Пока я жива (Сейчас самое время) - Даунхэм Дженни - Страница 22

• Предыдущая
• 22/46
• Следующая

Папа берет с подоконника яблоко и разглядывает его на свет. Внутри виднеются кремовые и коричневые завитки, похожие на сердцевинку настоящего яблока-эфемерные зернышки, занесенные стеклодувом. Папа медленно вертит яблоко в руке. Я частенько смотрела на мир сквозь это зеленое стекло: он кажется крошечным и тихим.

Мне не нравится, что папа без спросу берет мои вещи. Лучше бы он занялся Кэлом, который что-то кричит про антенну, прикрепленную к телевизору. Или спустился и признался маме: он попросил ее приехать только потому, что хочет, чтобы она вернулась. Муштровать и наказывать не в ее правилах, так что вряд ли папе нужен ее совет.

Он ставит яблоко на подоконник, подходит к книжному шкафу и проводит пальцем по корешкам книг, как по клавишам пианино, словно ожидая услышать мелодию. Запрокинув голову, папа разглядывает стойку с дисками, вынимает один, читает надписи на обложке и ставит на место. — Пап! — кричит снизу Кэл. — Изображение расплывается, и мама ничего не может сделать!

Папа вздыхает, идет к двери, но по пути, не удержавшись, поправляет одеяло. Останавливается и чает надписи на стене- все, о чем я буду скучать, о чем мечтаю. Папа качает головой, наклоняется, поднимает с пола футболку, складывает и оставляет на подушке. Тут он замечает, что ящик тумбочки чуть-чуть приоткрыт. Кэл все ближе. — Я пропущу передачу! — Кэл, иди вниз, я сейчас вернусь.

Но папа не трогается с места. Он сидит на краешке моей кровати и одним пальцем выдвигает ящик. Внутри-мой многостраничный список. Мысли о том, что я успела попробовать — ага, секс, наркотики, правонарушения, — и планы на будущее. Папа с ума сойдет, если прочитает пункт пять — что я задумала сделать сегодня. Слышен шелест бумаги, щелчок резинки. Очень громкий. Я рывком сажусь, чтобы выпрыгнуть из шкафа и повалить папу на пол, но меня выручает Кэл: он открывает дверь спальни. Папа запихивает бумаги обратно в тумбочку и захлопывает ящик. — Могу я побыть один? — возмущается он. — Хотя бы пять минут? — Ты рылся в вещах Тесы? — Твое какое дело? — Я ей все расскажу! — Ради бога, отвяжись! — Папа с топотом спускается по ступенькам. Кэл идет за ним.

Я выползаю из шкафа и растираю затекшие ноги; кровь еле движется в колене, и я не чувствую ступни. Я ковыляю к кровати, плюхаюсь на одеяло, и тут заходит Кэл.

Он удивленно смотрит на меня: — Папа сказал, тебя здесь нет. — Меня здесь нет. — Нет, ты здесь! — Говори тише. Где он?

Кэл пожимает плечами: — С мамой на кухне. Ненавижу его. Он обозвал меня засранцем, а потом выругался матом. — Они говорят обо мне? — Ага. И не дают мне посмотреть телек!

Мы крадемся вниз по лестнице и выглядываем из-за перил. Папа восседает на табурете посреди кухни. Он неуклюже роется в карманах брюк-ищет зажигалку и сигареты. Мама стоит, прислонившись спиной к холодильнику, и наблюдает за папой. — Ты снова начал курить? — спрашивает она. На маме джинсы; волосы собраны на затылке, и отдельные пряди свисают на лицо. Мама протягивает отцу блюдце и в эту минуту выглядит очень молодо и привлекательно.

Папа закуривает и выдыхает дым. — Извини. Ты, наверно, думаешь, что я вызвал тебя сюда под надуманным предлогом. — Папа смущается; кажется, он не знает, что сказать. — Просто мне казалось, что у тебя получилось ее вразумить. — Как ты думаешь, куда она отправилась на этот раз? — Насколько я знаю Тесс, наверно, она уже едет в аэропорт!

Мама хихикает, и почему-то кажется, что она все воспринимает живее, чем папа. Он угрюмо ухмыляется ей с табурета, проводит рукой по волосам: — Я устал как собака. — Я вижу. — Правила все время меняются. То она никого к себе не подпускает, то просит, чтобы ее часами обнимали. Иногда целыми днями не выходит из дома, а потом неожиданно исчезает. А от этого ее списка у меня голова кругом. — Ты же знаешь, — говорит мама, — единственное, чем здесь можно помочь, — это вылечить ее, но это невозможно.

Папа пристально смотрит на нее: — Не знаю, сколько я еще выдержу в одиночку. Иногда утром у меня нет сил открыть глаза.

Кэл толкает меня локтем. — Хочешь, я в него плюну? — шепчет он. — Давай. Прямо в чашку.

