Эпоха Воюющих провинций - Вязовский Алексей - Страница 29

— Стоим, как я приказал. Никаких перестроений.

Генералу это не нравится, но он проглатывает.

Конница начинает свой разбег, а я подзываю к себе Хосе Ксавьера:

— Весь огонь — на кавалерию! Выбивайте военачальников. Они рядом со знаменосцами.

Эффективность стрельбы постепенно увеличивается. Я вижу, как ядра начинают прокладывать целые просеки в плотном строю конницы. И вот кавалерия Огигаяцу влетает на чесночное поле. Слышится дикое ржание, лошади встают на дыбы, падают, задние ряды врезаются в эту куча-малу. Образуется громадная давка, в которую раз за разом влетают артиллерийские снаряды. Ядра устраивают настоящее опустошение, каждое убивая десятки вражеских солдат, отрывая конечности и головы. Небольшой отряд конных самураев все-таки прорывается через поле с ежами и пытается с ходу ударить по копейщикам. Но те не лыком шиты и уже выставили стену из пик. Лошади отказываются идти на эту фалангу, а лучники начинают последовательно расстреливать остатки кавалерии огигаяцу. Довершает дело артиллерия. Весь левый фланг усеян трупами людей и коней. Очень много раненых с ампутированными руками и ногами. Даже здесь, на холме, я чую солоноватый запах крови и слышу крики о помощи.

Бледный генерал подходит ко мне и пытается что-то сказать, но только машет рукой и качает головой. Спасибо, что не устраивает мне проповеди а-ля айн про честь самураев и плохое оружие гайдзинов. Видимо, понимает, что убивают не пушки и не мечи, а люди.

Однако сражение еще далеко не законченно. Раздается бой барабанов, и пешие тысячи огигаяцу разворачиваются для фронтальной атаки. Три или четыре тайдана направляются прямиком на холм. Впереди идут аркебузиры. За сто шагов от сохеев они останавливаются и дают залп. Не очень точный и весьма жидкий. Теппо у Норикаты всего человек пятьсот, но даже их огонь причиняет ущерб сохеям. Щитов не хватает, и я вижу, как на землю падают десятки монахов в первых рядах. Если бы Цунанари и Нориката придерживались этой тактики и дальше, а не бросили своих мечников в рукопашную, — я не знаю, как бы дальше сложилось сражение. Однако над вражескими военачальниками продолжала довлеть идея численного превосходства. Пусть кавалерия потеряна, но воинов же больше! И в ход пошла элита элит — самураи ходзе с нодати. Тысяча отборных бойцов в красных доспехах и с огромными мечами сломя голову бросаются в атаку на сохеев.

Над полем боя слышны свирепые крики «банзай». Печально, что крик-пожелание долголетия (десять тысяч лет!) используется как подспорье в радикальном сокращении этого долголетия. Но вопли самураев совсем не испугали сохеев. Они запели какой-то гимн и сами бросились вперед. Красные фигуры захлестнули белых и тут же откатились волной обратно. Выяснилось, что боевые монахи бились в плотном строю и использовали уникальную технику. Блокируешь нагинатой удар меча от фронтального соперника — и тут же делаешь выпад вправо. Не трогай самурая перед собой — коли человека справа от тебя, когда он поднимет руку для удара. Подмышка — самое незащищенное место в доспехе, поэтому такая тактика хорошо работает против правшей (коих большинство в любой армии). А твой товарищ слева, если повезет, убьет стоящего перед тобой врага.

Полчаса длится схватка, и я вижу, что сохеи побеждают. В их порядках появляются бреши от самоубийственных атак ходзе, но самих самураев с нодати становится все меньше и меньше. Зато тайданов простых мечников огигаяцу значительно прибавляется. Они обходят тысячу монахов и справа, и слева.

— Танэда Цурумаки прислал гонца, — докладывает генерал. — Просит разрешения ударить слева по порядкам огигаяцу.

— Нет! — запрещаю я выход из строя. — Армия Норикаты еще не полностью втянулась в бой. У него значительные резервы.

Две тысячи свежих самураев стискивают солдат Бэнкэя справа и слева. Сохеи перестраиваются и отвечают вражеским солдатам встречным натиском. Мелькают нагинаты, я вижу, как размахивает своим молотом гигант Ясуи. Каждый его удар просто плющит доспехи противника.

