Новейшая оптография и призрак Ухокусай - Мерцалов Игорь - Страница 55

Де Косье солгал, хотя бы отчасти, но какую цель он преследовал? Ход его мысли оставался загадкой для Сударого. Однако Непеняй Зазеркальевич уже не мог отделаться от ощущения, что его конкурент занялся изучением предметного призрака не до, а после встречи со Свинтудоевым.

Кажется, теперь открывался и смысл «щедрых даров». Список использованной де Косье литературы свидетельствовал о его неискренности, и очки-духовиды вместе с ловушкой были вернейшим способом удержать Сударого от его изучения.

По меньшей мере это означало, что и очки, и ловушка будут действенными инструментами. Сударый изучил изложенную в тетради инструкцию и отправился домой.

Персефоний встретил его вопросом:

— Непеняй Зазеркальевич, вы куда-нибудь убирали храповский снимок? Тот, что под третьим номером? Не могу его найти.

— Вот как? Нет, я тут ни при чем. Думаю, он сам себя убрал.

Персефоний изумленно воззрился на него. Сударый невозмутимо кивнул, снимая шляпу и пальто:

— Полагаю, этим снимком был на самом деле Ухокусай. Настоящая пластина, конечно, разбилась во время крушения, и он принял ее облик. Номер три — нижний психономис и верхний физионис, как раз его часть диапазона реальности. Ухокусай притворился снимком, чтобы замаскировать следы, которые мог оставить в ауре призрака Свинтудоева. Подумать только, мы держали его в руках… Он поистине удивительное существо.

— И образованное к тому же, — проворчал упырь. — Он что, разбирается в оптической магии?

— Отложим пока обсуждение и займемся утренними снимками. Уверен, что ходил по городу один, но хочется в этом убедиться.

Из пяти пластин его, конечно, интересовали теперь не все, но они с Персефонием добросовестно изучили их, не обнаружив ничего необычного.

— Итак, он оставался дома, — заключил Сударый, добавив про себя: «А значит, не имеет представления, что я принес в карманах пальто». Теперь бы придумать, как половчее воспользоваться «щедрыми дарами».

— Переплет отдыхает?

— Сомневаюсь, я слышал, как он возится внизу.

— Тогда, будь добр, позови его в приемную.

Выйдя к Вереде, он спросил, были ли без него посетители.

— Ни одного, Непеняй Зазеркальевич. Прямо мертвый сезон какой-то, — промолвила та, глядя в сторону и явно думая о чем-то постороннем.

— Ничего страшного, обычный спад посещаемости, — тоже весьма отстраненно сказал Сударый, занятый мыслями о предстоящей охоте на предметного призрака. — Это даже удача, что Ухокусай завелся у нас именно в такое время, иначе мы уже погрязли бы в скандалах. Вот что, я был в библиотеке и наткнулся на пару любопытных книг. Хочу вам рассказать, всем сразу, чтобы не повторяться.

— Не боитесь, что Ухоксусай подслушает?

— Скорее всего, но с этим придется смириться.

Говоря, Сударый неторопливо приближался к шкафу с верхней одеждой. Здесь ли уже Ухокусай или воспользуется Персефонием и Переплетом, чтобы прийти вместе с ними под видом какой-нибудь мелочи в карманах? Он вполне уже мог устроиться хоть на столе в виде книги, хоть на полке, притворившись, например, альбомом с репродукциями — вообще любой из тех вещиц, которые из-за их повседневной обыденности мы едва замечаем краем сознания.

Сударый мысленно стал повторять выученные еще в читальном зале библиотеки первые три такта заклинания. Они должны быть произнесены как можно быстрее; потом можно спокойно читать по тетради…

Вереда между тем, отрешившись от раздумий, заявила:

— Непеняй Зазеркальевич, у меня есть хорошая новость, вот только не знаю, с чего начать…

Тут послышались шаги, и Сударый прервал ее:

— У тебя есть время подумать, а пока обсудим мою идею.

Он открыл шкаф и, когда упырь с домовым вошли в приемную, запустил левую руку в тот карман пальто, где лежала бутылка, и взял ее за горлышко; правую же сунул в карман с духовидами, на ощупь открыл футляр и ухватил пальцами дужку. При этом он говорил:

— Сегодня в библиотеке мне попалась прелюбопытная книга…

Рывок! Бутылка выскользнула легко, а вот очки зацепились. Сударый, стиснув зубы, выпутал их из подкладки пальто и поспешно водрузил на нос, начиная бормотать:

— Индон валаэ индари…

Тьфу ты, да ведь горлышко еще закрыто! Сударый поспешно вытянул пробку и начал по новой:

— Индон валаэ индари, индара индарум онна натари, молурэ молаэ!

