прочь от моего ребёнка!

— Ты, наверно, любишь детёныша, — вкрадчиво сказал бес.

— Люблю.

— Жаль было бы расстаться?

— Конечно. Но я не собираюсь с ней расставаться! Маленькая моя, солнышко мое, никогда с тобой не расстанусь, — заворковала Долл над младенцем.

— Ой ли? — хихикнул бес. — Что ж, проверим, королева Долл. Не угадаешь моё имя с девяти попыток, расстанешься со своим сосунком сей же час.

— Ты сжалишься! Ты не посмеешь! — воскликнула Долл.

— Ещё как посмею. А жалости во мне нет, поскольку хранить её негде. Сердца-то тоже нету! Хи-хи-хи! Пробуй ровно девять раз — станешь ты моей в тот час. Ну, говори!

— Билл, — предположила Долл.

— Неправильно, — сказал бес. — Это был раз! — И он закрутился веретеном от радости.

— Тогда Нед, — предположила; Долл.

• Предыдущая
• 22/98
• Следующая