Страсти в сентябре - Колесникова Наташа - Страница 36

Он выглянула во двор, посмотрела на калитку, возле нее что-то темнело…

— Паша? — позвала, чувствуя, как тревожно застучало сердце в груди. — Паша?! Ты где?

Как была, в халате и домашних тапочках, помчалась к калитке. И увидела…

— Паша-а! — завопила не своим голосом, упала рядом, обняла тело мужа. — Паша!..

Пыталась нащупать биение сердца, но нащупала лишь рукоятку ножа, испуганно отдернула ладонь, посмотрела на нее — вся красная. Вскочила на ноги и еще громче закричала.

Соседи выбежали на улицу, услышав страшный вопль жены местного олигарха.

Петр Андреевич Засядько, начальник местного ОВД, и его подопечный, лейтенант Ткачук, сидели в гостиной Лугового, мрачно поглядывая на ящик шампанского. После увиденного чертовски хотелось выпить, а нельзя. Ждали опергруппу из райцентра, как-никак начальство приедет, и значит, нужно соответствовать… Сержант Маслов дежурил во дворе у тела хозяина дома, которое оставили на месте преступления, только прикрыли верблюжьим одеялом.

Супруга убитого лежала в спальне, там рядом с ней находилась врач из больницы.

— Что думаешь, Стас? — спросил лейтенанта Засядько.

— Проще всего, Петр Андреевич, предположить…

— И думать забудь.

— Как версия имеет право на существование. Особенно в свете последнего скандала между ними. Официального заявления, правда, не было, но слухи разлетелись по всей станице.

— Ты-то сам в это веришь? — презрительно усмехнулся Засядько. — Что Макс Романов, директор нашей школы, может прийти и вот так нагло убить Пашу?

— Не очень. А нож вас не смущает? Обычный кухонный нож. Опытный киллер не стал бы использовать такое оружие. А если убийство связано с бизнесом Лугового, дурака не пришлют.

Засядько болезненно покривился, скрипнул зубами. Было тихо да спокойно в станице, ну, пьяные драки да буйство наркоманов — дело обычное. А потом вдруг покатилось! Ссора Лугового с Романовым из-за пустяка. Романов просто танцевал с Мариной, ну, может, она чересчур увлеклась, вспомнила молодость, так что же? А Паша взревновал… Приперлась Валька Федченко на крутой машине, да с водительницей, которая отделала под орех здоровяка Гену. Что-то у них там было с Романовым, шуры-муры всякие, катались по станице… Глупая ссора Лугового с Романовым прямо на улице — и вот убийство Паши. Все это как-то связано или нет?

Можно и связать. Если у Макса что-то было с Мариной, а потом приперлась Валька, Марина обиделась… Да нет, ну быть такого просто не может. Что он, Макса не знает, что ли? Спокойный, умный мужик. И Пашу знает как облупленного, покойник, царство ему небесное, тот еще был скандалист и ревнивец. А как тут не ревновать, если до Паши Марину многие поимели?

— Петр Андреевич, Марина Васильевна — красивая женщина, кому угодно может голову вскружить. И ведь раньше вела такую жизнь… не скажешь, что правильную, многие про это знают, — не унимался Ткачук.

Мудрый капитан милиции и сам об этом знал, хорошо знал.

Но после того, как Марина вышла замуж, все прежние связи обрезала решительно и бесповоротно, даже ему отказала жестко и такими словами, какие от армейского прапорщика не всегда услышишь. Он понял ее. Нет, не может такого быть, чтобы она закрутила роман с директором школы. Не такая она дура!

— Она сказала, что Паша ждал каких-то партнеров, вышел, чтобы подписать контракт. Не мог же он выйти к незнакомцу вечером, а тем более к Романову? Чушь это, Стас.

— Может, и чушь, но у нас есть немало улик. Нож, следы резиновых сапог на грязном асфальте во дворе, не исключено, и на улице их найдем, не все затоптали. Я думаю, Романова нужно проверить.

У Ткачука была причина относиться к директору школы с неприязнью — его сын, ученик пятого класса, был троечником.

Ткачук пару раз говорил с директором: мол, помогу в сложной ситуации, только ты уж скажи, чтобы строго не спрашивали с парня. Но Романов однозначно не шел на контакт. «Уделяй больше внимания сыну, Стас, пусть не бегает по улицам, а делает уроки, и все будет в порядке». Грамотей хренов! Какое внимание, если он большую часть суток на службе, а жена работает в администрации винзавода?

