Там за облаками (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна - Страница 18

• Предыдущая
• 18/41
• Следующая

   - Не, ну он тоже... Короче, Маш, я тебя предупредил.

   Бедный Шурик, верно, вспотел там, на другом конце телефонного провода. Но, собственно, что он себе позволяет? Что они все себе позволяют? Не их, в принципе, дело, не им решать. Предупредили они! А если она их не послушает? Они ей бойкот объявят, из компании выгонят? Так она и без того им четыре месяца на глаза не показывалась. И дальше без них обойтись способна. А Славка... Славка далеко не всегда хотел её видеть в окружении друзей. Чаще предпочитал бывать с ней наедине. Либо выдёргивал куда-нибудь, либо несколько часов кряду сидел у неё дома. Мама относилась к Славке с некоторой подозрительностью. Ей женский опыт и интуиция подсказывали не доверять Закревскому, этому мотыльку. Папа, наоборот, из всех приходящих в дом парней выделял только Славку. Встречал и провожал крепким рукопожатием, выходя для этих церемоний в прихожую.

   На день рождения Казимирыча Маша пошла. Вела себя тихо, мирно. Весь вечер просидела на диване, ни с кем особо не разговаривая. Наблюдая со стороны, крепилась во мнении, что компания уже не та и трещит по швам. Все они взрослеют понемногу, интересы начинают расходиться. Скоро разбегутся в разные стороны окончательно.

   Но второй курс они продержались и даже половину третьего, пока не женился Славка и не вышла замуж Татьяна.

   Честно говоря, Маша не заметила весну второго курса. Не знала, тёплая ли она, дождливая ли. Её четырёхмесячный любовный угар в один прекрасный день закончился. Иллюзия взаимности лопнула мыльным пузырём, умолкли невидимые флейты. Маша осталась одна, измученная бурным и некрасивым эпилогом взаимоотношений с предметов своих обманувшихся чувств. Ей было плохо до изнеможения. Шли дни, недели, легче не становилось. Славку звать в утешители она не хотела. Тогда надо честно рассказать ему о четырёхмесячном сумасшествии, а как раз на это она бы никогда не решилась. Боялась навсегда потерять его. Одно дело - лёгкие, необременительные романы, которые Славка всерьёз не принимал, подсмеивался. Другой коленкор - настоящие, как ей тогда казалось, чувства. Славка выслушает, утрёт слёзы и сопли, поддержит, после чего исчезнет навсегда, на глаза больше не покажется.

   Маргошка подтверждала опасения сестры. Она доросла до пятнадцати лет и весла самостоятельную политику. Для начала свела крепкую дружбу с сестрой Болека и влюбилась в Закревского. Со свойственным её поколению бесстыдством проявляла инициативу, вела на Славку загонную охоту, чуть не еженедельно назначая ему свидания. Маша ахала и возмущалась, читала младшей сестре лекции о чести, достоинстве и гордости, необходимых молодой девушке. Маргошка хихикала. Утверждала, что под лежачий камень вода не течёт, и продолжала баловать себя свиданиями с Закревским. Славка, к недоумению Маши, великодушно ходил к Маргошке на встречи. Зная беспринципность Закревского в отношении почти ко всем женщинам, то, как легко он заводил себе девушек, спал с ними и легко потом расставался, Маша очень боялась за сестрёнку. Тем более, Славка не умел бросать девушек красиво. За ним тянулся длиннющий шлейф из разбитых сердец, ночных слёз в подушку и, вероятно, пищала где-нибудь, суча ножками, парочка незаконнорожденных младенцев. Разбитого сердца для сестрёнки Маша не хотела. Младенца тем паче.

   - Не боись! - Маргошка, сравнявшаяся в росте с сестрой, покровительственно похлопывала её по плечу. - Подумаешь, пару раз целовались. Он способен только о тебе говорить, на остальное его не хватает. Импотент уже, наверное.

   - Господи, Маргошка! Где ты таких слов нахваталась? Тебе их по возрасту знать не положено.

   - Проснись, Маша, - дразнила её сестра. - На дворе восьмидесятые годы двадцатого века, не девятнадцатого.

   - Ты допрыгаешься, - обещала Маша. - Я молчу, молчу, а потом всё маме расскажу.

