Дневники св. Николая Японского. Том Ι - Святитель Японский (Касаткин) Николай (Иван) Дмитриевич - Страница 47

2 февраля 1880. Суббота.

Сретение Господне

Утром Груздев, серебряник, снял ризы с икон — взять их для чистки, пришлет в понедельник. — Принесли две корзинки от слепцов–воинов, с Петербургской, пришли и четыре слепца в Церковь. Служил обедню в Соборе Владыка Исидор (приславший мне сегодня в восемь часов для прочтения отношение Морица о пожертвовании Государыней пятисот рублей на храм и письмо о. Владимира от 12 декабря). Я поспешил к обедне во время Великого Выхода. Досада на разговаривание в алтаре (доктор Илья Иванович). После обедни — скука и тоска до болезни. В восьмом часу поехал в Казанский Собор, откуда после «Слава в вышних» — к Константину Петровичу Победоносцеву; посоветовал он написать письмо о пожертвовании на храм графу Александру Дмитриевичу Шереметеву; разговор об отсылке вещей чрез суда Добровольного флота; «долг удерживает здесь, а из–за границы теперь как желать сюда?» (по поводу речи о поездке сюда племянницы его). — В одиннадцатом часу вечера, когда пишу, отвратительнейшая пискотня женщины в песне вместе с мужчинами, из квартиры соседа налево, какого–то учителя. — Скверно жить на свете!

3 февраля 1880. Воскресенье

Утром, увидавшись в комнатах о. Исайи с новгородским протоиереем Орнатским и в аллее с Новгородским Преосвященным Варсанофием, приехавшими ко дню Ангела Владыки, направился с о. Исаей в Мраморный дворец. После обедни, в комнате пред Церковью, Великий Князь Константин Николаевич очень ласково расспросил «о деле, — скоро ль посвящение, ужель назовут немецким? Каким путем опять в Японию?» И сказал, чтобы не уезжать, не увидевшись с ним. Потом Дмитрий Константинович пригласил на завтрак. (Константин Константинович был на службе.) Пред завтраком Илья Александрович показал комнаты Великих Князей — небольшие, но, конечно, изящно убранные; койки — железные — очень просты. С половины завтрака Дмитрий Константинович должен был уехать с Ильей Александровичем на концерт. Я остался, наконец, с одним гофмейстером — Грейгом (братом министра финансов) и проговорил о Миссии и Японии, пока готов был экипаж, на котором и доехал до Инженерного замка (виделся еще во Дворце с героем Шестаковым, который припомнил знакомство со мной в Хакодате). От Феодора Николаевича получил письмо, в котором о. Анатолий извещает о покраже у него пятисот йен. — Вернулся в Лавру ко всенощной, которая длилась два часа в Крестовой; певчие пели превосходно — особенно ирмосы и — «всяк мужеский пол»… После службы в Церкви встретился с Варварой Александровной Иордан, а дома прочитал в «Новом Времени» фельетон о «Пашкове и его проповеди», и явилось желание познакомиться с Пашковым и посмотреть, что за субъект сей господин.

4 февраля 1880. Понедельник.

День именин Высокопреосвященного Исидора

Только что кончилась литургия (одиннадцать часов утра), совершенная Высокопреосвященным, ныне восьмидесятилетним старцем, Исидором в сослужении Преосвященного Варсонофия Старорусского, шести архимандритов, новгородского протоиерея и трех иеромонахов, — всего служащих было двенадцать. Я был в числе служащих. Литургия совершалась в Крестовой Церкви; началась в восемь часов. Невыразимое умиление, невольно слезы просятся на глаза, — видеть благоговейное служение маститого иерарха и помышлять, что это, конечно, последняя литургия, совершенная с ним, в день его Ангела. После литургии был молебен Пресвятой Богородице и Преподобному Исидору, после многолетия ему, разоблачившись, в мантии он вышел благословлять народ.

В четыре часа. Сейчас с обеда от Митрополита. Обед был на девяносто пять персон (по восемь рублей на каждого, кроме вин; прислуга и посуда официантские). Был весь Святейший Синод, Обер–прокурор, Зуров (немного опоздавший), старейшие профессора Академии, Семинарское и Училищное начальство, главные лица по Синодальному управлению, двадцать два архимандрита, немало почетных протоиереев и прочих. Обед начали в два часа. Видел в одном фокусе собранное все — главное по Церкви Русской. До обеда Владыка был с главными гостями в гостиной, прочие толпились в зале. Во время обеда Владыка провозгласил здоровье «Императора, Императрицы и всего царствующего дома», кое–кто слабо вскрикнул «ура». Потом Обер–прокурор сказал тост за Владыку, пропели «многая лета»; затем Владыка — «за членов Святейшего Синода» — тоже «многая лета»; последний тост сделал Владыка за гостей — опять пропели «многая лета». Коньяк и ликер разносили, когда встали из–за стола; за столом же после шампанского подавали еще «Токайское» (венгерское). По выходе из–за стола гости почти тотчас же стали прощаться.

