Ты, я и Париж - Корсакова Татьяна Викторовна - Страница 28

• Предыдущая
• 28/64
• Следующая

Пока дамы вяло переругивались, Тина устроилась за широким дубовым столом, подперла кулаком щеку, принялась изучать пейзаж за окном. На этой кухне, так не похожей на кухню в ее собственном доме, она чувствовала себя на удивление комфортно.

На столе перед ней, как по мановению волшебной палочки, появилась тарелка с беконом и поджаренной до золотистой корочки картошкой.

— Я столько не съем, — Тина посмотрела просительно сначала на повариху, потом на домоправительницу.

— Ничего не знаю! Да тут и есть-то нечего! — заявила Надежда Ефремовна и бухнула перед Тиной салатницу, доверху заполненную нарезанными помидорами.

— Вам совсем не обязательно съедать все, — неожиданно встала на ее защиту Анна Леопольдовна.

— Знаете что?! Я на вашей территории команды не раздаю! — взвилась повариха. — Шли б вы, Леопольдовна, по своим делам, а мы тут с Тиной Яковлевной как-нибудь сами договоримся.

К величайшему удивлению Тины, домоправительница капитулировала почти без боя, посмотрела сначала на часы, потом на девушку и сказала:

— Я зайду за вами через полчаса, чтобы показать дом, — и уже с порога ехидно добавила: — Кстати, если вам вдруг удастся осилить всю порцию, у меня есть прекрасное средство от расстройства желудка.

— Это у кого от моей стряпни было расстройство желудка?! — Теперь бордовыми пятнами пошла уже Надежда Ефремовна, но Анна Леопольдовна не стала вступать в дебаты, удалилась с гордо поднятой головой.

— Нет, ну ты слышала, что сказала эта надутая гусыня?! — лишившись оппонента, повариха обратила свой взор на уписывающую бекон Тину. — Вкусно хоть?

Девушка кивнула.

Надежда Ефремовна успокоилась так же быстро, как и завелась, уселась напротив, сказала со смесью жалости и умиления:

— Ну так кушай и не слушай всяких там… советчиц. Если вдруг проголодаешься, сразу сюда приходи, а то с их дурацким этикетом можно от голода окочуриться.

— Спасибо, — сказала Тина, — я обязательно приду.

— Приходи, приходи, вон батянька твой не брезгует на моей кухне кофе попить. Ты сама-то кофе любишь?

Тина пожала плечами. Дед пил исключительно черный чай, ну и она, соответственно, тоже. Так что, положа руку на сердце, Тина понятия не имела, любит ли она кофе.

— Не знаешь? — Надежда Ефремовна озадаченно нахмурилась.

— Я его никогда не пила, — уточнила Тина. — То есть в школе нам давали какую-то бурду, но это же не настоящий кофе, правда?

— Детка, это вообще не кофе! Ты доедай пока, а я сейчас тебе сварю. — Повариха хитро подмигнула Тине, достала из шкафчика жестяную коробку и ручную мельницу. — Кофе должен быть свежесмолотым, а иначе это уже не кофе, а так, недоразумение какое-то! — Она насыпала горсть зерен в жерло кофемолки, крутнула ручку — по кухне тут же поплыл терпкий аромат.

Тина забросила в рот последний кусок бекона, сцепила руки на животе, принялась с интересом наблюдать за действиями Надежды Ефремовны. Расторопная повариха управилась очень быстро — уже через пять минут на столе дымилась изящная фарфоровая чашка. Тина осторожно подула на рыжую пенку, сделала маленький глоток. Да, этот кофе не имел ничего общего со своим школьным собратом. На вкус он был маслянистым, с легкой горчинкой.

— Ну как? — почему-то шепотом спросила Надежда Ефремовна.

Тина сделала еще один глоток — немного необычно, но вкусно, пожалуй, ей нравится. Жаль только, что чашка такая маленькая. Она, конечно, понимает — этикет и все такое, но здесь, на этой уютной кухне, в компании уютной Надежды Ефремовны думать об этикете не хотелось.

— А нельзя в следующий раз сделать порцию побольше? — спросила она.

— Побольше?! — повариха радостно всплеснула руками. — Вот что ни говори, а чувствуется порода! Папенька твой, Яков Романович, тоже не любит из мелких чашек пить. Я для него вот какую держу, — она поставила перед Тиной большую глиняную чашку, совершенно обычную, на рыночных развалах таких полным-полно. — А Леопольдовна, так та кофе попивает исключительно из кофейных чашек, вот таких. — Рядом с отцовской кружкой появилось что-то изящное и миниатюрное, размером немногим больше наперстка.

