Моя душа состоялась. Дневник Алены - Полюшкина Елена Викторовна - Страница 100

• Предыдущая
• 100/134
• Следующая

Я часто слишком пронзительно чувствую жизнь. Это мешает мне. Я растворяюсь в хрупкости мига и теряю себя, становясь душой эмоции. Разве это порок? Скорее, болезнь, от которой и убегаю в забытье сна или лени. Я боюсь за свое физическое здоровье. Накал всегда слишком велик. Я распаляюсь, распаляюсь и вспыхиваю. Тонко и призывно. А если потом сразу в холод разочарования? Боже мой, как часто я испытывала такую резкую смену температур, поэтому боюсь теперь загораться новыми идеями. Но беда в том, что когда нет стимула-горячки, я неизменно начинаю чахнуть, увядать. А это для меня уже даже не болезненно – смертельно. Так и верчусь во всем противоречии поэтическо-романтических страстей, героиня мелодрамы, занесенная ветром времени в трагедию древних. Хотя нет, трагедия современности не менее выразительна и самобытна, только вот персонажей, соответствующих масштабу этой гениальной картины, все меньше. Чувствую себя одинокой, не ко времени и не к месту прописанной героиней чужой повести…

Нет, это все красивости. На самом деле все окружающее меня теперь обожаю. Искренне и глубоко. А страдания мои от внутреннего раскола в себе, такой несносной. И замечательной? Что из меня выйдет? Звезда? Прелесть? Легенда? Откуда столько самомнения? Наверное, от неопытности и малолетства. Как уверен Б., это детская дурь, и рано или поздно пройдет. А если нет?

Я презираю все мелочные чувства в себе: ревность, неуверенность – и пытаюсь бороться с ними. Иногда безрезультатно. Я не была такой. Откуда это, отравляющее все лучшее во мне? Честолюбие, возможно. Тщеславие. Но где тогда энергия честолюбца, сметающая все преграды и миражи? Где уверенность в правоте и самоирония, укрепляющая душу? Все замерло. И я. Сколько можно ждать событий извне, надеясь, что они все перевернут и принесут желаемое облегчение измученному сердцу? Почему кто-то должен тревожиться и болеть за меня, если в моей власти элементарно попытаться, только попытаться что-то изменить?

«Пусть приснится тебе мираж».

Пусть он станет жизнью.

Дом Актера – такое милое местечко. Сегодня обедали там. Новый знакомый Laris работает поваром и угостил нас. Она стала вульгарна, заметно погрубела в манерах. «Процесс идет» и вряд ли что-то остановит его. Круг общения соответствующий. Мне так неуютно с ними. Улыбаюсь, киваю. И скучаю. Увы! После всего этого Б. покажется идеалом.

Не идет стихотворение. Потому что нет установки ни эмоциональной, ни смысловой. Цель должна быть четкой. (Не идея, нет.) Я же расплываюсь в вероятностях. Если не пойму, что хочу сказать, то будет банальная красивость? Это нечестно. Не стыкуется образная система. Нет цельности чувства. Порода слова размыта. Крупинки ценны, но это разносортица. Лепет намеков. Я же всегда хочу ясности интонаций.

13.08. Не умею работать за письменным столом. Работать, а не «гениальничать». Скоро – Москва. Конечно, рада. Но и больно – все вернется. Надеюсь, не только плохое. Москва, моя бесподобная, солнышко среди туч ошибок и сомнений. Я хочу быть с тобой.

14.08. Солнце. Жара. Чаплин. Прочитала 10 его сценариев. Голова кругом идет. А вчера смотрела «Золотую лихорадку».

Если еще был какой-то слабый шанс – сотрудничать с «СиШ», то сейчас и его лишилась. Сокращенный вариант не послала. Время упущено, возможности тоже. Но если у меня что-то получится, то получится в любом случае. I hope, against hope.

С кино – наваждение. Любая передача киношная – и замирает сердце, потом начинает усиленно стучать. А я погружаюсь в дурман никому не понятной болезни. Не понятной, в первую очередь, себе же. И столбняк. И горячка. И сумасшедшинка. И апатия. Когда сбудется? Мне все равно, кем я там буду, но слова: съемочная площадка, камера репетиция, прокат – действуют на меня магически. Как кобра, проглатывает меня зыбкий плен «фабрики грез».

