Последнее искушение Христа (др. перевод) - Казандзакис Никос - Страница 87

• Предыдущая
• 87/112
• Следующая

— Знай, что Бог занес свою ладонь над Римом, — снова спокойно заметил Иисус.

— Рим бессмертен, — зевнул Пилат.

— Рим — это колосс, представший пророку Даниилу в его видении.

— Колосс? Какой колосс? У вас, евреев, все ваши мечты сбываются лишь во снах. И при жизни, и в час кончины вас преследуют видения.

— С них человек начинает свою борьбу — с видений. Мало-помалу тени сгущаются, дух обрастает плотью и нисходит на землю. Пророку Даниилу явилось видение, — я тебя уверяю — дух обрастет плотью, спустится на землю и уничтожит Рим.

— Иисус из Назарета, я восхищаюсь твоей смелостью. Или это глупость? Похоже, ты не боишься смерти, оттого и говоришь так свободно… Ты мне нравишься. Ну, расскажи же мне о видении Даниила.

— Однажды пророку Даниилу приснился огромный истукан. Голова у этого истукана была из чистого золота, грудь и руки его — из серебра, живот и бедра его — медные. Голени его были железными, но стопы — глиняные. И вот камень оторвался от горы как бы сам собой, ударил в глиняные ноги истукана и разбил их. Тогда все рассыпалось: глина, железо, медь, серебро и золото стали как пыль на летних гумнах, и ветер унес их, и следа не осталось от них… Так вот, невидимая рука, столкнувшая камень, Понтий Пилат, это Господь Израиля, я — камень, а истукан — Рим.

Пилат снова зевнул.

— Я понял твою мысль, Иисус из Назарета, царь Иудейский, — устало проговорил он. — Ты оскорбляешь Рим, чтобы разозлить меня, чтобы я распял тебя, а ты бы пополнил ряды героев. Ты очень хитро все придумал. Я слышал, ты даже мертвецов начал оживлять? Подготавливаешь почву? Потом твои ученики и о тебе распространят слухи, что ты не умер, а воскрес и вознесся на небеса. Но, мой милый разбойник, ты ошибся в расчетах. Твои трюки устарели, так что придумай новые. Я не собираюсь казнить тебя, я не собираюсь делать из тебя героя. Тебе не удастся стать Богом — можешь выбросить эту мысль из головы.

Иисус не отвечал. Через раскрытое окно он смотрел на огромный Храм Иеговы, сияющий на солнце неподвижным чудовищем, в чьих темных отверстых челюстях исчезала пестрая толпа. Пилат тоже молчал, играя своей изящной золотой цепочкой. Ему не хотелось просить еврея об услуге, но он обещал жене Сделать это, и теперь у него не было выбора.

— Все? — спросил Иисус и повернулся к двери.

— Подожди, — поднялся Пилат. — Мне надо тебе кое-что сказать — за этим я и пригласил тебя. Моя жена говорит, что ты снишься ей каждую ночь. Из-за этого она даже боится теперь закрывать глаза. Она говорит, что ты жалуешься ей на своих соплеменников Анну и Каиафу, утверждая, что они собираются убить тебя, и просишь ее каждую ночь, чтобы она поговорила со мной и убедила защитить тебя. А вчера она проснулась с криком и залилась слезами. Похоже, она жалеет тебя, не знаю, почему, я не суюсь в женские глупости. Короче говоря, она упала мне в ноги и умоляла позвать тебя и сказать, чтобы ты уходил и спасался. Иисус из Назарета, воздух Иерусалима вреден для твоего здоровья. Возвращайся в Галилею! Я не хочу применять к тебе силу и говорю тебе как друг. Возвращайся в Галилею!

— Жизнь — это война! — решительно и все так же спокойно ответил Иисус, — и ты знаешь это, поскольку ты солдат и римлянин. Но вот чего ты не знаешь: Господь наш военачальник, а мы — его солдаты. Человек рождается, и Господь, указывая ему на земле город, деревню, гору, море или пустыню, говорит: «Вот место твоей битвы!» Как-то ночью Господь схватил меня за волосы, привел в Иерусалим и, опустив перед Храмом, промолвил: «Здесь поле твоей битвы!» И я не ослушник, прокуратор Иудеи, здесь я и буду вести свою войну!

Пилат пожал плечами. Он уже пожалел о том, что разоткровенничался перед иудеем.

— Поступай, как знаешь, — промолвил он, делая прощальный жест. — Я умываю свои руки. Ступай!

Иисус поклонился и направился к дверям. Но когда он уже почти достиг порога, Пилат насмешливо окликнул его.

