Эпоха Воюющих провинций - Вязовский Алексей - Страница 30

Раздался громкий хруст пиалы, и осколки сосуда впились в руку Дракона. Но дайме не чувствовал боли, и даже после того как из кулака закапала кровь на белоснежное татами, Уджиятсу продолжал потрясенно вглядываться в текст письма. Охрана, сидевшая вокруг помоста, заметила неладное, вскочила на ноги, но, не зная что делать, замерла.

— Мацукэ ко мне, — хрипло произнес Уджиятсу. — Быстро!

Через минуту в зал вбежала… женщина. Молодая, стремительная, с румянцем на щеках. Одета в яркое разноцветное кимоно. Красивой ее назвать было трудно, но что-то неуловимое в лице и фигуре привлекало внимание. То ли необычные для японцев зеленые глаза, то ли широкие скулы.

— Уджи-сан! Что случилось? — еще с порога вскрикнула девушка.

— Что случилось?! — вскакивая, проревел дайме.

Уджиятсу отбросил осколки пиалы и окровавленной рукой схватил женщину за волосы.

— Не ты ли мне, Кико, советовала первым напасть на Сатоми? Не ты ли придумала план, как убить Ёшитаку у озера Сакано, плела козни с его братом Ёшитойо?! А теперь тайсе Эдо мне пишет, что армия сына разбита, Цунанари пропал без вести, Нориката Огигаяцу убит, Мусаси вот-вот будет захвачено войсками этого выскочки Ёшихиро. Эдо готовится к осаде. На, почитай.

Дайме валит девушку на пол и утыкает ее лицом в валяющееся на татами письмо. Кико начинает сопротивляться, вырываться из рук Уджиятсу, но тот сам остывает, отпускает девушку, после чего садится обратно на помост. Самураи охраны в смятении от такой потери лица дайме, низко кланяются. Пока слуга перевязывает руку Дракона, Кико, плача, пытается привести себя в порядок. Перезакалывает волосы, вытирает с глаз слезы.

— Зря, дочка, я тебя назначил мацукэ клана, — глядя в окно, говорит Уджиятсу. — Ты всегда была очень умной, с отличной памятью и фантазией. Ах, какие красивые комбинации ты выдумывала. Необычная вербовка вако, умелая игра на слабостях Ёшитойо. О том, как ты раскрыла Цугару Гэмбана во время нашего визита к Яманоути, можно целый трактат написать. Ты была мне верной советчицей и опорой. Но мужской мир жесток и непредсказуем. И цена моей отцовской слабости — это же надо девушку назначить мацукэ, всем соседям на смех: смерть наследника!

— Цунанари точно погиб? — быстро придя в себя, деловито спросила Кико. — Его труп видели?

— Нет, но надежды мало. Потери ужасные. Десять тысяч отборных самураев, тяжелая конница. Вся северная ударная армия, целью которой было не только захватить земли Сатоми, но и сковать их союзника Сатакэ, погибла. Вот, полюбуйся. — Дракон достал из рукава другое письмо. — Ёсиацу Сатакэ объявляет мне войну.

Дочь Уджиятсу берет послание и внимательно его читает.

— Странно. Всего две недели прошло с момента смерти Ёшитаки Сатоми — и такая оперативность…

— Готовились! Иначе как объяснить, что у этого парня Ёшихиро оказались пушки гайдзинов, какие-то дьявольские железные ежи, через которые не может идти конница? Все твои шпионы ни черта не стоят! Проглядеть такие новшества в военном деле… Зачем вообще мы платим тысячу коку в месяц этому легендарному синоби Хандзо из Коги, если он в нужный момент не может спасти моего сына? Столько сил, столько денег — и все впустую!

— Я хочу напомнить, отец, что благодаря Хандзо мы узнали день охоты Ёшитаки Сатоми, кроме того, он спаивал начальника охраны, подмешивая галлюциногенные травы в его сакэ.

— И что толку?! Тигр мертв, а тигренок убивает моего наследника! Я хочу отомстить. Лично! Сейчас же напиши этому Хандзо, чтобы…

— Господин дайме! — в зал вбежал слуга и пал ниц. — Прибыли регенты.