— Дурость какая… — с тоской сказал Засядько. — В самый удачный год завода директора убивают. У них прибыль колоссальная в этом году, Паша был доволен работой, как никогда…

— Зависть бедных, но гордых станичников, больших умников. Вот вам еще одна причина…

— Заткнись, Стас.

Но лейтенант Ткачук и не думал затыкаться, и когда приехала из райцентра опергруппа под руководством следователя Михаила Проханцева, выложил следователю все свои предположения.

Засядько хмурился, но отрицать наличие фактов, изложенных Ткачуком, не мог.

Пока эксперты работали с телом, Проханцев попытался побеседовать с вдовой убитого, однако Марина ничего конкретного не могла сообщить, только повторяла, что Паша пошел подписывать контракт на улице. Более чем странное заявление. У ворот контракты не подписываются, это знает каждый. Потому, что нужна еще и печать, а она — в кабинете директора завода. Следовательно…

Соседей будить не пришлось, они и так не спали, время от времени выходили во дворы, дабы попытаться понять: что же там происходит, с убийством местного олигарха? Нашли кого-то или нет? Поэтому с понятыми проблем не возникло. С ними Проханцев и постучал в закрытые ставни дома Романова. Уверенно, крепко постучал. Засядько стоял рядом и с досадой качал головой, а Ткачук, напротив, выглядел энергичным и жестким сыщиком.

Романов вышел на веранду, открыл дверь, с интересом уставился на незваных гостей.

— Что вам угодно, господа? — спросил он.

— Максим Игоревич Романов? — спросил Проханцев.

— Да, он самый.

— Я старший следователь районной прокуратуры Михаил Проханцев. А это ваши соседи — понятые.

— Остальных представлять не надо. Здравствуйте, Петр Андреевич, привет, Стае. С женой бывшей что-то случилось?

— Почему вы так думаете? — спросил Проханцев.

— Мы в разводе… она недавно приезжала. Но и я, и дети не очень-то обрадовались этому. Обиделась, могла чего-то натворить.

— О жене мы поговорим после. Скажите, Максим Игоревич, вы узнаете этот нож? Посмотрите внимательно.

— Да, это мой нож, — уверенно сказал Романов.

Понятые ахнули, и он заметил это.

— Почему вы так думаете, Максим Игоревич?

— У него зазубрина возле рукоятки, я точил, но рука дрогнула и… А как он оказался у вас?

— А резиновые сапоги вы имеете? — бесстрастно спрашивал следователь.

— Конечно, в кухне стоят.

— Зачем они вам, директору школы?

— Глупый вопрос. После дождя на нашем черноземе работать в огороде в туфлях или кроссовках разве можно?

— Понятно. Можете показать их?

— Конечно, они в кухне… кстати, где лежал и нож. Что все это значит?

— Покажите нам ваши сапоги, Максим Игоревич.

— Да пожалуйста.

Романов отпер дверь кухни, включил свет, взял пару резиновых сапог, протянул их следователю.

Засядько скрипнул зубами. И без точной экспертизы понятно было, что следы этих сапог будут идентичны следам на грязном асфальте во дворе Лугового. Ткачук довольно усмехнулся, а Проханцев бесстрастно сказал:

— Извините, Максим Игоревич, но я вынужден буду задержать вас в качестве подозреваемого в деле об убийстве Павла Ивановича Лугового.

— Его убили? — удивился Романов.

— К сожалению. Вашим ножом, это уже точно известно. И следы на месте преступления — ваших сапог. За достоверность не ручаюсь, все решит экспертиза. Но улики более чем красноречивые.

— Вот так, да? — сказал Романов, качая головой. — Ну ладно, с детьми-то попрощаться дозволите?

Но они уже проснулись и выскочили на крыльцо дома.

— Папа, папа! — кричали Антон и Настя.

— Тише ребята, успокойтесь. Тут случилось какое-то недоразумение, — сказал Романов. — Меня обвиняют в том, что я не сделал и не мог сделать ни при каких обстоятельствах. Но улики свидетельствуют против меня… Антон, ты остаешься за старшего, Настя, помогай Антошке. Ребята, я люблю вас, надеюсь, мы скоро будем вместе.