Моя душа состоялась. Дневник Алены - Полюшкина Елена Викторовна - Страница 107
- Предыдущая
- 107/134
- Следующая
Я так устала, что уже с трудом пишу. Очень расстроена из-за многих мелких гадостей. Но я – дома, и надеюсь, все будет, как надо.
Во-первых, почувствовала неприязнь со стороны Ш. Причем агрессивную. Не понимаю. Только догадки: я его раздражаю своей внешностью и своей русскостью? Это прискорбно. Он выбрал именно меня объектом своей антипатии, может быть, случайно, но я понимаю, что отношения у нас с ним не сложатся.
Будто совершенно выдохлась. В странном невменяемо-столбнячном состоянии сейчас. Будто внутри на душу действуют наркозом. Заморозили и проделывают операции. А я ничего не чувствую.
Как надоело быть мягкой, податливой. Как надоело молчать и соглашаться. Глупо что-то кому-то доказывать, но, надеюсь, докажет моя работа и мой стиль. Все-таки жизнеутверждающий.
11.10. На этот раз все должно получиться. Не концентрируюсь на теме, спокойно отношусь к любой вероятности.
12.10. Все мои знакомства с мужчинами обречены. Все портит флирт, легкая влюбленность. Никогда – на равных, всегда через боль отказов. Просто я еще не встречала моего, с которым не думаешь об условностях, а теряешь голову в любовной горячке. Их привлекает моя независимость, мой ум, моя богемно-элитная внешность. Меня в них привлекает, как правило, возможность общаться «на уровне» и вероятность творческого общения, сотрудничества или поддержки. Никто не выдерживает. Но я не отчаиваюсь. Есть еще во мне какие-то комплексы, мешающие взглянуть на все более легко и непринужденно. Но я и с ними справлюсь.
13.10. Или я в жизни ничего не понимаю, или жизнь постоянно обижается на меня. Все мои начинания летят в абсурдность, и все надежды оказываются ошибками.
«Из человеческих недостатков трусость – самый худший». Слова главного героя фильма «На последнем дыхании». Странно переплелись с булгаковским произведением. То же вещал Воланд.
И трудно верить во что-то серьезное. И до истерики доведет судьба своими слишком демонстративными колкостями. И так томительно… И так прекрасно смотреть на солнечный московский день и улыбаться мудрой и хрупкой золотой осени. Сквозь слезы, сквозь слезы, сквозь слезы.
Странный сон сегодня. Полуразрушенное, все в трещинах, выбоинах громадных размеров высотное здание. Они и так-то большие. Но это потрясало совершенно гипертрофированными размерами. Я увидела его вдруг с заросшего травой пригорка. По ощущению это была Москва, но от конкретной Москвы ничего. Только понимание: выхожу из метро «Киевская», смотрю на жуткое зрелище это. За зданием, тем, что от него осталось, – Москва-река. Есть разные степени страха. Такого, как сегодня во сне, еще не испытывала. Здание давило, убивало, оно могло в любой миг развалиться. Повреждения были ужасающие. Повреждения – слабо сказано. Это был громадный труп. Махина. Я помню, что подкосились ноги, я в ужасе упала на траву, подступили рыдания, я еле могла выговорить: «Что, почему, как все это»» какие-то бессвязные бормотания. Сильнейший шок. Спустилась к дому. Помню, кто-то гово-
рил: «Был божественный глас. Предупреждение. Теперь вот наказание. Там, внутри, находились худшие люди, которых можно было собрать. Так получилось, что в момент разрушения они все были собраны там». Примерно так. По крайней мере, смысл такой. А я иду в цепочке людей под нависшей тушей поверженного великана и думаю: «Принадлежу я к худшим или нет? Вот испытание – если обрушится, значит, – да, нет – какая-то надежда, не пропащая тогда». Было до неправдоподобия жутко. Смертельно. Я проснулась с этим чувством. Вся моя жизнь – готовая в любую минуту рухнуть постройка, рухнуть и замуровать меня навсегда. Но если она (о, как это ни странно, при такой зыбкости) до сих пор стоит, может, это что-то значит. Не забирают, оставляют делать на земле предназначенное мне дело. Никогда бы не хотела повторения ночного кошмара. Это не под силу выдержать никому из людей. Меня спас сон, никому не желаю в нем проснуться.
