F 20. Балансировать на грани (СИ) - Вечная Ольга - Страница 53
- Предыдущая
- 53/55
- Следующая
— Олег, это я, Аля, — попыталась помочь ему.
Он отрицательно покачал головой.
— Нет, не может быть. Я тебя убил.
— Нет. Ты бы никогда не причинил мне вред. Милый, ты все перепутал. Ты освободил Алину, а меня не нужно было освобождать. Твой папа помог мне.
— Алину? — пораженно переспросил он. — Но как? Я же помню, я же видел как ты… а я…
— Олег, но я жива.
Он смотрел на меня вытаращенными, испуганными глазами, а рот безмолвно открывался и закрывался. Снял шапку и взъерошил волосы, больно потянув за кончики. Выражение серых глаз отражало внутреннюю борьбу. Я видела то безумный блеск, словно там, за радужками плясали тени невидимых существ — как он сам всегда говорил, «его бесов», то осмысленный и серьезный взгляд, который я так хорошо знала.
— Но тогда… — промямлил он, хватая меня за руку, — все, что я думал, все мои мысли и воспоминания… они не мои. Аля, ты жива! — воскликнул он, словно сообщая мне эту новость. Я быстро кивала и улыбалась, следя за эмоциями, отражающимися на любимом лице. Радость, понимание, шок, недоверие, гнев.
— Милый, ты болен, — мягко сказала я, — тебе нужна помощь.
— Мне нужна ты, — взмолился он. Бездонные глаза наполнились слезами, он уткнулся мне в колени, прося ласки, и я положила обе руки ему на голову, принялась гладить и зачем-то дуть, словно минус пятнадцати по Цельсию не хватало, чтобы остудиться. Просто так надо было, я чувствовала.
— Аля, у меня болит голова. Так сильно болит. Все перемешалось. Мне очень больно.
— Потерпи, — прошептала я, продолжая гладить и одновременно кивая санитарам, что пора. Как только к нам приблизился персонал больницы, Олег вскочил на ноги, начал возмущаться и сопротивляться. Он боялся расставаться со мной, ему требовалось мое присутствие, как физическое доказательство того, что беда, которая убивала его последние недели, ненастоящая. И я была рядом все то время, что потребовалось. Держала его за руку, шептала бессмысленный слова, а он жаловался на нетерпимую головную боль, отказываясь от обезболивающего.
Ему на самом деле было больно. Лицо и тело горели, температура поднялась на два градуса. Моральная, психологическая боль каким-то образом переросла в физическую.
— Не нужно лекарств, я хочу мыслить ясно, — просил он, и Игорь шел на уступки. Олегу понадобилось двое суток, чтобы понять и убедиться, что мы снова вместе. Он хватался за меня, до боли сжимая ладони, смотрел мне в глаза и по тысяче раз просил повторять, что я живая. Не знаю, как описать его состояние. Это была борьба реальности с безумными идеями, порожденными болезнью. Мы оба балансировали над ямой, обителью его демонов, не желающих, чтобы он снова поверил в возможность счастья.
Но я была жива. И все порожденные недугом аргументы разбивались об этот факт вдребезги. Я поддерживала практически непрерывный телесный контакт — то гладила его, то держала за руку, или просто обнимала, и он вновь смог выбраться, потому что очень этого хотел. Каждой клеточкой я чувствовала, что он смотрел на меня и видел перед собой новый смысл жизни. Более значимый, чем профессия. А я в тридцать три года, наконец, начала жить так, как хотела. Сделала выбор, и с тех пор ни разу о нем не пожалела…
Быструю пронзительную речь взволнованной девушки перебил скрип открывшейся двери.
— А вот и кофе, — кивнул робко заглянувшей в кабинет секретарше крупный мужчина в возрасте, восседающий в огромном, на вид невероятно удобном кресле. Его щеки слегка порозовели, выдавая кипящие внутри эмоции, но голос оставался ровным и спокойным. Мужчина запрокинул голову и взглянул в потолок, тяжело вздохнув. — Верочка, поставь на стол поднос. Спасибо, — сказал он ладной юной девушке в эффектном брючном костюме, подчеркивающем хрупкость и привлекательность. Верочка неловко улыбнулась, виновато взглянув на сидящую напротив ее шефа пару — нервно заламывающую пальцы пациентку, и крепко обнимающего ее симпатичного мужчину, который, укачивая, шептал ей на ухо, вероятно, ласковые слова.
