Такси для ангела - Платова Виктория - Страница 28

• Предыдущая
• 28/81
• Следующая

Аглая — совсем другое дело.

Аглая — звезда.

Звезда, и галактики № 45, 67 и 89 еще будут оспаривать друг у друга право считаться местом ее гибели… Так разве можно огорчаться по этому поводу?

"Огорчаться” — это совсем другая эмоциональная шкала…

— Заткни ей пасть, — снова прошипела Дашка. Я присела на корточки и тихонько позвала Ксоло:

— Ксоло, девочка, иди к Алисе… Иди, моя хорошая. Алиса тебя любит. Иди, иди сюда…

Спустя минуту несчастная Ксоло вняла моим мольбам. Скулить она не перестала, но, улегшись на брюхо, поползла ко мне. Я перехватила ее и прижала к груди. Еще никогда…

Черт, я, кажется, плачу..

Пока я прислушивалась к своим ощущениям, Дашка по-мясницки начала распоряжаться пространством вокруг Аглаи. И самой Аглаей.

Вернее, тем, что еще несколько минут назад было Аглаей Канунниковой, Королевой Детектива. Я даже не подозревала в своей подруге такого прозекторского хладнокровия. Если сейчас она вытащит из лифчика хирургический скальпель и вскроет грудину Аглаи, как банку томатов в собственном соку, — я не удивлюсь…

Дарья приложила ухо к цветку в декольте, затем пристроила пальцы к голубоватой жилке на шее и, наконец, распялила Аглаино веко. Одно, а затем другое.

— Она мертва, — ровным учительским голосом отчеканила Дашка, делая ударение на каждом слоге: “Запомните, дети, как пишутся эти два слова. А теперь повторим все вместе, хором. И не забудем поставить восклицательный знак: “ОНА МЕРТВА!"

— Она мертва. Мертвее не бывает.

Это был сигнал. Сигнал стае воронья, заградительному отряду гиен, садово-огородному товариществу грифов-стервятников.

— Какое несчастье, — сказала Минна, приближаясь к телу.

— В голове не укладывается, — сказала Tea, приближаясь к телу.

— Нужно вызвать “Скорую”, — сказала Софья, приближаясь к телу. — Вы слышите меня, молодой человек?

Ботболт повел раскосыми глазами, но даже не сделал попытки сдвинуться с места. Напротив, присел на корточки рядом с задравшимся подолом Аглаиного платья и стал меланхолично собирать осколки.

— Не стоит этого делать, — раздался голос позади меня. Малокровный, анемичный голос. Этого голоса я никогда не слышала, а если и слышала, то напрочь забыла, кому он принадлежит. — Не трогайте осколки.

Храмовый служка при смокинге пожал плечами, но от осколков стекла все же отступил. А СС, ТТ и ММ синхронно повернули головы: кто это еще разговорился? Я последовала их примеру. Вместе с Дарьей, все еще не желавшей выйти из теплых ласкающих волн смерти Королевы.

За нашими спинами стоял Чиж.

Тот самый оператор “ПетяНоМожноЧиж”, бесплатное приложение к камере, бледная телевизионная спирохета, последний козырь режиссера Фары. Все это время он находился в тени своей всемогущей “SONY Betacam” — тени настолько плотной, что я даже не могла рассмотреть его как следует.

Хохолок на макушке, потрепанные джинсики, потрепанная жилетка с таким количеством карманов, что по ним можно было бы рассовать всю Лондонскую публичную библиотеку; потрепанные ботинки армейского образца и полное отсутствие физиономии. То есть, безусловно, что-то на этой физиономии присутствовало — при близком контакте там можно было обнаружить нос, рот и даже глаза. И все же, все же… Какими-то смазанными они были, какими-то совсем тусклыми. Без камеры Чиж смотрелся как сорокалетняя женщина без макияжа, как дом без окон, как павлин без хвоста.

Даже я со своей совсем не броской внешностью могла сойти рядом с ним за супермодель Клаудию Шиффер.

И вот теперь этот павлин без хвоста что-то пропищал. Малокровным, анемичным голосом:

— Не трогайте осколки.

— А в чем дело? — спросила Минна.

— Мы ведь не можем оставить все так, — сказала Tea.

— Пока не приехала “Скорая”, — сказала Софья.

— Пока не приехала милиция, — отбрил Чиж. — Пока не приехала милиция, не нужно трогать осколки.