— Мне бы что-нибудь среднее, — попросила Тина.

— Есть у меня что-то среднее. — Надежда Ефремовна деловито порылась в шкафчиках и вернулась с симпатичной чашкой, пузатые бока которой были расписаны ярко-желтыми подсолнухами. — Это мне Романыч аж из самого Парижа привез, — сказала она с гордостью. — Красотища, да? Чувствуется, что Франция!

— Красиво, — Тина поставила чашку на ладонь. — Спасибо, мне очень нравится.

— Ну, вот и хорошо, что нравится. Как захочешь кофе, приходи. Я, почитай, целыми днями здесь. Ой, а про пирожки-то я забыла! Я ж пирожков с повидлом напекла!

После бекона и жареной картошки про пирожки было даже подумать страшно.

— Надежда Ефремовна, я не… — начала Тина, но договорить не успела — в кухню вошла Анна Леопольдовна.

— Я уже готова! — Тина поспешно выбралась из-за стола.

— Куда? А пирожки?! — повариха перекрыла ей путь к отступлению.

Тина умоляюще посмотрела на домоправительницу.

— Девушкам вредно мучное, — пришла та ей на помощь.

— Это смотря каким девушкам! Может, кому и вредно, а нашей девочке мои пирожки только на пользу, — проворчала Надежда Ефремовна обиженно.

— А можно я их с собой возьму? — нашлась Тина. — Перекушу ими, когда проголодаюсь.

— Когда проголодаешься, надо нормально покушать, а не перебиваться перекусами! — повариха неодобрительно покачала головой, высыпала пирожки в бумажный пакет, протянула Тине.

Таскать с собой пирожки во время экскурсии по дому не хотелось, но это всяко лучше, чем спорить с обидчивой Надеждой Ефремовной.

Анна Леопольдовна окинула пакет скептическим взглядом, спросила:

— Теперь мы можем идти?

— Да идите уж! Кто ж вас держит-то?! — буркнула повариха и сердито загремела кастрюлями.

На ознакомление с домом ушло не меньше часа. Больше всего Тину впечатлил каминный зал и зимний сад. В каминном зале пахло стариной. Не затхлостью и ветхостью, а именно стариной. Возможно, из-за гобеленов, Анна Леопольдовна сказала, что им больше трех сотен лет. Возможно, из-за средневековых рыцарских доспехов, начищенных до зеркального блеска, но все равно хранящих на себе печать времени в виде вмятин, сколов и трещинок. Даже мебель в каминном зале была особенной, не утонченно-изысканной, как в гостиной, не лаконично-модернистской, как в кинозале, а простой и бесхитростной. Два резных деревянных кресла с высокими спинками и добела вытертыми кожаными подлокотниками, большущий кованый сундук вместо столика, широкие скамьи вдоль стен. По-настоящему комфортно себя в этой комнате должны были чувствовать только сидящие в креслах, потому что представить, что кому-то могут понравиться жесткие скамьи, было трудно. Скорее всего скамьи, как гобелены и доспехи, нужны были для поддержания средневекового антуража.

Тина уселась в одно из кресел, поерзала, устраиваясь поудобнее. А что, неплохо! А когда зажжен камин, так, наверное, и вовсе замечательно, особенно долгими зимними вечерами. Можно сидеть, протянув ноги к огню, читать книгу и поглаживать довольно урчащую кошку. Интересно, в этом доме водятся кошки?

— Каминным залом в основном пользуется ваш отец. Он любит играть здесь в шахматы, — сочла нужным пояснить Анна Леопольдовна.

— А остальные?

— Амалия считает это место слишком мрачным и предпочитает ему либо гостиную, либо свой будуар, — голос Анны Леопольдовны звучал ровно, но Тина уловила в нем намек на сарказм. — А Серафим проводит свободное время в кинозале или бильярдной.

— А мне можно будет сюда приходить? — спросила Тина, пристраивая на коленях пакет с пирожками.

— Конечно, — Анна Леопольдовна удивленно приподняла брови, — это ведь ваш дом и вы вольны делать в нем все, что захотите. Единственное место, куда домочадцам ограничен доступ, это кабинет Якова Романовича. Ваш отец очень не любит, когда его отвлекают от дел.

• Предыдущая
• 28/64
• Следующая