Семьи.net (сборник) - Шемайер Арон - Страница 36
- Предыдущая
- 36/100
- Следующая
– Вот так… Тебе, я гляжу, терапия нужна. А то совсем как не родной.
– Нет, нам не разрешали! – испугался Ахмед.
– А я – разрешаю! Я – батя твой, понял? И главнее меня сейчас никого нет, вот так! Мать, давай свои котлеты, или что там у тебя…
Марьяна поспешила к плите.
Федор оказался прав – «терапия» подействовала. У Ахмеда и щеки порозовели, и взгляд стал не такой колюче-испуганный.
Было видно: мало-помалу солдатик осваивается в родительском доме.
– Ну, ты хоть расскажи, сынок, как ты там? Как служишь? Вот, гляжу, и орден у тебя.
– Да какой там орден, медаль просто, – смутился Ахмед.
– Просто или не просто, а медали тоже за так не раздают. Ты расскажи, что прошел. Нам же с мамкой тоже знать надо.
– Да что там… у меня всего один бой и был, – Ахмед простодушно развел руками. – Только успели из самолета выскочить, приказ – на позиции. Три километра бегом в зимних комплектах. Дошли до точки, все мокрые, сопли на лету замерзают. Вздохнуть не успели – тут и накрыло. Три десятка ребят с ледника сразу в море смело. Меня командир – за шкирку в расщелину оттащил, посадил за пулемет, сектор показал. Говорит, стреляй. Я и стрелял. Два часа стрелял, пока панцеры не подошли. Вот и все, вот и весь мой подвиг.
Федор покачал головой, сведя брови. Протяжно вздохнул.
– Это кто ж вас так не пожалел? Небось, с норвежских линкоров прилетело?
– Нет, норвежцы сейчас в Баренцевом море застряли, им не до нас, там индусы их жмут. Говорят, нас сверху ударили, с орбитальной батареи. Украинцы, кажется.
Ахмед помолчал, глядя в пустоту.
– Там вообще сейчас ничего не поймешь. Все перемешалось.
– Ну, мы тут тоже мало чего понимаем, – пожал плечами Федор. – Ты, сынок, за свою землю стоишь – вот это понимай. Остальное – пыль. Все эти японцы, арабы, болгары – они за деньги дерутся. Арктическая нефть, алмазы, золото… А за тобой сейчас твоя земля, твои люди, мы с мамкой твоей. Значит, и правда на твоей стороне.
Он помолчал, покачивая головой.
– Слышь, а белорусы-то как? С нами еще?
– С нами, – кивнул с улыбкой Ахмед. – В наших УБК специальности получают, потом в наших же частях служат. И сражаются хорошо. Отлично даже.
– Да отстань ты от него со своей политикой, а? – всплеснула руками Марьяна.
Скрипнув дверью шкафа, она достала стопку вещей и положила на диван.
– Ты переоденься, сынок, тут все чистое. Небось, устал от казенного белья. А лучше вздремни с дороги, я постелю сейчас.
– Это верно, – Федор хлопнул ладонями по столу. – Отдохни часа три, а я пока удочки налажу, наживку заготовлю. К вечером на реку пойдем. Ты такой рыбалки нигде не увидишь, хоть всю землю обойдешь.
– Опять он за свое, – покачала головой Марьяна. – Сын на ногах едва стоит, а ему все рыбалка.
– Да я б и тебя взял, чтоб понимала, что к чему. Но ты ж, старая, всю плотву своим ворчаньем распугаешь.
Ахмед взял в руки мягкую домашнюю рубашку, осмотрел, помял пальцами. Незаметно принюхался, ловя тонкий аромат мыла.
Вдруг помрачнел.
– Вы меня простите, – сказал он. – Я вам подарков никаких купить не успел. С аэродрома – сразу сюда…
– Да какие подарки! Ты – самый главный для нас подарок. Да, мать?
Рыбалка и в самом деле была волшебная. Вода стояла тихая, сонная, будто ее утюгом прогладили. Лишь у берегов иногда раздавался мягкий плеск. Сквозь кроны деревьев сыпало сотнями лучиков уходящее солнце.
Ахмед сидел, неловко держа удочку и улыбаясь. Даже во сне он не ощущал такого ласкового и чарующего покоя. Словно сама жизнь из тайных запасов вручила ему самый сладкий и волнующий свой кусок, непознанный и неисчерпаемый.
– Бать, а вы не сердились с мамой, что я раньше не приезжал?
