Тяжелой поступью - Фрост Валери - Страница 17
- Предыдущая
- 17/75
- Следующая
Подозревая, что причина столь непонятного поведения находится прямо у Земной за спиной, девушка аккуратно поставила посуду в воду и медленно развернулась, опустив голову.
«Какие дорогие туфли в наших краях», — обнаружил себя сарказм — явный признак выздоровления.
— Петь опять, — приказал голос, принадлежащий, судя по всему, хозяину дорогих туфель.
Аня подняла глаза: изуродованное оспинами лицо, седая копна волос, стянутая в куцый хвост, узкие щели глаз, огромные губы, как у жабы из одной фантастической саги, идеальное тело, запаянное в загорелую кожу, лоснящуюся от жары. Субъект стоял руки в боки и благоухал ароматами пенных ванн.
— Петь опять! — процедил снова хозяин положения, не дождавшись Аниного отклика.
За секунду в черноволосой голове пронеслись и воспоминания о днях лишений, и соображения о выгодах и перспективах, и напоминание о народной мудрости, гласящей, что шанс — он хитрый малый, выпадает только раз. Набрав в грудь побольше воздуха, Аня затянула одну из самых мелодичных песен своей школьной юности:
— «Ой у весiнньому садку…»
Но чем дальше пела Аня, тем больше сдвигались к переносице густые брови почти идеального слушателя.
«Меняй репертуар!» — шепнул рассудок.
— «Владимирский централ…» — вспомнилась ненавистная песня.
В мгновение ока лицо узкоглазого просветлело.
— Другое, — приказал слушатель.
— «Ой, на горi два дубки…» — Аня чуть в пляс не пустилась, обнаружив довольную улыбку на лице уродца.
Не дожидаясь окончания концерта, седовласый гаркнул что-то себе за спину, затем показал жестом, чтобы Аня покрутилась. Уповая на судьбу и моля ее о том, чтобы дохлая селедка, которой теперь и являлась рабыня, пришлась по вкусу новому повелителю, девушка медленно обернулась на триста шестьдесят градусов.
— Друмурти, — пробормотал хозяин дорогой обуви и развернулся к выходу.
Аня обернулась к товарке: та стояла, прикрыв рот рукой, и, не моргая, смотрела на брюнетку. То ли страх увидела Земная в глазах соседки, то ли жалость. В любом случае, подумала иномирянка, этот шаг — новая ступень, и не стоит отказываться от возможности сделать его.
Кто-то потянул за руку, больно сжав при этом локоть.
«А, старый знакомый, любитель бить по лицу!» — совсем не обрадовалась Аня, но сопротивляться не стала.
Следующих три дня девушка провела в бане, в домашнем косметическом салоне, в домашнем ателье. Три дня Анна объяснялась жестами с девушками, обслуживающими ее, с музыкантом, который должен был аккомпанировать, с хозяином борделя, коим оказался узкоглазый. Три дня девушка выдерживала сверлящий взгляд певички, на место которой претендовала новоиспеченная звезда, три ночи подпирала двери звенящими предметами, просыпалась от малейшего шороха и все время боялась за собственную шкуру: уж слишком «теплым» и многообещающим взглядом одаривала Аню видавшая виды примадонна.
На четвертый день, посчитав, что пленница достаточно отдохнула, хозяин борделя выпустил брюнетку на сцену. И чтобы не спугнуть клиентов, разрешил спеть одну песню, и то уже под самый конец, когда в зале оставались пара посетителей да десяток тел под столами.
Свет был приглушенным. Ради Ани с еще не зажившими ранами от побоев на лице или просто из экономного расчета, не столь важно. Но созданная атмосфера лености и медлительности натолкнула Земную на размышления о современном чил-ауте.[1]
— «Не слышны в саду даже шорохи…» — запела Аня, опершись на стенку раздолбанного клавесина-рояля.
Аккомпанемент оставлял желать лучшего, но пианист попался толковый — не выводил главную мелодию, лишь подхватывал ее вторым голосом.
За три последних дня Земной пришлось вспомнить ресторанный репертуар двадцать первого века и даже придумать новые слова к песням, которых не знала. Цензор, он же хозяин борделя, отсекал неподходящие для репертуара композиции. Однако Ане удалось «протолкнуть» несколько десятков песен из детско-мультяшного репертуара, пионерского прошлого, бабушкиной юности. И было уж очень смешно, когда мало соображающие и не знающие смысла слов слушатели хлопали в ладоши от восторга, услышав песенку «Антошка».
Как оказалось, кельтоговорящих гостей в этих краях не жаловали, а уж в подобных заведениях о них и слыхом не слыхивали.
— Откуда же тогда наш хозяин знает язык? — спросила однажды Аня у бывшей соратницы по мытью посуды.
— Дела, — коротко и емко ответила женщина, уплетая припасенный брюнеткой кусок свежего хлеба, за который в скором времени расплатилось Анино солнечное сплетение, ставшее преградой на пути следования огромного кулака местного цербера.
Пропев до конца «Подмосковные вечера», Анна воззрилась на присутствовавшего в зале хозяина. Тот дал отмашку продолжать в том же духе.
Следующая неделя прошла в борделе под знаком неожиданного приобретения: знатный голос из далеких краев привлекал клиентов, жадных до новинок. Аня выступала в темноте, скрывающей изувеченное лицо, это стало еще одним доходом для борделя: посетители делали ставки, гадая о причине сценической теневой завесы. Обнаружилась закономерность: Аня поет — драк нет. Самое благотворное влияние оказывали на посетителей детские песни.
— «Не нужна мне малина…» — Аня откровенно издевалась над слушателями, распевая мелодии из «Буратино», «Электроника» и прочих шедевров детского синематографа.
А народ веселился, подпевал: «Йо-хо-хо, и бутылка рома!»
Настал день, и Аня предстала перед публикой во всей красе: заботливые руки знахарки и волшебные исцеляющие мази без остатка свели всю синеву с кожи, лишь маленький шрам на верхней губе напоминал о незавидной участи, выпавшей на долю иномирянки.
Теперь, когда Анины выступления полностью заменили выступления бывшей примадонны, девушка всерьез задумалась о своей безопасности. Да только как высказать свои мысли, если из викенского языка знаешь лишь ругательства да еще несколько слов?
И Аня решила сыграть: при очередном приеме пищи девушка изобразила приступ кашля, вылезающие из орбит глаза и судороги. Не на шутку перепугавшиеся служанки бросились с криками вон из комнаты, вызывая волчьим воем хозяина борделя. И вот тут снова случай сыграл на руку Земной: когда взбешенный цербер прилетел в комнату Ани, на пороге обнаружил ехидно улыбающуюся певичку и, не разбираясь, кто прав, кто виноват, приказал избавиться от возникшей угрозы.
Результат розыгрыша превзошел самые смелые Анины ожидания: перед тем как сесть за стол, девушка самолично наблюдала, как ее пищу пробуют слуги, охранник дюже свирепого вида сопровождал «звезду» почти везде, а хозяин притона еженощно справлялся о здравии новой примадонны.
Единственное, что удивляло Аню, это отсутствие попыток и даже намеков со стороны власть имущих на интимные отношения. Нет, конечно, это нисколько не умаляло Аниного достоинства, но настораживало до колик в животе.
Слава и успех давали надежду, что в скором времени слухи об ангельском голосе достигнут нужных ушей, ведь до драконьего царства рукой подать. Но дни шли за днями, а за Аней никто не спешил.
Однажды вечером в комнату девушки зашли сразу пять служанок, молчаливых и понурых. Покои наполнились флюидами сожаления, горьковатым привкусом раболепия. Ане абсолютно не понравилось то, что происходило в ее опочивальне: на кровати были разложены новое платье, головные украшения, браслеты, еще какие-то побрякушки.
— Это что? Новый сценический образ? — решила подбодрить себя певичка, да только плохо вышло — чувство надвигающейся беды перевешивало чашу оптимизма.
Девушку одели, темными коридорами вывели из темницы. Только сейчас, спустя месяц пребывания в заточении, Аня позволила себе думать, что она пленница, — за все время, что прошло с ее появления в борделе, иномирянка ни разу не покинула его пределов, даже гулять по огромной территории поместья было запрещено. До сего вечера Земная зачисляла себя в разряд зорко охраняемых музейных экспонатов. Так легче жилось, так легче верилось в собственную значимость.
1
Чил-аут — жанр электронной музыки. — Здесь и далее примеч. авт.
- Предыдущая
- 17/75
- Следующая