14.10. Я знаю, что добьюсь высот творчества, а значит, признания. Трудно верить. Но я не верю, я знаю.
Но я ни во что не верю, и я верю во все, что со мной происходит.
Утомленно, устало: когда? Когда?
Не надо спрашивать, надо отвечать самой.
Твоя ошибка – в тревоге. Ты ошибаешься, думая, что не можешь справиться с ней. Ты постоянно настраиваешься на поражение, понимаешь это и все-таки поддаешься тлетворному воздействию хандры.
М.
Сижу до глубокой ночи, терзаю «Сангвис». Я все равно уверена, что «чуткая музыка Баха» – точно сказано. А именно к этому придирался Д.К., а ему вторил В.М. Но, тем не менее, я, педантично следуя всем его замечаниям, вношу изменения. Мне даже интересна такого рода работа. Хотя и прилично раздражает. Подстругиваю, подстраиваю свое под чужой вкус. Что получится – неизвестно. Но получится – непременно.
Новый наш фильм «Русский регтайм» совершенно взвинтил меня. Я пропадала от тоски за уходящее светлое молодое время и понимала с маниакальной обреченностью, что все же кино меня доконало. И я люблю его так же страстно, как Адель своего лейтенанта. «И другой мне дороги нету». В кинодурдом или в настоящий? Просто нет выхода. Все двери передо мной. Выбор пока свободный. Но выхода уже нет.
Я совершенно уверена, что мое определение музыки Баха – то самое, верное. Вот увидите, вы еще об этом вспомните.
16.10. Боже праведный! Как безнадежна жизнь, пропадает прекраснейший человек, один из лучших, встреченных мною. Было абсолютно невыносимо смотреть на банальность окружающего. Типичное среднерусское семейство, т е. народ. (Боже, сколько снобизма! Но это вторично.) Единственное, что меня по-настоящему волнует – это сам Б. Всего 35 лет. Для мужчины – это расцвет, а он ставит на себе крест этой женитьбой. Я до последнего не верила в реальность этого брака. До последнего. А он – гордый бесконечно и бесконечно – настоящий мужчина. Я готова просто раствориться в таком, закрывая глаза на многие и многие недостатки, но которые для него вырастают в громады комплексов. Я уверена – он достоин значительно большего. И не понимать этого он не может, но относится он ко всему просто. Просто. Сегодня я была на регистрации его брака. Он для меня интересен. Он – самодостаточен до кончиков волос, и это убедительно само по себе. Такой потенциал, не столько даже профессиональный, а человеческий, личностный. Он – индивидуальность. Я напилась от чувства отчаяния за него. Пропадает. Я понимаю женщин, влюбляющихся в него.
Каждая думает, что она-то уж сможет справиться с этим крепким орешком, остановит его падение, спасет. Это огромная ошибка. Спасти его нельзя, исправить тоже. Он – такой, и этим все сказано. Многие бы отдали (сколько!) для осознания себя такой личностью. А он пропадает. Среди кого!
Все пройдет, все смирятся, все останутся прежними. Время пойдет своей чередой. Когда еще мы встретимся, Боже праведный! И я болею за него в душе. Я не жалею его, он менее всего нуждается в этом чувстве. Я его бесконечно уважаю. (Может, и что-то большее? Может.)
Я похожа на него. О, как похожа в гордыни своей! И я бы ни за что не согласилась выйти за него. Да он бы и не предложил. Опять же – гордость.
Одна мысль билась в моей голове: что ты делаешь со своей жизнью, ты с ума сошел, замечательный человек!
Только время и только возможное чудо что-то изменит. Ничему другому он не поверит. А мне больно за него. Я никогда не хотела его спасать. Он нравился мне таким, каким был.
Ни капельки не жалею, что поехала на свадьбу. Я поняла его больше. И как ни странно (это мне самой кажется абсурдным), я не разочарована, я считаю, он – сможет выбраться из этой трясины. Должен вырваться. Я люблю в нем свою надежду. Впрочем, это уже неважно.
- Предыдущая
- 107/134
- Следующая
