Моя душа состоялась. Дневник Алены - Полюшкина Елена Викторовна - Страница 46
- Предыдущая
- 46/134
- Следующая
Читатель, знакомясь с откликом на спектакль, не должен чувствовать свою ущербность от невидения постановки, но хорошо бы, если у него возникнет стойкое желание пойти и посмотреть. Читая статью, важнее наслаждаться ощущением эстетического понимания вещей, о которых там говорится. Это лишь эскиз на тему, созвучие на тему, пластически озвученная акварель. Нелепо? Возможно, для большинства. Но прекрасно и ново. И уверена, за этим – будущее.
Я знаю, что в моей власти писать легко и передавать настроение. У меня даже было занятие такое, записывала: настроение – и через двоеточие: поток сознания, цепь ассоциаций, весь бред, нелепость, алогичность, все, что в данный момент лезло в голову. Получалось сумбурно, безумно, но довольно точно. Не по смыслу, по напряженности переживания. Слов не искала, они сами подхватывали меня и несли в неведомое, но зовущее.
Чего хочу? Достигнуть виртуозной техники передачи на бумаге своих мыслей и чувств, сохранить умение смотреть на мир непосредственно и искренне, ощущать душу образа, движение его в пространстве и сознании, жить своим творчеством, не становясь холодной и равнодушной. Мое кредо – предельная искренность. И талант, конечно же. Это как само собой разумеющееся. Многие желают, но мало кому удается осуществиться личностью незаурядной и яркой.
14.10. У актеров и поэтов много общего. Их искренность и их фальшь одного свойства. Если они не настроены на определенный душевный лад, даже если снизошло вдохновение, талантливой игры (произведения) не получится, личность в плену штампов, уже наработанных, запомнившихся. Есть плохое актерское самочувствие вместо творческого (как их различал К.С.). Но и у поэтов – то же. Есть состояние графоманское, когда силишься выжать из себя нечто значительное, а от этого получаемое – пресно и фальшиво, но в редкие мгновения душевной гармонии можно истинно творить. Вопрос в том, что настоящий поэт тем отличается от графомана (в любом виде искусства), что он умеет вызвать в себе это состояние вдохновения, умеет уловить в себе, да и извне, то странное, не поддающееся пониманию разумом, что составляет сущность искусства. Не насиловать, а возвышать свою душу. Это сложно. Но как же прекрасно.
15.10. Иногда чувствуешь свою полную беззащитность перед судьбой. Не так, так иначе все перевернет, поставит с ног на голову и все сделает по-своему. Вчера, вернувшись с вокзала, не смогла открыть дверь, застревал замок, мучилась около получаса. Время примерно – полдесятого. Записной книжки с телефонами и адресами с собой нет. В Москве идти абсолютно некуда, ехать в Подмосковье в такое время – безумие, бессмысленная трата времени и сил. И тут – бредовая мысль. И все-таки я ее осуществила, хоть понимала абсурдность некоторую. Поехала в высотку МГУ, прямиком направилась в свой «родной» корпус Г (везде, кстати, меня беспрепятственно пропускали), поднялась на 6 (свой когда-то) этаж и уселась в кресло. Решила, что ночь проведу здесь. Пусть трудно и не очень удобно, зато не на улице, а в относительном тепле. Просидела часа полтора, и тут судьба послала свою вестницу. Девушка, хотя нет, ей 35, но выглядит замечательно. Сейчас там на каждом этаже сидит дежурный, и здесь сидел мужчина и читал, периодически уходил. В один из его уходов появилась она и спросила, где этот человек, Сережа, по-моему. Я ответила, что его позвали и он, должно быть, скоро вернется. Голос у меня гнусный, охрипший совсем, она спросила, что со мной. И потихоньку я рассказала, что вот такая я несчастная: болею, вынуждена провести в этом кресле ночь, приехала к подруге, а ее нет. Она сказала, что сидеть здесь – маразм, и надо что-то придумать. Минут 15 пропадала, спрашивала у дежурного о комнате. Наконец появилась с котом на руках и взяла меня с собой. Шли по коридору, чем дальше, тем сильнее меня охватывало чувство какой-то странной неизбежности, рока даже, неопределенное, зыбкое, но тревожащее. Так и есть. Она привела меня к блоку, где мы с мамой год назад жили 2 месяца. Меня охватил страх, восторг. Я поняла, что сопротивляться судьбе невозможно. Комната ее оказалась – бывшая Адина. На двери висел все тот же плакат-календарь с обезьяной в наполеоновской форме и треуголке. Дверь в «нашу» комнату была запечатана, но на внутренней ее стеклянной стороне я увидела все те же картинки, которые я когда-то вырезала из иностранных журналов и наклеивала туда. Странно. Все то же. Комната. Мелочи. Свет в туалете не работал, как когда-то. Уезжая, мы его оставили в таком же виде. Прошел год.
