Корабль призраков - Платова Виктория - Страница 41

• Предыдущая
• 41/112
• Следующая

– Зачем вы это делаете, Макс?

– Она попросила.

– А если бы она попросила вас взорвать посольство Мозамбика? Или украсть ночной горшок у английской королевы?

– Это нереально. Я могу делать только то, что могу, – не очень-то он разговорчив.

– Ладно. Она – маленькая девочка…

– Я не маленькая девочка, – вклинилась Карпик.

– Ты же обещала не подслушивать.

– Хорошо.

Подождав, пока она снова накроется подушкой, я продолжила:

– Она – маленькая девочка. Но вы – вы взрослый человек…

– Ну и что? Я не вижу здесь ничего такого. Если ей нравится…

– Мне очень нравится, Макс, миленький… – снова высунулась Карпик.

– Не думаю, чтобы это очень понравилось ее отцу.

– Ему понравится. Ему нравятся татуировки, – наплевав на обещание, Карпик села в кровати и искоса и с видимым удовольствием посмотрела на свое плечо.

– Вот как! – Это был неожиданный поворот сюжета, и я насторожилась. – Значит, ему нравятся татуировки. Откуда ты знаешь?

– У папочки было три любовницы. И у каждой из них была татуировка.

– И у Наташи? – Господи, зачем я только ляпнула о ней, зачем я только упомянула это имя! Карпик покраснела и выпалила:

– Он тебе рассказал об этой гадине?

– Мы коротали время, пока ждали тебя… Думаю, ты поступила, как beast.

– А мне плевать. Если бы она была настоящая… Я сразу пойму – когда настоящая. Я сама найду ему… настоящую.

– Настоящую для него или для тебя?

– Для него… Для меня… Не важно.

– Это важно. Ты же умная девочка. Эта Наташа, она, должно быть, очень страдала…

– Никогда не говори мне о ней больше… Если мы друзья.

– Хорошо. Успокойся. Это больно? – спросила я у Макса о татуировке, сменив тему. Я сдалась. В конце концов, я не мать и не гувернантка. И даже не репетитор по алгебре. Пусть девчонка делает что хочет. Пусть разрисует себя с ног до головы, мне все равно.

– Очень больно, – сказал он. И с уважением посмотрел на Карпика.

– Очень-очень, – засмеялась Карпик.

– Смотрите, вам объясняться с ее отцом.

– А мы ничего ему не скажем. Я не покажу ему…

– Дело твое. – Я слабо представляла себе, как Карпик собирается скрыть татуировку на плече. – Но учти, девочка: если прячешь что-то одно, то всегда приходится прятать и другое.

– Я учту. Я покажу ему, когда мне исполнится шестнадцать лет.

– А если вы поедете куда-нибудь в Рио на следующий год? Или в Ниццу? Что, так и будешь сидеть на пляже в рубашке с длинными рукавами?

– Может быть.

– Представляю, как это будет выглядеть.

– Я вообще не поеду на море. А если и поеду, то куда-нибудь на Север, – подумав, высказала предположение Карпик. – И вообще, море не должно быть теплым. Так Макс говорит. Правда, Макс?

– Правда, – подтвердил Макс. – Море должно быть холодным. Море должно быть не для развлечений, а для работы.

– Слышала? – Карпик торжествовала.

– Ну, хорошо. Не буду спорить с профессионалами. Тогда зачем ты ее делаешь? Кому ты ее будешь показывать? Соседке по комнате у себя в интернате? Или папиным подружкам?

– Всем папиным подружкам я буду показывать только на дверь.

– Понятно. Ты просто страшная эгоистка. Но почему все-таки черепаха? Потому что у папы такая же? – невинно спросила я, вся внутренне содрогаясь от возможных вариантов ответа. От одного-единственного варианта.

– Нет, у себя на теле папа таких вещей не приветствует. Он говорит, что всегда нужно помнить о том, как будет выглядеть татуировка, когда тебе исполнится восемьдесят семь лет. Не очень приятное зрелище, говорит папа.

Слава богу.

Слава богу, подумала я. Один из подозреваемых отпал, круг сузился. И это знание я получила просто так, за здорово живешь, не прикладывая никаких усилий. Нужно поощрить за это Карпика.

– Так почему черепаха, правда? – снова спросила я смягчившимся голосом.

– Потому что это символ вечности.

– Странно. Я всегда думала, что символ вечности – это змея, кусающая себя за хвост.

Карпик нахмурилась: я видела, что змея, да еще кусающая себя за хвост, на секунду покорила ее воображение. Но потом она решила все же сохранить верность своей черно-красной черепахе.

– Черепаха мне нравится больше.

– Черт с тобой, – вздохнула я.

– Мне нравится, когда ты так говоришь, – засмеялась Карлик.

– Мне тоже. Только не задерживайся здесь, пожалуйста. Папа волнуется, он уже готов начать поиски.

– Он очень злой?

– Он уже устал злиться.

– Хорошо. Скажи ему, что я скоро приду… И еще… Знаешь что… Ты мне дашь ключ?

Я приподняла брови и выразительно посмотрела на Макса.

– Не бойся, – успокоила меня Карпик. – Макс никогда не слушает то, что ему не нужно слушать. Правда, Макс?

– Правда.

Я отдала ей ключ, – в конечном счете она имела на это большее право, чем я, – и поцеловала ее в макушку:

– Долго не задерживайся.

– Может быть, ты придешь к нам с папой вечером?

– Нет. Мы сегодня ночью должны кое-что отснять. И мне необходимо как следует выспаться.

– Что отснять?

– “Эскалибур” с моря.

– Здорово! А мне можно? Только посмотреть.

– Нет. Это будет очень поздно…

Вадик разбудил меня в половине четвертого утра. Нужно было отправляться на съемки ночного “Эскалибура”. Корабль стоял, и было непривычно тихо. Я с трудом поднялась. Я долго не могла заснуть накануне, а когда заснула, то получила причитающуюся мне порцию кошмаров. Вернее, это был один непрекращающийся кошмар: в нем я бродила по бесконечным лабиринтам корабля, одну за другой открывая все двери универсальным боцманским ключом. И за каждой дверью видела убийцу. С родимым пятном вместо лица.

Подушка и простыня были влажными от пота. Если так будет продолжаться и дальше, мне вообще придется отказаться от сна.

– Ты стонала, – сказал Вадик. – Даже ночью не даешь мне покоя.

– Извини.

– Если хочешь не провалить съемку, быстрее собирайся.

– Да, конечно.

Пока я натягивала на себя все имеющиеся в чемодане теплые вещи, в дверь осторожно постучали. Когда Вадик открыл дверь, на пороге нарисовался второй помощник Суздалев. Чисто выбритый и благоухающий немыслимым одеколоном “Красная Москва”.

• Предыдущая
• 41/112
• Следующая