Нориката продолжает бросать в пекло все новые и новые полки. Белая цепочка монахов мельчает и мельчает под приливными волнами самураев. Опять появляются ходзе с нодати. Их мало, но действуют они более эффективно. Наскакивают тройками, кидаются в ноги, подныривая под нагинаты. Просветы в рядах сохеев все увеличиваются, и от Бэнкэя прибегает посыльный.

— Господин! Тайсе просит срочно помочь свежими бойцами. Мы держимся из последних сил!

Поздно! Мечники огигаяцу окончательно прорывают строй монахов и бегут по направлению к редуту. Открывают огонь мои аркебузиры. Первый же залп воинов Яцуфусы отшвыривает назад с полсотни самураев. Враги валятся на землю как снопы, но продолжают напирать.

— Картечь! — кричу я Хосе Ксавьеру. — Стреляй картечью!

Португальцы закладывают в стволы порох, затем мешочки с железным дробом, закрепляют все пыжом. Быстро наводят, залп. Расстояние до полков огигаяцу — самое оптимальное: метров семьдесят. Я вижу, как коса смерти проходит по порядкам японцев. Сотни убитых. Еще выстрелы. Еще сотни погибших и раненых. Но, к моему ужасу, это не только не останавливает врагов, а еще больше ожесточает. Они продолжают бросаться к редуту. Вот уже бой идет возле пушек. Самураи огигаяцу, подсаживая друг друга, взбираются на бруствер и бросаются в сечу.

— Трубите общую атаку, — машу я рукой генералу.

Надо срочно спасать артиллеристов или их перережут мечники. Пока самураев сдерживают выстрелы аркебузиров Абэ, но те постепенно накапливаются на бруствере и скоро пойдут на штурм. К фасам редута подходят все новые силы противника, я вижу личные моны Ходзе Цунанари и Норикаты Огигаяцу. Неужели я слишком промедлил с вводом подкреплений?! А послушные капитаны ждали моего сигнала. Делать нечего, надо выиграть время. Я достаю свой тати Мурасамэ и с не менее громким криком «банзай» увлекаю гвардию в атаку.

Киото, Золотой павильон, шестой месяц минадзуки седьмого года Тэнмона.

— Господин! Прилетел голубь из Эдо. — Пожилой сокольничий в сером кимоно, низко кланяясь, протянул Ходзе Уджиятсу по прозвищу Дракон Идзу трубочку с посланием.

Надо сказать, повелитель трех богатейших провинций Японии мало походил на дракона. Полненький, плюгавенький, с большим носом и губами, любитель пьес театра но и сладостей — в общем, Уджиятсу никак не попадал под стандарты самого могущественного дайме Страны восходящего солнца. Только властный и проницательный взгляд да ранняя седина на висках выдавали в этом человеке много чего повидавшую незаурядную личность.

— Почему из Эдо? — прихлебывая чай из пиалы, поинтересовался Дракон. — Где письма от Цунанари?

— От вашего сына ничего нет, — еще ниже поклонился сокольничий.

Дайме Идзу, Сагами и Мусаси сломал печать и одной рукой раскатал послание. После чего, забыв про чашку в руке, погрузился в чтение. Дело происходило в одном из малых залов Золотого павильона — увеселительного дворца одного из предыдущих сёгунов династии Асикага. Терем в виде золотой пагоды все еще числился за сёгунатом, но давно использовался регентами для собственных нужд. Вот и сейчас, приехав в Киото, Уджиятсу первым делом направился в павильон. Красота окружающего парка и пруда, изысканность обстановки — расписные ширмы, лаковая мебель — все это успокаивающе и умиротворяюще действовало на Дракона Идзу.

А успокаиваться ему было отчего. Пять покушений за последние семь лет, предательство одного из сыновей, постоянные войны и заговоры. Жизнь дайме совсем не походила на сахар. Уджиятсу пожил немало, в прошлом году стукнуло пятьдесят два года, и понимал, как никто другой, что чем выше заберешься, тем больнее падать. Но, как говорится, власть — это как езда на тигре: если уже сел, слезть не получится. Съедят. И первыми — бывшие друзья и сторонники.