– Ну, что ты…
– Да нет, понимаю же, надо было отпрашиваться, отпуск заслуживать. Если б я только знал…
– Ты эти мысли брось, – строго сказал Федор. – Какие тебе еще поездки? У тебя учеба, служба. Мы все понимаем. Жизнь сейчас такая, куда от нее денешься? Мы бы к тебе приехали, но сам порядки знаешь…
– Вас бы не пустили, там запрещено, – вздохнул Ахмед. – Знаешь, батя, мне через полгода можно рапорт насчет аттестации на командира роты подавать. Офицерам же можно до трех раз в год отпуск брать. Я тогда сразу к вам, да?
– Конечно! И подавай свой рапорт. Будешь командиром – нам с матерью больше гордости за тебя.
– Я и так уже командир, взводный. Но я пока сержант, так что приезжать часто не могу.
– Кстати, тебе сколько лет-то, командир? Шестнадцать есть уже?
– Через месяц пятнадцать будет… – почему-то смутился Ахмед. И вдруг встрепенулся: – Ой, что это?! Батя, что это такое?
– Так клюет же у тебя, чудак! Тащи давай! Дергай, говорю!
Ахмед изо всех сил рванул удочку – и воздух взметнулась леска с пустым крючком.
– Эх… – с досадой крякнул Федор. – Перетянул. Хорошая, видать, рыбешка была, да сорвалась. Легче надо. Решительно, но плавно. А ну, посиди тихо, погляди, как я…
Сидеть пришлось недолго. Поплавок у Федора вдруг задрожал, закрутился и упруго ушел в чистую воду, оставив мелкие круги.
– Есть! – торжествующе объявил Федор, когда резвая золотистая рыбка забилась на прибрежной траве.
Ахмед взял ее в руки, рассмотрел со всех сторон.
– Карась, – пояснил отец. – Мелкий, для еды мало пригодный, но кошке сгодится.
– Так вы их едите?
– А что ж с ними делать? – Федор рассмеялся. – Из хорошего карпа или судака – знаешь, какую жарянку можно забацать? А вот окуней не люблю, костлявые они.
– Сохранить бы ее, на память, – Ахмед продолжал разглядывать карасика. – Да только как?
– На память, говоришь… Будет тебе память, – Федор порылся в сумке и отыскал небольшую золотистую блесну. Отделил острый тройной крючок, а блестящую металлическую рыбку протянул Ахмеду. – Вот тебе целый памятник!
– Годится! – обрадовался тот.
– Ну, давай, теперь сам. Садись вот, наживляй, закидывай. Рыбалка – дело тонкое, это тебе не из пулемета стрелять. Батька научит, ты, главное, не тушуйся.
Утром Ахмед стоял перед зеркалом и угрюмо себя рассматривал то слева, то справа.
– Пап, мам, а обязательно нам на эту ярмарку ехать?
Федор с Марьяной переглянулись, незаметно улыбнувшись.
– Ну, что ты как деревянный, а? – Марьяна укоризненно покачала головой. – Неудобно тебе, что ли?
Ахмед провел руками по нарядному пиджаку из силикатной шерсти, подергал брюки, поправил кепку.
– Удобно, мам… Только… не знаю, как сказать. Я будто артист какой-то или доктор. Мне неловко. Я не привык.
– А ты привыкай! Да ты сегодня там самый главный красавчик будешь! Все так одеваются, только не у всех такие сыновья-герои!
– Не знаю…
– Я знаю, – веско ответил Федор. – Хватит уже о казарме вспоминать. Приехал к людям – так будь, как люди. Ну, не в гимнастерке же своей пойдешь? Чай, тут не война.
Ахмед помолчал, хмуро разглядывая себя исподлобья.
– А зачем нам вообще на эту ярмарку ехать? Я б лучше с вами посидел.
– Ну, конечно! – всплеснул руками Федор. – Ну, посиди. Весь свой отпуск просидишь. Ты хоть за двор выйди, жизнь-то посмотри! Что вспоминать будешь – как в избе сидел?
– Сынок, там весело будет, – присоединилась Марьяна. – Ты даже уезжать не захочешь, вот вспомнишь ты мои слова.
– Ну, хватит слов, – Федор решительно поднялся. – Я пойду, машину подгоню. Через пять минут жду обоих.
На пороге он остановился.
– Сын, ты орден-то приколи!
– У меня медаль.
– Вот медаль и приколи.
А на ярмарке и вправду было весело.
Толпы разношерстного люда ходили вдоль рядов под цветными гирляндами; везде были музыканты, клоуны; на каждом шагу продавалось что-то вкусное и необычное; то и дело взгляд натыкался на фокусника или уличного гимнаста – глаза разбегались от желания увидеть все.
– Сынок, улыбайся! – Марьяна сжала ладонь Ахмеда. – Тебе улыбаются – и ты улыбайся. Здесь все тебе рады.
- Предыдущая
- 36/100
- Следующая
