Принц Полуночи - Кинсейл Лаура - Страница 18

• Предыдущая
• 18/70
• Следующая

Эс-Ти сжал руки в кулаки, борясь с желанием притянуть ее к себе, обнять. Сердце его разрывалось, когда он слышал ровный холодный голос и видел, как дрожит ее тело. Он хотел помочь ей, сделать так, чтобы ей стало легче, но не знал, как это сделать.

— И как ваша матушка поступила с Чилтоном?

— Она сделала так, что его арестовали. Мы тогда не знали — мы даже не подозревали… Чилтон пугая моих сестер, но мама и я просто считали его злым и вздорным. Папа был мировым судьей, но все за него делала мама: вела реестры налогов, присутствовала на ежеквартальных заседаниях суда, писала отцу записки, какое вынести судебное решение и каким должен быть сбор в пользу неимущих. Все знали, что она это делает, и никто не возражал. Она послала констебля арестовать Чилтона — и люди у ворот исчезли.

Внезапно Ли опустила голову и, уткнув лицо в ладони, раскачивалась и раскачивалась — то вперед, то назад.

— Мой папа сказал: «Ну вот, видите, теперь все в порядке». Он вышел из дому, а когда отошел подальше, то уже не мог вернуться обратно… они забросали его камнями прямо на улице. Моя мать пошла туда, а нам велела остаться дома, но я тоже пошла с ней. Он был уже без сознания — может, уже мертв…

Она не плакала, но дрожала всем телом.

Эс-Ти не пошевелился. Немо подошел издали и сел, привалившись к спине хозяина. Потом Немо лизнул его ухо.

— После этого никто не хотел ничего делать, — сказала Ли, глядя на вьючные мешки. — Чилтон проповедовал прямо на улицах о возмездии за грех. Моей матери не удалось даже собрать присяжных для рассмотрения убийства моего отца. Эти джентльмены отказывались вынести обвинение. Они сказали, что преступление совершено толпой и нельзя выявить конкретного виновника, что она переходит границы дозволенного, требуя большего, словно она сама судья, что мистер Чилтон в чем-то и прав и женщинам нашего графства пора знать свое место. Мама написала верховному судье, но так и не получила ответа. Я сомневаюсь, что ее письмо когда-либо покинуло Хексхэм. И вот тогда Эмили наказали. Конечно, доказательств не было, ничем нельзя было подтвердить, что именно Чилтон стоял за этим нападением. Он знал, как запугать людей, как помешать им говорить. Мама подумала, что нужно только раскрыть им глаза. Она пошла ко всем членам суда, пытаясь убедить их действовать против Чилтона. Тут нашли Анну — и люди стали смотреть на нас так, словно мы больны чумой. Слуги ушли от нас. Суд сказал, что это тоже самоубийство. А вскоре мы узнали, что Чилтон включен в список для назначения судьей из числа священнослужителей вместо моего отца. И это было уже слишком. Даже у мамы не хватило сил, чтобы все это вынести. Мы собрали вещи и приготовились ехать к нашим родственникам в Лондон. Она закрыла дом, сама впрягла в карету лошадей — у нас даже кучера не было! Я сидела внутри, а мать правила. Она просто была не в себе. Думаю, и я тоже, иначе бы ее остановила. Не думаю, что мама когда-либо управляла лошадьми. Они понесли, едва мы доехали до моста. Мать упала и разбилась. Поэтому, месье, если вы вернетесь в Англию, где за вас обещана награда, и выступите против Чилтона, против вас ополчатся все — от государства до прихожан. Многие попытаются вас уничтожить.

Эс-Ти встал. Какое-то мрачное ликование начало разворачиваться в нем. Появилась возможность азартной игры, все еще далекой и смутно различимой, чтобы сделать ставку. Легкий проблеск опасности разгорался пламенем, мысль и чувства обострялись. Он снова начинал жить.

— Я еду, — сказал он. — Я все постараюсь сделать для вас.

Она взглянула на него, застигнутая врасплох, словно он поразил ее. Затем лицо Ли снова сделалось безразличным.

— Они вас живьем съедят, месье.

— Они не смогут даже приблизиться.

Она улыбнулась ему — эта улыбка, сдержанная, холодная, выводила его из себя, отвергая все, что он ей предлагал.

— Будьте вы прокляты, — сказал он вполголоса и слишком резко шагнул вперед, споткнувшись о Немо. Потеряв равновесие, Эс-Ти рухнул на колени, чувствуя, как мир снова померк и закружился вокруг него.