11 часов вечера. Согласно обещанию, данному Д. [Дмитрию] Дмитриевичу, в пятом часу отправились к его знакомой, Александре Филипповне Николаевой. Барыня, по–видимому, хорошая; три дочери в Смольном, желает собирать на Миссию, показывает, по–видимому, родственное расположение к Д. Дмитриевичу (она крестовая сестра его), — чего же больше? Посмотрим, что будет дальше. — Заехали к Никандру Ивановичу Брянцеву; встретили желающего креститься еврея, какого–то изобретателя по части механической арифметики, и Николая Ивановича Григоровича, биографа князя Кушелева–Безбородко. Никандр Иванович, по обычаю, потопил в потоке речи. А Дмитрий Дмитриевич, выходя, молвил: «Какие все хорошие люди». Счастлива юность и неопытность! Впрочем, Никандр Иванович авось–либо достанет от каких–то благотворителей прибор или два священных сосудов. — Всякому своя натура; и у Никандра Ивановича, должно быть, именно такая, чтобы быть еврейским миссионером в Петербурге. И нужно удивляться и склоняться в почтении, что он, при множестве своих дел, находит время и смысл заботиться о Японской Миссии. Моей натуры и сил не хватило бы для того. Я весь гвоздем засел в одном, и, кроме одного, нет ничего. Узко и мелко! Да что делать? Иначе распустишься в ничтожестве, как мыло в воде.

5 февраля 1880. Вторник

Утром тщетно прождал Груздева, чтобы сдать ризы икон для почистки и серебрения. На досуге сделал визит к соседу о. Аркадию, бывшему настоятелем Рославленского монастыря после о. Феодора. В десять часов отправились с Дмитрием Дмитриевичем в Новодевичий монастырь. Был еще Киевский о. Полихроний. Дело об иконах, старье–облачениях. Пробыли до пяти часов; немножко тягостно. Вернувшись в седьмом часу, писал письмо к графу А. Д. [Александру Дмитриевичу] Шереметеву.

6 февраля 1880. Среда

Утром пришел старик Вишняков, портной; должно быть, больше по привычке, или для говору, хочется, чтобы и я не ушел от его рук; обещался заказать ему хороший подрясник. В начале девятого часа отправился к Николе Морскому, чтобы побыть у Яхонтова, который встретил очень радушно; его супруга тоже. Когда показывал мне свой кабинет, подана была ему телеграмма, — оказалось приказание Митрополита отслужить благодарственный молебен по случаю избавления Государя от опасности при новом покушении вчера вечером. Здесь я только что узнал об этом покушении — уже пятом на жизни Государя: злоумышленники хотели взорвать Государя во время обеда, причем восемь человек из караула убито и сорок пять ранено: взрыв был из подвала, взорвал над ним находящуюся дворцовую караульную, но над караульной находящуюся царскую столовую немного только повредил: Государь на этот раз почему–то замедлил к обеду на двадцать минут, почему опасность его нисколько не коснулась: взрыв был в двадцать минут шестого часа и такой сильный. что весь дворец потрясся. Все эти подробности я слышал уже в речи Митрополита на молебне в Исаакиевском Соборе, куда отправился из Никольского Собора, по осмотре с о. Яхонтовым прекраснейших икон в алтаре Нижней Церкви, а также по осмотре Верхней Церкви — удивительно роскошно отделанной… Дорогой в Исаакиевский Собор купил бюллетень о вчерашнем покушении (10 копеек листок) и газеты, где в «Новом Времени» глухо сказано, будто вчера был взрыв газовых труб в Зимнем дворце; бюллетень же уже перепечатка из «Правительственного Вестника». В Исаакиевском Соборе собрались на молебен три Митрополита, четыре архиерея, несколько архимандритов (я в том числе) и духовенство Собора. Народу было почти полный Собор. Вышедши на амвон, Митрополит Исидор со слезами на глазах, едва удерживаясь от рыдания, сказал краткую речь, начав: «Вот, братия, новое ужасное несчастие постигло нас», и затем рассказал, как злоумышленники вчера произвели взрыв. Упомянув, что Государь почему–то опоздал к обеду, Владыка сказал: «Но вера напоминает нам: „Ангелам своим заповесть о тебе, хранити тя“. — Они и удержали его». Во время речи оба Митрополита стояли полуобращенными к говорившему. Из священнослужащих Оболенский — протодиакон и о. Вениаминов пытались плакать; из молящихся некоторые плакали, особенно женщина, стоявшая за мной. — После службы, у Алтаря виделся с К. Д. [Катериной Дмитриевной] Свербеевой. Приехал домой в карете с чередным архимандритом, соседом Аркадием. — Вечером были у меня Н. П. [Николай Петрович] Семенов и Цивильков. Первый — добрейший из сенаторов и потопляет в речи; из рассказов его особенно печально, как один наш академик–немец, проживая, вопреки уставу Академии, издал Санскритско–Немецкий Лексикон, на что наша Академия Наук издержала сто тысяч (!), между тем как лексикон с множеством ошибок, и Академия предпринимает другое, сокращенное издание его, которое тоже обойдется во много тысяч, а того же жучка, поедающего хлеба в России, Академия и не думает исследовать; немцы все, бременящие даром Россию! — Ну же и времена в России, судя хотя бы по вчерашнему и сегодняшнему дню! Поскорей бы в Японию!