— Эй, Мессия, а что за страшные вести ты принес миру?

— Огонь, — все так же спокойно ответил Иисус. — Огонь, который очистит землю.

— От римлян?

— Нет, от неверящих. От несправедливых, бесчестных, пресыщенных.

— А потом?

— А потом на выжженной, очищенной земле будет построен Новый Иерусалим.

— А кто его построит?

— Я.

— Ну-ну-ну, — рассмеялся Пилат, — я был прав, когда говорил своей жене, что ты сумасшедший. Ты должен навещать меня время от времени — это поможет мне скоротать время. Ну, ладно, ступай! Ты меня утомил, — и он хлопнул в ладоши.

В дверях появились два негра-исполина, которые проводили Иисуса.

Иуда в тревожном ожидании прохаживался около ворот. Какой-то тайный червь обреченности в последнее время пожирал учителя. С каждым днем лицо его становилось все более угрюмым и изможденным, а слова все более горькими и угрожающими. Зачастую он уходил один на Голгофу — холм за стенами Иерусалима, на котором римляне распинали мятежников, и часами сидел там в одиночестве. И несмотря на то, что он видел, как звереют священники и фарисеи от его слов, как они роют ему яму, он продолжал поносить их, называя ядовитыми аспидами, лжецами и лицемерами, которые дрожат при мысли о том, что кто-то проглотил муху, а затем сами проглатывают целого верблюда! Каждый день Иисус приходил к Храму и выкрикивал безумные слова, словно сознательно ища своей смерти. А когда Иуда спросил его, когда же, наконец, он сбросит овечью шкуру и явится во всем своем львином величии, Иисус покачал головой, и на губах его появилась такая горькая улыбка, какой Иуда никогда еще в жизни не видал. С тех пор Иуда не отходил от него ни на шаг. Даже тогда, когда Иисус отправлялся на Голгофу, Иуда украдкой следовал за ним, чтобы никакой тайный враг не поднял бы на него руку.

Как лев в клетке, Иуда ходил перед проклятой цитаделью, бросая свирепые взгляды на неподвижных римских стражников, их железные доспехи и мрачные, словно у кабанов, лица. За их спинами на высоком шесте реял ненавистный флаг с изображением орла. «Что нужно Пилату от него? — повторял он про себя. — Зачем он позвал Иисуса?» Иуда знал, зелоты Иерусалима сообщили ему, что Анна и Каиафа регулярно посещают эту крепость, обвиняя Иисуса в том, что он намеревается поднять восстание, изгнать римлян и стать царем. Но Пилат не внимал им. «Он же сумасшедший, — отвечал им прокуратор, — и не суется в дела Рима. Я однажды специально подослал человека спросить его: „Хочет ли Бог Израиля, чтобы мы платили дань римлянам, как ты думаешь?“ И он совершенно искренне и очень внятно ответил: „Отдайте Цезарю цезарево, а Богу Богово“. Он не святой, он лишь играет в него. А если он оскорбляет вашу религию, — накажите его сами, но я умываю руки. К Риму он не имеет никакого отношения». Вот что Пилат обычно говорил им и отсылал назад. Но сейчас… Вдруг он передумал?

Иуда замер и прислонился к стене напротив цитадели, нервно сжимая и разжимая свои кулаки.

И вдруг завыли трубы, прохожие расступились. Показались левиты с позолоченными носилками и, подойдя к воротам, бережно опустили их на землю. Тонкие занавески распахнулись, и из носилок не спеша вышел бледнокожий Каиафа в желтом дорогом одеянии. Он был настолько тучен, что жировые складки возле глаз походили на коконы бабочек. Тяжелая калитка в воротах распахнулась, и прямо на пороге первосвященник столкнулся нос к носу с выходящим от Пилата Иисусом. Иисус замер. Он был бос, в белой, покрытой заплатами, тунике. Застыв, он смотрел в глаза первосвященника. А тот, подняв свои тяжелые веки и узнав его, окинул Иисуса быстрым взглядом с головы до пят, и брезгливый рот его раскрылся.

— Что ты здесь делаешь, разбойник?

— Будь ты проклят, первосвященник Сатаны, — ответил Иисус, все так же строго глядя на него своими огромными страдальческими глазами.

— Взять его! — завизжал Каиафа своим носильщикам и двинулся во двор — жирный кривоногий пигмей.

Левиты направились к Иисусу, но тут вперед выскочил Иуда.

— Руки прочь! — заорал он и, отшвырнув их в стороны, заслонил собой учителя. — Идем! Идем!

• Предыдущая
• 87/112
• Следующая