— Я вас предупреждала.

Немо не шевелился, так его научили. Эс-Ти почувствовал, как гордость, стыд, ярость и желание разрывают его.

— Я еду. Я вам нужен. Я влюблен в вас.

Эти слова обладали магической силой: ограничения исчезли, и прежний мир, полный тревог и страсти, распахнулся перед ним, когда он их произнес. Жить, бросая вызов судьбе ради любви… он снова хотел этого. Это важнее всего.

— Вы — глупец, — сказала она.

Сеньор начал искать лошадь и экипаж в городке Динь. Он спрашивал о них в каждой деревне, на каждом перекрестке. Но им пришлось провести в дороге еще целых десять дней, ведя за собой осла, прежде чем удалось найти экипаж — старый двухколесный кабриолет. Мистраль внезапно прекратился, и воздух стал хрустально чист, краски природы сочнее. Дома из известняка отчетливо белели в тени узкой улицы. Они оказались в самом сердце Прованса, пройдя за две недели от альпийского высокогорья в долину. Это была земля олив и фруктовых деревьев, теплая, греющаяся под безоблачным небом.

Ли, опершись на стену на солнечной стороне улицы, слушала, как Сеньор торгуется. В голосе его слышалось гневное отчаяние.

Она ждала. Улица была безжизненна, пустынна, если не считать ослика, покорно стоящего с закрытыми глазами, с их багажом на спине. В теплом воздухе веяло лавандой, запах которой источали дикорастущие кусты, росшие по сторонам улицы и торчащие вертикально прямо из стены.

Волосы Сеньора золотом отливали на солнце. Рядом с серьезным, небольшого роста горожанином он был словно яркий солнечный луч, негодующий Аполлон. Голос его свободно лился и звенел на опустевшей улице.

Ли поймала себя на том, что следит за ним. Она вновь подумала, что надо уйти, оставить его, как думала уже тысячу раз с тех пор, как они вышли из Ла-Пэр. Он не сможет ей помочь, он оказался не тем, кого она искала. Ей следует уйти домой и самой сделать то, что нужно.

Но она не ушла. Она ждала, испытывая неловкость, не находя логического объяснения этому.

Он бросил на нее взгляд:

— Подождите здесь.

Она и ослик, одинаково послушные, стояли посреди улицы словно привязанные, так же как Немо. Жалобно скуля, он устроился ждать их под кустом, у входа в город. Всех их связывало необъяснимое колдовство.

Ей хотелось, чтобы он не возвращался. Невероятный романтик, глупец, пребывающий в воздушных замках. Когда он скрылся за углом, Ли вытащила из кармана книжечку, ту самую, в которой в истолковании некоторых словечек не был уверен даже маркиз де Сад. Ли и сама кое-какие из них не знала, но даже если бы она ничего не поняла в тексте, выразительные рисунки все бы ей разъяснили.

Разглядывая их, она подумала лукаво, как бы смотрелся Сеньор, скинув одежду. Мужские фигуры выглядели более или менее одинаково, но рисунки преувеличивали некоторые из их достоинств. Для Ли было унизительно осознать, как мало она знает об этом.

Она медленно перелистывала страницы. Одни рисунки казались ей нелепыми, другие заставляли брезгливо морщить нос, а третьи усиливали чувство беспокойства, бросая в краску. Она разглядывала игривые картинки, а думала о развалинах храма в горах… и о Сеньоре.

Она знала одного только мужчину — мальчика, клявшегося в вечной любви. Ему было семнадцать, а ей — шестнадцать. Он хотел бежать с ней и тайно обвенчаться. Она отказалась. Их короткий роман кончился, когда этого захотела Ли.

В памяти осталось, как повела себя мать, узнав, что совершила Ли. Все объяснения Ли увяли под печальным взором матери. То, что происходит между мужчиной и женщиной, священно или должно быть таковым. Мама надеялась, что Ли сможет понять это на примере своих родителей.

И Ли почувствовала себя очень незрелой и безумной, потому что потеряла то, что ее мать считала бесценным.

Теперь она была гораздо старше. Даже стыд казался невинным, когда вспоминала об этом. Какой позор она пережила из-за своей детской ошибки, какую досаду и унижение испытала, когда мама велела ей сходить к повитухе, чтобы та объяснила ей то, чего сама Ли еще не понимала.

• Предыдущая
• 18/70
• Следующая