Все присутствующие, включая охрану, кланяясь, покидают зал. Малая встреча регентов проходит по заранее заведенному порядку. Во-первых, никакой охраны ни с одной из сторон. Посторонним под страхом смерти запрещено присутствовать на Совете. Во-вторых, никакого оружия. Не позволяются даже личные мечи и кинжалы. Наконец самое сложное. Дайме северных кланов — Такэда, Имагава, Уэсуги и Ходзе перед встречей обмениваются заложниками. Мать Дракона Идзу отправилась в провинцию Такэды Кай погреться на теплых источниках. Сын Такэды Сингэна решил взять несколько уроков кэндо у мастеров Ходзе. Жен, дочерей, братьев и сестер родов Имагавы и Уэсуги также внезапно обуяла тоска по дальним родственникам и чужим городам.

Первым в парадную комнату Золотого павильона вошел прославленный полководец Такэда Сингэн. Это был, пожалуй, самый известный военачальник Японии с огромным количеством побед. Весь его вид — потертое черное кимоно, наручи на запястьях, мощные плечи и низкий лоб, шрамы на лице — все говорило, что Сингэн воевал всю свою жизнь. Прожил дайме клана Такэда ровно шестьдесят лет, родил троих детей, которые принесли ему уже пятерых внуков.

Вслед за Сингэном в зале появилась очень худая и тонкая, как палка, фигура сорокалетнего Уэсуги Кэнсина. Князь самой протяженной провинции Японии — также прославленный военачальник. Только с Такэдой Кэнсин воевал пятнадцать раз! Причем четыре последние битвы происходили на одном и том же месте — ровном участке земли в провинции Синано, называемом Каванакадзима. В ходе последнего сражения дайме Уэсуги лично с группой самураев прорвал порядки Такэды и вступил в схватку с Сингэном. Уникальный случай. И закончился он любопытно. Отразив удар меча железным веером, Сингэн прокричал свое знаменитое хокку:

Японские поэты долго гадали, что именно хотел сказать Сингэн. Роса — это слезы, спать одному — явно намек на смерть во время схватки. Но почему роса во второй строке, а спать — в третьей?

Потрясенный красотой стиха Кэнсин опустил свой меч и приказал самураям отступить.

Особые взаимоотношения двух дайме иллюстрирует еще одна история. Когда в провинциях Такэды случился неурожай, Кэнсин приказал послать своему давнему сопернику несколько тысяч коку риса и на вопрос, зачем помогать врагу, ответил: «Я воюю не рисом, а мечом».

Четвертый персонаж мизансцены — владетель провинций Суруга, Тотоми и Микава — Имагава Ёсимото. Коротышка-дайме, самый молодой из присутствующих, но и самый опасный, не просто входит, а вбегает в зал. Волосы растрепаны, косичка свисает набок, дорогое кимоно с накрахмаленными белыми плечами покрыто пылью.

— Господа, нет, вы посмотрите на это! — Ёсимото в правой руке держит большое серое полотнище, на котором черными буквами сверху вниз написано много иероглифов. — Моим самураям пришлось разгонять толпу крестьян и торговцев на площади возле храма Реандзи, чтобы снять прокламацию.

— Клятва пяти обещаний, — первым реагирует Уджиятсу, отбирая у Ёсимото матерчатую листовку. — Ну-ка почитаем.

Дайме толпятся вокруг Дракона Идзу и про себя читают послание. Чем дальше они его читают, тем мрачнее становятся их лица. А сам Уджиятсу, пробежав глазами иероглифы, краснеет от ярости и рвет листовку на несколько частей. В зале воцаряется напряженное молчание. Дайме рассаживаются на подушки, обмахиваются веерами.

— Ёшихиро Сатоми, Ёшихиро Сатоми… это не сын ли Ёшитаки Сатоми, дайме Симосы и Кадзусы? — морщит лоб Сингэн. — С каких это пор он стал дайме?

— С тех пор, как люди нашего Дракона убили его отца, — ядовито улыбается Ёсимото.

Кэнсин и Сингэн вопросительно смотрят на Уджиятсу. Тот, поколебавшись, достает письмо из Эдо.

— Вы и так все узнаете рано или поздно. — Уджиятсу хмуро взглянул на Ёсимото. — Скорее рано. Так что скрывать нет смысла. Вы помните нашу тайную договоренность на прошлой встрече?.. Мы разделили всю Северную и Центральную Японию между четырьмя кланами и поклялись положить конец взаимной вражде. Земель вокруг — полно, зачем Великим домам воевать друг с другом? Имагаве достались земли клана Ода — Овари, Мино и центральные области вокруг Киото. Такэда получил восток — провинцию Хида, земли Икко-Икки. Уэсуги — северо-запад. Это острова Садо, провинция Фукусима и все, что за ней. Нам, Ходзе, досталась равнина Кванто и весь северо-восток.