Свободной рукой Сударый достал тетрадь, но не открыл ее, топчась на месте и направляя горлышко бутылки то в одну, то в другую сторону. Если Ухокусай оказался в зоне действия ловушки, он захвачен. Вот только где же он? Мир, преломленный специфическими стеклами духовидов, преобразился в мешанину резких, путаных образов. Четкие тени наслаивались на другие, порождая немыслимые конструкции, и тем не менее глаза с каждой секундой все больше привыкали к необычной картине и начинали «узнавать» живых существ и окружающие предметы.

Внимание привлек темно-зеленый с синеватыми краями сгусток теней внутри полупрозрачного параллелепипеда стола. Вереда невольно вздрогнула, когда Сударый шагнул к ней, пристально всматриваясь сквозь дымчатые, испещренные тонкими узорами стекла, но оптограф тотчас успокоил ее:

— Не переживай, я просто заметил Нышка в ящике стола. Странный у него вид сейчас, как бы многослойный… Впрочем, какая разница? — вздохнул он, снимая очки и моргая, чтобы глаза поскорее привыкли к обычному видению. — Вообразите, Ухокусай не пришел!

— Не может быть! — со странной уверенностью сказала Вереда, но Персефоний ее перебил:

— А может, успел выскочить, пока вы замялись? Давайте обыщем дом! Я могу держать бутылку.

— Скорее, пока он не ускользнул на улицу! — загорелся и домовой.

— Непеняй Зазеркальевич, мы можем обойтись без всего этого, — сказала Вереда.

— Ну что ты говоришь? — возмутился упырь. — Такой шанс поймать Ухокусая! Давайте, Непеняй Зазеркальевич, я буду вас вести, чтобы не споткнулись, а вы надевайте духовиды — и обойдем весь дом!

— Была не была! — решил Сударый.

Вереда обиженно замолчала и осталась в приемной, когда остальные ринулись по комнатам.

Персефоний так старательно следил за Сударым, что сам дважды запнулся. Переплет шагал впереди, вытянув шею и как будто даже принюхиваясь. Непеняй Зазеркальевич крутил головой, держа наготове бутылку и в каждой комнате первым делом произнося: «Индон валаэ индари…»

Осмотр левого крыла ничего не дал.

— Я чувствую его слабее, — заявил Переплет. — Он где-то на той стороне.

Они вернулись, прошли мимо приемной и студии. Вереда стояла в дверях.

— Непеняй Зазеркальевич! — позвала она. — Послушайте меня…

— Не сейчас, — ответил за Сударого Персефоний.

— Ухокусай где-то близко! — промолвил домовой. — Скорее, а то и впрямь улизнет!

Вереда закусила губу, глядя им вслед.

Вскоре из глубины коридора донесся голос Переплета:

— Студия! Мы в студии не были, а чувство опять слабеет!

— Скорее, — приглушенно отозвался упырь. — А не то он проскользнет мимо Вереды в дверь!

— А нужны ли ему двери? — усомнился Сударый.

— Нужны-нужны! — заверил домовой. — Дверь ли, окно, хоть какая щелка — иначе бы де Косье его не подбросил в трубу.

Когда трое охотников опять приблизились, Вереда уже сердито сказала:

— Непеняй Зазеркальевич, ну уж два-то слова выслушайте!

Сударый, морщась, стянул с носа очки — от необычного видения уже начинало ломить глаза, а разговаривать с девушкой, обращаясь к радужной абстракции, было очень трудно.

— Только поскорее, Вереда.

— Два слова: Ухокусай в приемной.

— Уходит! — в голос воскликнули упырь с домовым и, подхватив Сударого (один под локоть, другой, по причине малого роста, под колено), потащили его мимо Вереды.

— Вот он! — снова в голос грянули Персефоний и Переплет. — Давайте, Непеняй Зазеркальевич!

— Индон валаэ индари…

Сударый сбился на миг, потому что вдруг ясно увидел Ухокусая. Хоть он и не представлял себе, как будет выглядеть предметный призрак, ошибиться было невозможно: среди всех абстрактных фигур он единственный отличался симметрией и цельностью.