Кэл набирает слюны и харкает. Но плевок получается никудышный. Он едва долетает до двери; почти вся слюна попадает Кэлу на подбородок и на ковер в коридоре.

Я закатываю глаза и знаком показываю, чтобы он шел за мной. Мы поднимаемся ко мне в комнату. — Сядь на пол у двери, — приказываю я, — закрой лицо руками и никого не впускай. — Ты что собираешься делать? — Одеться. — А потом?

Я снимаю пижаму, натягиваю свои лучшие трусики и проскальзываю в шелковое платье, которое купила, когда мы с Кэлом шли по магазинам. Я растираю ступню, которую прокалывают сотни иголок, и надеваю туфли с ремешком. — Хочешь, покажу Мегазорда? — предлагает Кэл. — Только пойдем ко мне, потом что он защищает город и, если я его заберу, все погибнут.

Я снимаю со спинки стула пальто: — Вообще-то я немного тороплюсь.

Кэл глядит на меня сквозь пальцы: — Это твое платье для приключений! — Ага.

Кэл поднимается на ноги, загородив дверь: — Можно с тобой? — Нет. — Ну пожалуйста. Мне здесь так надоело. — Нет.

Телефон я оставляю дома, потому что по нему можно вычислить, где я нахожусь. Бумаги из ящика засовываю в карман пальто. Потом где-нибудь выброшу в урну. Видишь, папа, как предметы исчезают у тебя из-под носа?

Перед тем, как отправить Кэла вниз, я от него откупаюсь. Он прекрасно понимает, столько всяких штук для фокусов можно купить на десятку, и знает: если он хоть пикнет о том, что я была здесь, я вычеркну его из завещания.

Я жду, пока Кэл не спустился на кухню, и, услышав, что он там, медленно следую за ним. На площадке между этажами я замираю, чтобы перевести дух, и оглядываю лужайку перед домом, провожу пальцем по стене, вокруг стойки перил, улыбаюсь фотографиям наверху.

На кухне Кэл садится на корточки перед родителями и пристально смотрит на них. — Ты что-то хотел? — интересуется папа. — Я хочу послушать. — Извини, это взрослый разговор. — Тогда я хочу поесть. — Ты только что умял полпачки печенья. — У меня есть жвачка, — вмешивается мама. — Хочешь? — Отыскав в кармане кофты жвачку, мама протягивает ее Кэлу.

Кэл запихивает резинку в рот, сосредоточенно жует, а потом спрашивает: — А когда Тесса умрет, мы поедем отдыхать?

Папа сверлит Кэла сердитым и вместе с тем растерянным взглядом: — Разве можно говорить такие гадости! — Я даже не помню, как мы ездили в Испанию. Я всего разик летал на самолете, и это было так давно, что будто и не было. — Хватит! — перебивает его папа и хочет встать, но мама его останавливает. — Успокойся, — говорит она и оборачивается к Кэлу. — Тесса так давно болеет, что, наверно, тебе бывает ужасно одиноко.

Кэл ухмыляется: — Ага. Иногда утром у меня нет сил открыть глаза.

Зои открывает мне дверь. На ней та же одежда, что в нашу последнюю встречу; волосы разлохмачены. — Поехали на море? — Я бренчу у нее перед носом ключами.

Она бросает взгляд на папину машину за моей спиной: — Ты приехала одна? — Конечно. — Но ты не умеешь водить! — Теперь умею. Пункт пятый из списка.

Зои хмурится: — Ты когда-нибудь училась водить? — В каком-то смысле. Можно войти?

Она распахивает дверь: — Вытри ноги или сними туфли.

В доме ее родителей всегда невероятно чисто, как на картинке из каталога. Они так много работают, что наверно, им некогда устраивать беспорядок. Я прохожу за Зои в гостиную и устраиваюсь на диване. Она присаживается на край кресла напротив меня и, скрестив руки на груди, спрашивает: — Значит, папа дал тебе свою машину? Хотя ты не застрахована и это противопоказано? — Вообще-то он не знает, что я взяла машину, но я отлично вожу! Вот увидишь. Я бы сдала экзамен, но возраст не подошел.

Зои качает головой, словно не может поверить в то, что я такая дура. А ведь она должна бы мной гордиться. Я улизнула так, что папа даже не заметил. Я отрегулировала зеркала, прежде чем завести мотор, потом выжала сцепление, включила первую скорость, отпустила сцепление и нажала на газ. Я три раза объехала вокруг квартала и всего два раза заглохла; для меня это рекорд. Я благополучно миновала кольцевую развязку, а на шоссе, ведущему к дому Зои, даже перешла на третью скорость. А она уставилась на меня, словно все это ужасная ошибка. — Знаешь что, — заявляю я, поднимаясь и застегивая куртку, — я полагала, что если доберусь до твоего дома без происшествий, то самое трудное будет проехать по автомагистрали. Я и подумать не могла, что ты окажешься такой занудой.

• Предыдущая
• 22/46
• Следующая