В просторном кабинете профессора Соболева Михаила Ивановича всегда пахло терпким, свежесваренным кофе и горьким, настоящим шоколадом. На его резном, блестящем чистотой и богатством столе, помимо бумаг и книг, стоял поднос с двумя чашечками ароматного напитка. Третью Михаил Иванович только что пригубил и, на мгновение прикрыв глаза, отдавая дань хорошему кофе и умению своей секретарши его варить, вернулся к беседе.
— Вижу, что мы вплотную подошли к встрече со мной, не так ли?
Двое молодых людей, утопающих в куче подушек, разбросанных по дутому угловому дивану, одновременно кивнули. Было заметно, что это далеко не первый их визит к врачу, по крайней мере, чувствовали они себя комфортно и расслаблено. Одетый в белый свитер и черные джинсы светловолосый мужчина так и вовсе полулежал на мягкой спинке дивана, вольготно вытянув ноги и закинув их на стоявший поблизости пуфик. Одной рукой он продолжал прижимать к груди выбившуюся из сил тяжелыми воспоминаниями девушку, другой поглаживал ее по спине.
— Ну, все, родная, ты молодец, — поцеловал в макушку. — Все прошло, самое сложное сделано, ты идеально передала события. Умница моя, — убаюкивал он ее, хмурясь.
— Впереди у нас пробуждение, как я понимаю? — уточнил Михаил Иванович, поправляя очки и делая пометки в толстом журнале. — Кто расскажет, что было дальше. Аля? Олег?
— Пожалуй, теперь моя очередь, — Олег прочистил горло, нежно погладил Алю по плечу. Опустил взгляд на узорчатый ковер под ногами, как делал это всегда, когда углублялся в воспоминания. В течение пары минут обдумывал, что собирается передать.
— Рассказывайте именно так, как все случилось. Будто это происходит прямо сейчас, — подсказал врач. Его приятный низкий голос звучал дружелюбно и, что самое главное, выдавал не безразличие профессора к судьбе пациентов. Вместе с сидящими сейчас перед ним людьми он день за днем, месяц за месяцем вновь проходил через случившиеся с ними радости и ужасы, которые иногда не укладывались в голове профессора, хотя подобных историй он знал немало. Но, несмотря на обширный опыт практики, каждую проблему принимал близко к сердцу, пропускал через себя. Вероятно, именно поэтому Михаил Иванович считался одним из лучших врачей частной практики, и записываться к нему нужно было за полгода, несмотря на дорогостоящий прием.
— Первое, что я ощутил, проснувшись, была изумительная тишина, убаюкивающая мой рассудок, — проговорил Олег. Теперь уже Аля держала его за руку, морально поддерживая. — Не открывая глаз, я задержал дыхание, чтобы исключить малейшие звуки, и вслушался в себя — тихо. Нет, не одиноко, просто тихо. Я понимал, что у меня получается думать, то есть я не отравлен лекарствами, но, вместе с тем, я не слышал голосов. Они не повторяли мои мысли, не смелись надо мной, не будили — как это обычно бывало раньше. Невероятно приятным оказалось вновь услышать тишину, как бы странно не звучало это словосочетание.
«Олег, ты проснулся? — услышал я нерешительный шепот, одновременно понимая, что чудесное оживление Али не очередная игра моего несчастного разума. — Я вижу, что ты улыбаешься».
«Я чувствую, что ты тоже улыбаешься», — ответил ей, не открывая глаз.
«Ты прав. Я ждала, пока ты проснешься», — она взяла в руки мою ладонь, в этот момент я открыл глаза, и увидел перед собой ее. Счастливую, светящуюся здоровьем. Самую настоящую. Немного лохматую и уставшую, но по-прежнему неотразимую.
«Скучала по мне?» — не нашел ничего лучше спросить.
«Очень. Хочу забрать тебя отсюда».
«Куда?»
«Домой. Не думаю, что Игорю стоит лечить тебя, хоть он и не самый плохой врач на свете».
«Он ужасный врач, — мне вдруг стало смешно, — проморгал мое ухудшение, не сообразил, что я бросил лечение». Мы посмеялись вместе, хотя было не над чем.
«Ты меня простила?»
«Поняла», — ответила она, кивая.
«Когда мы уедем?»
«Как только ты захочешь. Твой папа сказал, что для того, чтобы полностью поправиться, мне необходим умелый массажист. Признаюсь, я уже замучилась ждать, пока ты возьмешь себя в руки и начнешь, наконец, заботиться обо мне»
- Предыдущая
- 53/55
- Следующая