Может, для актрисы я – слишком рассуждающая? Хоть это, наверное, в конечном итоге не имеет значения. Важнее, чтобы игра была частью твоей человеческой природы, а не дешевым скольжением по поверхности желаемого в обществе образа. Но я не претендую на актерство. Кино меня привлекает своими возможностями, иными по природе своей, чем в литературе.

Уже скучаю по Москве. По каким-то отдельным любимым местам. По той атмосфере (как ни странно), которая отравляла мою жизнь неласковых весенних месяцев. Потому что это часть моей настоящей жизни. Как можно от нее отказаться? Относиться к событиям я могу как угодно, но такая уж натура – запоминается по большей части – хорошее. Я готова додумать хорошее, даже там, где его быть не должно. Вместе с тем буду и сомневаться, и страдать. Но ореол святости над прошлым сохранится.

16.08. Кальверо – трагический клоун. «Огни рампы» никогда не погаснут для него.

Я искренне плакала, дочитывая сценарий. Сентиментально несколько, но от души. Какая пронзительная добрая правда. Как много его слова для меня значат. Будто он сам мне их говорит, грустно улыбаясь. Грустно улыбаясь… Но его лето, его лето…собиралось в путь, надевало пальто. Теперь быть рядом – наваждение. Но утешать, как он, не сможет никто.

Мы странно встретились. И странность эта – вечная. И если есть в жизни счастье, я отдам его Вам, гениальный клоун, чтобы Вы больше никогда не плакали. Но вылечить Вас от печали, разве это возможно? Кальверо, я не посягаю на место Терри, но я люблю Вас так же сильно. Тысячи звезд над головой. Грусть. Настоящая. Вещая. Несусь к тебе. Крылья лета. Нищая осень. Мглистое застенчивое чудо. Кальверо, идите с миром. Я люблю Вас.

И Вас, современная живая легенда. Всегда помню. Всегда с Вами, каким бы Вы ни были. Трагичный. Смешной. Мужественный. Беспечный. Циник. Плут. В Вас я слышу Вечность. «В неравной борьбе молчаний». Имела ли я права так говорить? Пока я ничего не значу для его Величества случая. Но я еще не погибла. Я еще с вами, паруса желания судьбы, впустите меня в ваш мир. И поверьте, я стану лучше. И даже ничуть не зазнаюсь. Просто встречусь и пойму Вас, единственный мой актер.

Все, что пишу сейчас, кажется бездарным. Последнее время не умею хорошо выразить себя через четкость и красоту образов. В общем, сегодня так. Надеюсь, не навсегда.

Не обязательно что-то изображать. Если не чувствуешь, не пытайся продемонстрировать некое долженствующее быть. Сыплю штампами, пусть своими. Неистовствую. Рифмую. Зачем? Разве перепишешь время, проклинаемое сейчас, которое потом вдруг окажется: «лучшие годы»? Нелепо.

18.08. Не идет стихотворение, и все тут. Только мучит своей невнятностью. Необходимы впечатления, перепады эмоций. Сейчас же все на нуле. Вдруг – все?

Боже, опять так страшно! Как в поэтическом детстве – вдруг отняли навсегда, вдруг разучилась? Боюсь и верю, верю и боюсь.

22.08. Что-то опять внутри ширится, накипает, грозится перевернуться и сделать меня другой. Опять. Что-то накапливается? Знание, чувство, печаль, желание, гордость, силы? Все переворачивается, тревожит, жжет, жестикулирует, безмолвно лавирует между тенями, ноет, трогательно гладит теплой ладошкой. Что ждет, и чего жду?

Опять не знаю. Может, в этом спасение?

Как бы ни эстетствовал Пастернак, он – величина. Люблю его «красивость» – все равно настоящее искусство. Другим нужно «из кожи вылезти», а он обмолвился – и гениально, неповторимо, чарующе. Образы, картины его, видения, яркие, тревожные, наполненные обожанием жизни и страстью, остаются. Я млею от его стихов, утопаю в них, как в весенних благоухающих садах.

31.08. Москва, как всегда, встретила меня солнышком. До чего приятно идти и чувствовать, что возвращаешься домой. Не имеет значения, что дом этот пока не мой, что все так относительно и нестабильно. Но, Господи, я в Москве, а значит, жизнь продолжается.

• Предыдущая
• 100/134
• Следующая