Маленькие дикари (Издание 1923 г.) - Сетон-Томпсон Эрнест - Страница 37

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая

Он положил ее в тепловатую грязь и велел подержать там несколько дней, как держали кожу для барабана.

Сам сбегал домой за телячьим мозгом и печенью. Затем он и Ян принялись скрести кожу и сняли с нее огромное количество сала. Внутренняя сторона сделалась беловато-синей и липкой, но наощупь уже не была жирной. Они целый час кипятили телячью печенку, а затем растерли ее с сырым мозгом. Этой смесью они намазали внутреннюю сторону кожи, перегнули ее пополам, затем свернули в трубку и положили в прохладное место на два дня. По истечении этого срока ее чисто вымыли в речке и повесили сушить. Когда она почти просохла, Калеб вырубил крепкий, заостренный кол и показал Яну, как растягивать кожу и разминать острием, чтобы она сделалась мягкой и податливой.

Лошадиную шкуру надо было обработать таким же образом, но вследствие значительной толщины ее пришлось дольше вымачивать. Через два дня Калеб выскреб ее и размял на остром колышке. Кроме одного или двух мест, она уже приняла надлежащий вид. Осматривая ее, Калеб сказал:

— Гм! Она не везде пропиталась насквозь.

Он опять покрыл ее мазью и положил еще на день, а затем размял на колу.

— Вот вам индейская дубленая кожа, — сказал он. — Я еще видел, как шкуру вымачивали несколько дней в настое коры болиголова или пихты, но она выходила не лучше. Теперь, чтобы она не затвердела, если промокнет, нужно ее прокоптить.

Он развел дымовой костер, подбросив гнилого дерева в огонь. Затем, подперев лошадиную кожу деревянными палками, он повесил ее в густой дым на несколько часов, сначала одной стороной, потом — другой. Она потемнела и приняла запах, который хороню известен всем, кто видел индейские кожаные изделия.

— Вы нам покажете, как делать мокассины и военные куртки? — спросил Маленький Бобер с обычным увлечением.

— Мокассины — могу, а насчет военных курток не обещаю. Индийскую куртку кроят вроде вашей; перед, делается из цельного куска, но такой ширины, чтобы ее можно было надеть через голову. У ворота она завязывается тесемками, а швы и край оторачиваются бахромой. Ее довольно трудно сделать. Зато всякий может сшить мокассины. Есть два сорта, т.-е. два главных сорта, мокассинов. У каждого племени свой покрой. Не даром индеец, взглянув на обувь, может сказать, на каком наречии говорит тот человек, который ее носит. Больше всего распространены мокассины Оджибва с мягкой подошвой. Подошва и голенище кроятся из одного куска, а на подъеме делаются сборки. От этого им и дано название Оджибва, что значит «сборчатый мокассин». Другой сорт распространен в равнинах. Там приходится делать твердую подошву из-за кактусов, колючек и камней, которые встречаются на каждом шагу.

Сборчатый мокассин Оджибва.

— Я хочу с твердыми подошвами, — сказал Ян.

— Хорошо, — ответил Калеб. — Я тебе покрою.

— Нет, не ему, а мне! Это моя лошадь! — воскликнул Гай.

— Ничуть не бывало. Твой папа отдал ее мне.

По тону Калеба видно было, что он сердился на Гая за его лень и отдавал предпочтение Яну. Калеб оставил кусок недубленой, хотя совершенно очищенной кожи. Он размочил ее до мягкости в теплой воде. Поставив на нее ногу Яна, он обвел кругом линию. Когда кожа была вырезана по этой линии, То получилась подошва мокассина (см. рисунок). Ее перевернули наизнанку, приложили к большому куску кожи и по ней скроили вторую подошву.

Калеб измерил длину ноги и прибавил еще один дюйм, измерил ширину в подъеме и прибавил полдюйма. Руководствуясь этой длиной и шириной, он выкроил кусок мягкой кожи (рис. Г). Затем он сделал прорез а-в по средней линии в одном направлении и б-г по средней линии в другом направлении. Другой такой же точно кусок он вырезал в обратную сторону. Затем он откроил язычок из мягкой кожи (рис. В), который пришивался к большому куску (рис. Б) таким образом, что край а-в на куске В сходился с а-в) на Б. Такой же язычок был пришит к голенищу другого мокассина.

— Вот тебе передки. Теперь, если хочешь, можешь их вышить.

— А я не знаю как.

— Я тебя научу. Хотя это женская работа, но я могу показать тебе узор моих первых мокассинов; я его хорошо помню, так как сам убил буйвола и видел всю работу.

Он мог бы добавить, что впоследствии женился на сквау, которая делала эти мокассины, но промолчал.