Пожалуй, я ошиблась. Он оказался совсем не слабосильным, голос Чижа. И анемией он не страдал. Напротив, в нем было что-то вивисекторское, что-то заставляющее вспомнить лабораторные реторты, опыты на мышах и пункции плевральной полости.

— Не думаю, что это сердце, — сказал Чиж и деловито бросил Дашке:

— Отойдите от тела.

Дарья подчинилась.

Сменив ее на посту № 1, Чиж принялся деловито обнюхивать, ощупывать и осматривать Аглаю. Потом так же деловито переключился на осколки.

СС, ТТ и ММ сбились в отару, Райнер-Вернер повис у меня на плече, а Дашка демонстративно отбыла к шахматам.

— Никто не утверждает, что это обязательно сердце! — топнула ногой Tea.

— Вот именно. Никто не утверждает, — топнула ногой Минна. — Может быть, это астма. Острый приступ, а под рукой не было никаких лекарств…

— Такое иногда случается при астме, — топнула ногой Софья. — Моя собака умерла от астмы. И тоже внезапно. Почти как дорогая Аглая. Я очень страдала…

— Все дело в том, что у нее не было никакой астмы. — Неужели это мой собственный голос звучит так спокойно? — И сердце у нее было здоровым. Она была абсолютно здоровым человеком.

Все три писательницы посмотрели на меня со скрытой ненавистью.

— Абсолютно здоровых людей не бывает, — выступила от лица триумвирата Софья. — Абсолютно здоровые люди уже давно лежат в могилах…

…Беглое обследование длилось не более пяти минут, после чего Чиж самым будничным голосом произнес:

— Она не умерла.

— Жива? — спросила Минна.

— Жива? — спросила Tea.

— Неужели жива? — переспросила Софья.

— Она не умерла. — Чиж затряс хохолком на затылке. — Ее.., отравили.

Через секунду раздался грохот падающих шахмат, приправленный Дашкиным гомерическим смехом. Этим смехом ознаменовалось начало очередного акта драмы:

Райнер-Вернер икнул, Ботболт поскреб безволосую щеку, а метрессы приблизились к Чижу и опекаемому им телу Аглаи вплотную.

— Что значит — “отравили”? — Минна, кряхтя и охая, опустилась на пышно взбитые подушки коленей.

— Когда это ее отравили? — Tea последовала примеру Минны, не издав при этом ни единого звука.

— Отравили чем? — Софья, хрустнув коленными чашечками, присоединилась к остальным.

— Я думаю — это цианид. — Чиж уселся на паркет и подпер голову ладонью. А потом обвел взглядом всех троих.

— Бред. — Минна покраснела.

— Полный бред. — Софья побледнела.

— Чушь собачья, — резюмировала Tea, сразу же перевоплотившись из цивилизованной мулатки в дикую, угольно-черную африканку племени кокофу.

— Если быть совсем точным — цианистый калий. — Определенно, Чиж поставил перед собой задачу довести присутствующих до умоисступления.

Я поверила Чижу сразу, хотя он и не думал приводить доказательства своей версии. Да и кто такой Чиж, чтобы иметь право на версию?!

Но я поверила. И все потому, что на моих руках дрожала собака Аглаи Канунниковой — породы ксолоитц-куинтли. И все потому, что я знала об Аглае гораздо больше, чем все остальные. И все потому, что я знала об Аглае гораздо больше, чем сама Аглая. Во всяком случае, о том, что предшествовало трагедии.

Бледно-восковой брат чайной розы появился неспроста. Он взял доверчивую Аглаю под локоток, шепнул на ухо анекдотец, пообещал мороженое, чертово колесо и поцелуй в последнем ряду на последнем киносеансе — он даже залез к ней в декольте. А потом подвел к самому краю смотровой площадки и столкнул вниз. Лицом в смерть.

«БОЙСЯ ЦВЕТОВ, СУКА!»

Никто не видел этой записки. Никто, кроме меня. И человека, ее написавшего. Одна только мысль о том, что этот человек может находиться здесь, совсем рядом, и безнаказанно предаваться мыслям о совершенном злодеянии, обдала меня жаром. О, если бы можно было вскрыть все имеющиеся в наличии черепные коробки! В какой-нибудь из них я бы наверняка обнаружила эти самые слежавшиеся сладостные мысли об этом самом злодеянии.

Вот только в какой именно?..

— Цианистый калий? Да вы с ума сошли! — хихикнула Минна.

— Цианистый калий даже в аптеках не продается, — хохотнула Tea.

• Предыдущая
• 28/81
• Следующая