Корабль призраков - Платова Виктория - Страница 42
- Предыдущая
- 42/112
- Следующая
– Готовы, товарищи кинематографисты? – спросил он.
– Всегда готовы, – ответил Вадик, с укоризной глядя, как я ползаю под кроватью в поисках шерстяных носков.
– Тогда жду вас на кормовой палубе через пятнадцать минут.
…Через пятнадцать минут мы уже стояли возле портальных лебедок и наблюдали, как два матроса под руководством Суздалева спускают на воду небольшую, хрупкую на вид лодку. Она была куда менее внушительной, чем спасательная шлюпка, в которой я нашла папку Митько. Перед тем как опустить ее, Суздалев приказал нам занять места.
– Ваша лодка выглядит… Как-то несерьезно, – попеняла я Суздалеву. Тот поморщился:
– Во-первых, это называется не лодка, а фанц-бот. Он и должен быть легким. Иначе между льдинами не проскочишь. А во-вторых, оставьте ваши замечания при себе.
Кроме нас с Вадиком и Суздалева, в бот погрузился матрос Гена, оказавшийся по совместительству еще и мотористом. Он устроился на корме, возле мотора, зевнул и со скрытой неприязнью посмотрел на нас: черт вас несет на льдины в четыре часа утра, выспаться не даете, черти. Нас аккуратно опустили, и спустя несколько минут бот уже покачивался на тихой воде. От воды шел холод, и я невольно втянула голову в плечи и поежилась.
– Как далеко мы должны отойти? – спросил Суздалев Вадика, расчехляющего камеру. Меня он решил игнорировать.
– Метров на сто – сто пятьдесят. Снимем пару-тройку общих планов, и можно возвращаться. Много времени это не займет.
Господи, зачем я только поехала, подумала я, Вадик бы отлично справился и без меня. Из тягостных размышлений меня вывел Суздалев.
– Держите фонарь, – сказал он, – иначе напоремся на льдину, мало не покажется.
Я безропотно взяла фонарь и поставила его на колени.
– Вам придется держать его повыше.
– Хорошо.
Гена запустил мотор, моментально прорезавший тишину ночи, и бот оторвался от корабля.
Второй помощник подстраховался: льдин оказалось не так уж много, а те, что попадались, мы обходили без всякого труда. Их срез был довольно внушительных размеров, что-то около полуметра, а то и больше. Изловчившись, я коснулась одной из них, и смерзшийся лед обжег меня. Вода тоже оказалась обжигающе холодной.
– Апрель месяц, надо же… В Москве все уже в плащах шастают, а здесь сплошные льды, – сказал Вадик.
– А в Антарктиде круглый год льды, – вклинился моторист Гена, и после этого глубокомысленного замечания все надолго замолчали.
Медленно удаляющийся от нас “Эскалибур” представлял собой почти фантастическое зрелище. Он по-прежнему был слабо освещен и казался наспех вырезанным картонным корабликом, пришпиленным к черному занавесу домашнего театра. Ярко горели только два сигнальных огня – на корме и на борту. Да еще подсвеченная рубка казалась плывущей над невидимыми морем и небом. Приглядевшись к затемненному борту, можно было различить еще одно теплое круглое пятно иллюминатора: кроме нас и вахтенных, не спит кто-то еще, надо же…
– Странно, – задумчиво сказал Суздалев. – Я ведь не включал его.
– Забыли погасить свет в каюте? – спросил Вадик, нацелив камеру на “Эскалибур”.
– Не в своей. Да я и не включал его. Зачем включать свет днем?
– Какие-то проблемы?
– Да нет. Просто понять не могу.
Гена заглушил мотор, и почти мгновенно наступила тишина. Впрочем, она оказалась недолгой. Спустя несколько минут сквозь нее стал проступать странный, едва различимый гул. Сначала он был монотонным, как шум работающего двигателя, как плеск водопада, как шелест затяжного дождя за окном. И только потом стали проявляться отдельные звуки, складывающиеся в какую-то сложную и слаженную партитуру. Звуки были похожи на отдаленный стон, потом послышались всхлипы, потом – тоненький, как игла, плач ребенка…
– Что это? – спросила я у Суздалева.
– Тюлени.
– Тюлени?
– Их здесь сотни. Завтра сами увидите.
Вадик выключил камеру, а я – фонарь. Мы сидели молча, потрясенные. В темноте звуки казались еще более объемными, чернота вокруг не поглощала, а, наоборот, усиливала их. Я закрыла глаза, и тут же услышала голос Суздалева.
– А теперь погас. Ничего не могу понять, – оказывается, все это время он наблюдал за одиноким светящимся иллюминатором.
– Что ж тут странного? – Вадик снова включил камеру. – Люди спать легли.
– Да не мог никто лечь там спать. Некому. Это каюта старпома. Я же сам ее опечатал… Странно. Может быть, капитану что-то понадобилось?
Я вцепилась руками в борта лодки. Я знала, кому что-то понадобилось в каюте старпома. Кому и зачем. Мысль о том, что сейчас, в это самое время, в каких-нибудь двухстах метрах от нас, по каюте погибшего старпома бродит убийца, заставила меня напрочь позабыть о голосах далеких тюленей. Убийца ищет в каюте то, что искала бы и я, если бы случайно не наткнулась на папку Митько в спасательной шлюпке. Очевидно, Митько был чересчур самонадеян, и их ночной разговор на палубе был не последним… И Митько, в духе алчных опереточных шантажистов, вполне мог пригрозить убийце, что обладает внушительным досье на него. Что он систематизировал все данные, связал воедино все узлы и выстроил геометрическую фигуру с вершинами в Перми, Москве, Питере и Таллине – что-то вроде не правильного многоугольника, в центре которого – родимое пятно, стилизованное под панцирь черепахи. Старпом вполне мог сказать, что в досье внесена и фамилия – это могло автоматически повысить сумму гонорара за молчание до астрономических размеров. Блеф, который стоил Митько жизни. Как бы то ни было, убийца не успокоится, пока не найдет то, что ищет. Только как он собирается делать это – на таком огромном корабле, как “Эскалибур”, где столько укромных уголков, можно легко спрятать человека. И даже не одного. Не говоря уже о такой несерьезной вещи, как папка с документами. Папка, которая лежит сейчас на самом дне моего чемодана…
От этой мысли мне стало жарко. Я расстегнула свою доху (прощальный подарок покойного старпома) и тотчас же услышала голос Вадика:
– Холодрыга собачья. Пора возвращаться, все, что надо, уже отсняли…
…Оказывается, кроме нас и двух матросов, обслуживающих портальные лебедки, на “Эскалибуре” не спало еще несколько человек. Первыми, кого мы встретили, поднявшись на борт, были Арсен Лаккай и губернатор Распопов. Они потягивали баночное пиво “Будвайзер” и вяло препирались.
- Предыдущая
- 42/112
- Следующая