— А вот и рисунок (Г). Красные и белые треугольники кругом — это холмы, по которым мокассины должны были меня благополучно носить. На пятке маленькая синяя дорожка: она показывает то, что позади, — прошлое. На подъеме три полосатые дорожки (красного, белого и синего цвета), куда мне предстояло ходить в мокассинах. Они впереди — в будущем. Каждая дорожка заключает в себе ряд перемен и извилин, но заканчивается орлиным пером, т.-е. почестями. Все это вы можете нарисовать и после. Теперь мы сошьем мокассины иголкой и толстой жилой. Если у вас найдется шило, то оно еще лучше иголки. Стежки надо делать через край, а не насквозь, иначе они на подошве стираются. Вот так (Д).

Ян и Калеб принялись за работу довольно-таки неловко. Гай с хихиканьем скакал около них, а Сам решил, что Си Ли больше подходил бы для роли сквау, чем они оба.

Подошва была так же мягка, как голенище, поэтому они могли выворачивать мокассин наизнанку, когда вздумается. Им это, видимо, нравилось, потому что они поминутно выворачивали мокассины. Наконец, оба куска были сшиты кругом, и разрез на пятке скреплен. Затем на каждом куске сделаны были четыре пары отверстий (а, б, в, г, на рис. Г), и в них продернута завязка из мягкой кожи в восемнадцать дюймов длины.

Ян своими индейскими красками разрисовал голенища по узору, показанному Калебом, и мокассины были готовы.

Индейская сквау успела бы сделать пар шесть, пока Ян и Калеб трудились над одной, но вряд ли она испытывала бы такую радость, как они.

Следы выдры время от времени показывались на грязевых альбомах у ручья. Наконец, один из альбомов, помещенный на Утесе Вакан, засвидетельствовал Яну, что выдры и хорьки тоже туда ходят на ночные пирушки. Судя по следам, выдра была крупная. При первом удобном случае Ян обратился к Калебу с вопросом:

— Как вы ловите выдр, м-р Кларк?

— В это время года я их вовсе не ловлю. До октября они не годятся, — ответил Калеб.

— А как вы их ловите, когда придет пора?

— Тем или другим способом.

Хоть это было не легко, но Ян понемногу заставил старика разговориться.

— В старые годы мы ставили на выдр западни, куда для приманки клали птичку или голову куропатки. Эта западня убивает верно, быстро и без мучений. В холодную погоду туша замерзает и может продержаться, пока за нею не придешь. Зато в теплую погоду многие шкурки пропадают, и надо почаще осматривать западни, чтобы можно было воспользоваться всеми убитыми зверями. Потом кто-то выдумал стальные капканы, которые ловят выдру за ногу и держат ее так день за днем, пока она не околеет с голода или не перегрызет своей ноги, чтобы освободиться. Как-то я поймал выдру, у которой остались только две ноги. Она дважды попадалась в капкан и каждый раз перегрызала себе ногу, чтобы спастись. Расставляя капканы, охотник не должен обходить их ежедневно, но они дороги и тяжелы; к тому же надо быть бессердечным, чтобы их употреблять. Когда я подумал о мучениях, которые перенесла эта выдра, то отказался от стальных капканов. Я говорил себе, что нужно убивать зверей или ловить живьем, но не калечить и не терзать их. По-моему, следовало бы законом воспретить капкан для выдр, который хватает их железными когтями. Это бесчеловечно. А вот что я вам скажу относительно охоты. В охоте нет ничего дурного, и я за всю свою жизнь не видел, чтобы она портила людей. Мне даже кажется, что охотники добрее других. Потом мы знаем, что дикие звери редко умирают своей смертью. Всех их рано или поздно убивают. Я думаю, что человек имеет такое же право убить их, как волк или тигр. Смерть от пули даже гораздо легче, чем от когтей и зубов волка. Не нужно только быть жестоким. Нельзя также истреблять целый род. Если вы не убьете ни одного зверя, то не станете счастливее при жизни и блаженнее после смерти. Если же охотиться с толком, то вы большого зла не причините, а зато сами потом будете вспоминать об этом с удовольствием. Однажды мне пришлось сопровождать на охоту одного европейца. Он так покалечил оленя, что тот не мог двинуться с места. Тогда он преспокойно сел завтракать и время от времени для забавы еще стрелял в оленя, стараясь, однако, его не добивать. Когда я прибежал на выстрелы, то был вне себя. Я принялся ругать европейца и быстро прикончил оленя. После того наша компания расстроилась: я больше не хотел иметь с ним дела. До сих пор еще во мне кровь кипит при одном воспоминании. Если б он застрелил оленя на бегу, то зверь страдал бы не больше, чем если б накололся на сучок, так как пули надлежащего веса производят онемение около раны. Олень испытал бы не больше, а даже меньше мучений, чем при других обстоятельствах. Нынешние многоствольные ружья — тоже варварское изобретение. Человек знает, что у него столько-то зарядов, и без всякого расчета стреляет в стадо оленей, пока они не скроются из виду. Многих он искалечит; они будут страдать и умрут. Зато когда у человека есть только один заряд, то он обращается с ним бережно. Для охоты надо брать одноствольный карабин, а не это убийственное ружье. Охота — вещь хорошая, но я против жестокостей и повального убийства. Стальные капканы, легковесные пули и многоствольные ружья — бесчеловечны. Они причиняют массу страданий.

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая