Эволюция духа. От Моисея до постмодернизма (СИ) - Воин Александр Миронович - Страница 40

С другой стороны, не нужно, конечно, впадать в противоположную крайность и из существования Апокрифов и указанных мной несоответствий и расхождений делать вывод о том, что Евангелия - чистый вымысел, фикция. Ведь при подделке, для вящей убедительности, противоречия и несоответствия можно устранить. Настоящих же свидетелей как раз и отличает то, что они не помнят все совершенно одинаково, и не всегда все понимают, естественно.

При этом сквозь расхождения между Евангелиями (включая Апокрифы) с неумолимой силой пробивается единая истина Учения, которая даже не будучи никем до конца понимаема, ощущается всеми, кто истину ищет, кто ее жаждет. Не будь этого, не могло бы Христианство распространиться чуть не на пол мира и несмотря на бесконечное ветвление церквей, подрывающее авторитет Учения, несмотря на научную (или якобы научную) критику его продолжать удерживать свои позиции в течение 2-х тысячелетий.

Но не только простотой и непонятливостью Апостолов и Евангелистов, написавших Новый Завет, объясняется сложность его понимания и толкования. Еще больше она объясняется сложностью задачи, стоящей перед Иисусом Христом, сложностью предмета Его Учения. Как бы хорошо ни была изложена, скажем, теория относительности, понять ее все равно несравненно труднее, чем арифметику.

В Моисеевом Учении давался в основном конструктив, нормативная часть, более-менее легко поддающаяся четким определениям. "Не убий", "не укради" и формулируются просто и запоминаются легко. Правда, при попытке осуществить это на практике, выясняется, что это все-таки не арифметика, что это надо весьма и весьма развивать применительно к обстоятельствам и тогда там тоже появляются сложности понимания и возможности разнотолкования и еще какие. Все это мы видели в предыдущей части. Но, по крайней мере, в первом приближении это легко доступно пониманию.

А Учение Иисуса Христа концентрируется на духе, а это такой предмет, который плохо поддается формальным определениям. Мы видели, к чему привела попытка фарисеев формализовать дух. Дух просто ушел из их обильных формальных предписаний. Иисус Христос идет другим путем. Главным в Его Учении является Он Сам, Его личность, Его земная жизнь с Его поступками и Его добровольная мученическая смерть во имя спасения людей.

Моисеево Учение никак не привязано ни к личности Моисея, ни к его биографии и поступкам. Например, мы можем одобрять или не одобрять то, что он убил египтянина, избивавшего еврея, но не можем на этом факте обосновывать толкование заповеди "не убий". Ибо заповеди даны Богом и до того, как Моисей получил их, он мог поступать и неправильно, не по заповедям. Более того, даже получив их, он, будучи человеком, мог и неправильно толковать их в конкретных обстоятельствах. Но Иисус Христос - Сын Божий, Он - Слово, Он был "в начале" ("В начале было Слово ... и Слово было Бог), Он не может в своих поступках противоречить, или хотя бы не соответствовать Учению. Наоборот, как было сказано, Его жизнь - главное в Его Учении.

И поскольку это главное, то и в ученики себе он выбирает не бездушных интеллектуалов фарисеев, умеющих неплохо для своего времени формулировать мысли и понимать формулировки других, но убивших в самих себе и убивающих в других живой дух, саму потребность его. Он выбирает людей простых, но чистых душой, способных глубоко чувствовать и воспламеняться духом. Людей породы Давида. И хоть Апостолы многого не понимали в Его речах, но имели чистое и горячее сердце, способное к духовным взлетам. Они глубоко впечатляются Его личностью и Его жертвой, они впитывают Его дух и воспламеняются им и это на данном этапе важней, чем теоретические определения. Эта сторона Учения Христа передана в Евангелиях наилучшим образом. Евангелисты сумели передать и образ Иисуса и потрясающую драму добровольной жертвы, непонимание окружающих (их самих в том числе), предательства, отступничества близких и, наконец, мученической смерти, передали это так, что шедевры мировой драматургии бледнеют перед бесхитростным изложением этих простых людей и, уж точно, неискушенных литераторов.

