Лицей послушных жен (сборник) - Роздобудько Ирэн Виталиевна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/108
• Следующая

С этим добром я спустилась вниз и закрылась в кабинете. «Чем хуже будут записи, тем лучше», – подумала я, вставляя новенький лазерный диск в музыкальный центр и кассету в старый магнитофон. На первом нажала кнопку «Воспроизведение», на втором – «Запись».

Кассета в магнитофоне медленно закрутилась. Записав одну песню, проверила запись. Все в порядке – она была. И поскольку писала с микрофона, была вполне некачественной. То есть такой, как надо.

С диска записала ровно три кассеты.

Доделывая последнюю, я не услышала, как в кабинет вошел Мирось.

– Что ты делаешь?

Я прижала палец к губам, умоляя не испортить процесс, и тихо вывела его в кухню.

Что ему ответить?

– Провожу эксперимент, – сказала я.

– Какой? Зачем тебе этот вчерашний день?

Мне пришлось выдумать историю, что именно этот «вчерашний день» я хочу подарить одному из сотрудников на день рождения, так как он очень ценит ретро и не признает современной техники. Этакий символичный подарок, раритет…

– Только представь, – сказала я, – он до сих пор слушает виниловые пластинки своей бабушки и коллекционирует старые кассеты.

– А-а… Ну-ну… – сказал Мирось и пошел в ванную.

Пока в кабинете заканчивалась запись, а Мирось принимал душ после работы, я успела накропать на компьютере довольно солидное удостоверение младшего научного сотрудника Академии наук, приладила туда свое фото и найденный в Интернете образец печати. Было бы неплохо вклеить распечатку в какую-нибудь красную или синюю корочку-обложку. Я порылась в ящике и нашла такую с полуистлевшей надписью «Удостоверение», выдрала оттуда свое удостоверение десятилетней давности – аккуратно вклеила нужное.

Ксива и кассеты были готовы до того, как Мирось вышел к столу.

Стол, благодаря моему необычному нынешнему состоянию, захотелось накрыть безупречно – я даже выставила бутылку чилийского вина и зажгла две свечи.

– Какой у нас праздник? – спросил муж.

Я посмотрела на него с щемящей болью и страшно пожалела, что не могу рассказать о своем невероятном приключении. Именно потому, что оно было невероятным, то есть таким, в которое веры не может быть априори. Особенно у прагматичного Мирослава.

Поэтому я просто сказала, что мы давно не ужинали в романтической обстановке.

Он с благодарностью кивнул, поцеловал меня в темя и открыл бутылку. Мы молча выпили. Я почувствовала, что вся – уже ТАМ, в завтрашнем дне. В новом свидании с прошлым. «Интересно, – подумала я, – кому еще выпадает такой случай: смотреть в прошлое как в будущее?..»

– Что-то не так? – спросил Мирось, заметив, что кусок не лезет мне в рот – я только пила.

– Сколько лет тебе было в 80-м году? – спросила я.

– Девятнадцать. А что?

– Девятнадцать… – повторила я. – А что ты тогда делал?

Мирось задумался.

– Учился на втором курсе университета…

– А можешь вспомнить, что тогда происходило? С тобой и… вообще? Какие события?

– Весьма размытые воспоминания получатся, – ответил он.

– И все-таки? – не унималась я. – Это я мало что помню, ведь была не такой взрослой, как ты.

Его лицо стало серьезным и напряженным. На все вопросы Мирось привык давать полные ответы.

– Сейчас… сейчас… – забормотал он. – Задание сложное… Итак, я учился на втором курсе философского факультета.

– Ты уже говорил. А что делал в свободное от учебы время?

– Трудно сказать… Наверное, ходил в библиотеку.

– Какой прилежный! – пошутила я. – Учился. Ходил в библиотеку. Просто пай-мальчик! А как же общественная деятельность? Кухонные беседы? Радио «Свобода»? Концерты в лесу? Походы в горы? Портвейн в подворотне? Танцы-шманцы? Любовь-морковь? Неужели нечего вспомнить?

– Ты решила поиграть в «Амаркорд»? – усмехнулся он. – Но для меня действительно то время было абсолютно пустым. Хотя все перечисленное тобой, наверняка, имело место. Особенно портвейн. Но не в подворотне, а на крыше.