Оказалось, эту комнату снимает (2 тыс.) ее друг Гриша, художник и поэт. Сама она (Наташа) – певица, живет здесь, пока его нет. Но москвичка, не коренная, правда. Из ее слов я поняла, что несколько раз она была замужем, что личность – творческая, независимая и интересная. Хочет петь в Большом театре, и будет петь, не сомневаюсь. Дар свой обнаружила не сразу, теперь же не мыслит без пения жизни. Во многом сделала себя сама. Свободная, творческая личность. Богема, в лучшем смысле этого слова. Комната, кстати, оказалась невозможно запущенной, так же туалет и ванна, на всем следы запустения и небрежности. Но это не главное. Она постелила мне на раскладушке, вернее, матрас, подушка и два одеяла (хоть все равно, даже в одежде, под двумя одеялами утром замерзла). Мы пили чай, говорили о театре, музыке, живописи, литературе. Я читала ей стихи, она показала мне стихи своего Гриши (хорошие, самобытные, но мои лучше). Показывала картины, акварель, хотя по технике очень приближены к маслу. Густые насыщенные краски, наслоения, терпкий несколько колорит. Меня они восхитили. Не знаю, к какому течению отнести его работы, но мне кажется, ему удалось запечатлеть душу образа в движении, в порыве. Недовоплощенное, но живое, творчество в движении, не статичное, а дышащее и умеющее общаться со зрителем. Безумно понравилось, это очень близко тому, чем я сейчас увлеклась, над чем работаю. Мои стихи ей понравились, я думаю, но спокойно, без экзальтированности Гали, без, может быть, глубокого проникновения в суть. Но сделать это вдруг, на слух, конечно же, трудно. Наташа тонкая, начитанная, элитная, непосредственная и аристократичная и по манере держаться, и по внутреннему самочувствию. Надо же! Мы обменялись телефонами. Я выразила желание попасть к ней на концерт. Контральто, очень редко сейчас встречающийся тип. Она много работает, поет. Она глубокая, много знающая из настоящей культуры и литературы, мне до нее в этом отношении далеко, но ведь она почти в два раза меня старше, это надо учитывать. Мы не можем быть равноценны в вопросах образования. Проснулись около 10, я сразу рванула домой и сделала так: вставив верхний ключ в замок и повернув его, насколько было возможно (а «заедал» он всего на пол-оборота), одновременно повернула нижний – и открыла! Просто до гениальности. Если бы пошевелила мозгами вечером, обязательно бы додумалась. Но так нужно было, наверное. Чтоб я поехала «на шару» в МГУ, именно в это время, именно в этом месте пересеклись наши судьбы. Не люблю верить в фатальность. Но здесь я – пас. Столько закономерных случайностей, совпадений. Не умещается в голове эта странность. Даже если мы не встретимся больше (что невероятно), как же хорошо, что была эта милая ночь с разговорами об искусстве, чтением стихов, картинами. Мне так помогают подобные встряски. Я называю это: импровизационное самочувствие. Вылетаешь из привычной жизненной колеи и по-новому начинаешь смотреть на окружение свое и себя оценивать. И просто свежесть неожиданного привлекательна, свежее дыхание, хоть начинается часто с каких-то трудностей импровизация. Но здесь не только я выдумывала, высшие силы также замешаны. Мы вместе. От каждого зависит частичка в сотворении образа, души мира. Я улыбаюсь судьбе. Она снова рядом. Смотрит задумчиво. Молчит. Но не отстает, наступает на пятки. Мне непривычно в новом качестве себя. Хоть внешне и, вроде бы, внутри меня все осталось таким же, не изменилось. В чем же дело? «Меня стало больше…». Снова.
- Предыдущая
- 46/134
- Следующая