Не случайно великие творцы во всех жанрах искусства всех времен и народов нашей эры возвращаются и возвращаются к евангельскому сюжету, создавая такие шедевры, как например, баховские "Страсти по Матфею", и, вообще, вся духовная музыка, как бесконечные художественные и скульптурные "Распятия", "Положения во гроб", "Оплакивания", "Воскресения", иконы "Спаса", как рублевская "Троица" и т.д. Только в русской литературе и евангельскому сюжету обращались или хотя бы вставляли в свои произведения реминисценции и цитаты из него такие мастера, как Булгаков в "Мастере и Маргарите", Есенин, цитируя прямо на иврите: "Ави, Ави, лама савагфани" и Постернак: "Если только можешь Аве Отче, чашу эту мимо пронеси".

И все равно никто из них не превзошел по силе выражения бесхитростного изложения Евангелиста:

"И взял с собою Петра, Иакова и Иоанна; и начал ужасаться и тосковать.

И сказал им: душа Моя скорбит смертельно...

И говорил: Авва Отче! Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня; но не чего Я хочу, а чего Ты".

(Мар. 14. 33, 34, 36)

Или у Матфея:

"Душа Моя теперь возмутилась; и что Мне сказать? Отче! Избавь Меня от часа сего! Но на сейчас я и пришел".

Но как ни важно научить людей духу через жизнь и смерть Иисуса, но одного этого недостаточно. Необходимо еще вербальное обучение. Необходимо потому, что в Учении, в общем Учении, частями которого являются и Моисеево и Иисусово и добавки Давида, Пророков и тех, кто будет развивать его дальше, дух и конструктивная часть - закон и мораль - неразделимы. Это - единое целое и нужно что-то сказать и о взаимоотношении, взаимодействии этих частей. И Иисус говорит это. И если уж передавать учение о духе словами, то лучше делать в художественной форме, а не в научных формулировках. Ибо искусство лучше, чем наука передает духовные (и душевные) тонкости. Поэтому Иисус обычно прибегает к притчам: "И учил их притчами много" (Мар. 4.2). И притча о блудном сыне, и о богаче и Лазаре, и о сеятеле, и о горчичном зерне, и много других. И там, где не сказано прямо, что это притча, все равно речи Иисуса имеют образный, художественный, а не научный стиль. Притчи и притчевый стиль встречаются и в Ветхом Завете, но практически только у Соломона. И у него они затрудняют восприятие смысла его речей. Причем хитромудрый Соломон к тому и стремится для произведения большего впечатления на читателя. Иисус, конечно, вовсе не ставит Себе цели затемнять смысл Своих речей. Тем не менее, и у него притчи, как и вообще искусство, допускают разное их понимание. Поэтому (в том числе) и ветвилось христианство обильнее, чем Иудаизм и расходились его толкования до немыслимых крайностей.

Пример того, как далеко можно уйти от истины, используя притчевый, образный, художественный стиль Евангелий, дает так называемое эзотерическое Христианство - продукт модам Блаватской и ее ученицы Бизант. Основная идея их в том, что помимо Учения Христа, содержащегося явно в Новом Завете, есть другое, тайное Его Учение, сокрытое в притчах. Оно сообщено было Апостолам открыто, но им не велено было передавать его прочим людям. А вот Блаватская и Бизант его "раскрыли". Опираясь, естественно, на возможность кривотолкования притч. Ну и намололи про всякие мистические силы, влияющие на судьбы людей, помимо и независимо от Бога, силы с которыми человек (с помощью Блаватской и Бизант) может выйти в контакт на пользу себе, а заодно и во вред своим противникам. Последнее, мол, и было причиной, почему Иисус Христос не велел Апостолам раскрывать людям это тайное Учение. Непонятно, правда, почему мадамы решили это сделать сами. В результате вместо светлого, не легкого, конечно, для понимания, но отнюдь не тайного Учения Христа, появилось мракобесие в духе тайных жреческих учений Востока, против которых неоднократно выступал и Моисей и Пророки и Сам Иисус Христос.