Он глубоко задумался. Мне почему-то показалось, что если бы здесь в данный момент была Томочка, то эти воспоминания при ее активной помощи полезли бы через край.

А со мной он жил здесь и сейчас и, кажется, был всем доволен. Лезть в закоулки памяти ему было не так интересно, ведь у нас разное прошлое. Мирось вообще из благополучной семьи. Его родители до сих пор живут в Англии. Тогда они могли устроить сына на философский факультет – средоточие «партийной элиты».

– Знаешь, – наконец сказал он, – а этот вопрос не так уж и прост. Я и вправду не могу вспомнить ничего примечательного, кроме увлечения музыкой, – тогда вошла в моду прибалтийская группа «Зодиак», а записи «Пинк Флойда» привезли родители. Было такое чувство, что живешь в банке с водой и время от времени выпрыгиваешь к ее узкому горлышку, чтобы глотнуть немного воздуха. И сразу – на дно, чтобы не попасться на крючок. Конечно, были и кухонные беседы, к примеру об Афганистане – мало кому хотелось туда попасть, но сути этой войны – ее настоящей сути! – мы не знали. Посмеивались над тогдашними выборами, когда в бумажке была только одна фамилия и одна партия. Однако любили этот день, потому что на участках в буфете было много дешевого вина, водки и бутерброды с красной икрой по пять рублей за штуку. Что же еще? Ну, все было в дефиците… На работе родители моих ровесников получали так называемые пайки, или заказы, – зеленый горошек, курицу, майонез в стеклянных банках, гречку, сгущенное молоко. Иногда – кусок сливочного масла, а под Новый год – бутылку шампанского.

Я слушала его, раскрыв рот. Честно говоря, думала, что сейчас он выдаст массу общественно-политической информации, а оказалось, что он точно так же жил в консервной банке своей маленькой жизни. Но слушать было интересно, я попросила его продолжить, спросив, что такое «пайки». Мне нужно было хорошо подготовиться к завтрашнему дню.

– О! – улыбнулся Мирось. – Пайки – это набор дефицитных продуктов, которые заказывало руководство более-менее приличных предприятий для своих сотрудников.

У меня глаза лезли на лоб.

– Разве в магазинах не было гречки? А майонез – это же элементарно! А горошек! Сейчас его как грязи!

– Ага, все было дефицитом. Одежда. Косметика. Книги. За книгами мы ездили в лес – там на выходных собирались книгоманы – и с земли покупали у спекулянтов книги, которых не было в магазинах. А по скверам околачивались стайки цыган, у них женщины покупали тени и колготки. Веселая была жизнь! – добавил он и неожиданно прервал сам себя: – Слушай, малыш, а зачем тебе это надо?

– Просто интересно, – сказала я. – Я же была младше тебя и не могла знать таких подробностей…

– Сейчас сам не верю, что такое могло быть! Если бы тогда мне кто-то сказал…

– Что? – перебила его я, услышав те самые магические слова.

– Я говорю: если бы мне тогда кто-то сказал, что наши люди смогут свободно путешествовать по миру или зарабатывать больше положенного максимума в сто двадцать рэ, я бы, наверное, не поверил и сдал этого человека в дурку…

«Так… – отметила я. – Значит, мне придется крепко держать язык за зубами…»

– А тогда ты уже был знаком с Томочкой?

Он улыбнулся.

– Конечно. Мы же вместе учились.

– А почему не женился?

– Не знаю. Тебя ждал…

Он доел. Вытер рот салфеткой. Вечер закончился.

Я сказала, что, наверное, на некоторое время уеду лечиться от заикания по просьбе Олега, так как он предлагает мне работу на телевидении. Мирось кивнул и поднялся со стула. Пошел обычной дорогой к телевизору.

Через минуту из комнаты донеслись позывные «Последних известий».

Я начала убирать со стола со странным чувством, что была уже не здесь.

Сумка с кассетами, бельем и некоторыми необходимыми мелочами стояла под вешалкой. «Утром нужно забросить в нее пачку гречки и пакетик майонеза», – подумала я…

…Иногда ей казалось, что она и правда живет не здесь – не в этой квартире, не в этом городе и даже не в этой стране, которую любила до спазмов в горле и не собиралась покидать. Но все равно – не здесь! А где – не могла определить наверняка.

• Предыдущая
• 16/108
• Следующая