   - Ой, напугала. Я вся дрожу. О чём расскажешь-то? - насмешничала сестрёнка. - Не было у нас ничего. Не поддаётся он на мои провокации.

   - Ещё не хватало, - сердилась Маша. - Очень хорошо, что не поддаётся.

   - Слушай, Маш, - у Маргошки снова вспыхивали издевательские искорки в глазах. - Как ты принимаешь подарки?

   - С благодарностью, - терялась Маша, не понимая, куда клонит сестра.

   - Научи, а?

   - Чему? Подарки принимать? Ну, улыбаешься, спасибо говоришь.

   - Не то. Так и я умею, и все.

   - Тогда я не знаю, о чём ты.

   - Стас в прошлый вторник сказал мне, что никто не умеет принимать подарки так, как ты. Поэтому ему хочется делать тебе подарки ещё и ещё.

   Ах, вот о чём речь. Маша пожала плечами, притворившись непонимающей. Славка не стал объяснять Маргошке, всё равно она не поймёт. Ну и Маша не будет. Смысла нет. Для начала надо уяснить, что подарки бывают разными. Стремление человека сделать тебе приятное - уже подарок. Обычная прогулка по дворам микрорайона может превратиться в бесценный дар. Или не превратиться. Зависит от твоего восприятия, от твоей системы ценностей. Идею легко растолковать и пятнадцатилетней девочке, но в душу эту идею вложить невозможно. Как невозможно удачно имитировать радостный блеск глаз, счастье, бьющее изо всех пор при получении очередного "подарка".

   Памятуя о некоторых высказываниях Маргошки, Маша, разумеется, не могла себе позволить обратиться к Славке за утешением. Обещание обещанием, а плевать человеку в душу, да к тому же человеку, близкому и дорогому для твоего сердца, просто преступление. Она терпела, сколько могла.

   Как-то позвонил Вернигора, поинтересовался, куда обе девушки запропастились. Поделился разными незначительными новостями. Работая под дурака, вытянул из неё, насколько ей сейчас плохо. Не физически, морально.

   - Знаешь, кто лучший в мире утешитель?

   - Карлсон, - моментально откликнулась Маша, про себя подумав, что Славка.

   - Не, лучший в мире утешитель - вечер с друзьями. Собирайся и приезжай сейчас к Болеку. Посмотрим футбол, пивка попьём.

   - Я пиво не пью, - отказалась она.

   - А мы тебе винца купим, сладенького.

   - И пирожных полдюжины.

   - Это по-нашему сколько?

   - Шесть штук.

   - Не растолстеешь?

   - Да вы разве позволите? Почти всё сами и слопаете.

   С того дня и повелось. До сессии по субботам Маша тихо напивалась в компании друзей, постепенно приобщаясь к пиву. Остановить её было некому. Татьяну где-то носили черти, дома никогда не застанешь. Появлялась она редко, ненадолго, на расспросы отвечала уклончиво.

   Сессия заставила очнуться, прочухаться немного. На лето они обычно с ребятами расставались. Парни под водительством Славки отправлялись на юга за курортными романами. Девчонки катались друг к другу на дачи, гуляли по Москве, пролёживали бока в пляжной зоне Левобережья и Серебряного бора. Маша рассчитывала на летний отдых от пьянок в обществе друзей. Славка в субботних посиделках участия не принимал, она за апрель и май его ни разу не видела. Ребята объясняли, мол, у него куча неприятных хлопот, каких именно - не уточняли, уходили от прямых ответов. Но отсутствие в компании Закревского вовсе не означало его полной неосведомлённости в том, как стремительно Маша теряет лицо. Ей не хотелось с ним встретиться. Он ведь обязательно откомментирует недостойное поведение девушки, со стыда сгоришь. Потом когда-нибудь, позже встретятся, лучше осенью.

   Встретиться им пришлось раньше. Заехал Вернигора, попросил чаю с клубничным вареньем. Чаёвничая, поставил в известность:

   - У Стаса отец умер. Скоропостижно.

   Маша онемела, замерла, не донеся ложку с вареньем до рта. Славка отца обожал, преклонялся перед ним и старался во многом подражать. Мама её, неосведомлённая о некоторых сторонах жизни Закревского, напротив, заинтересовалась:

   - Отчего умер?

   - От инфаркта, кажется. Я в таких делах не разбираюсь.

   - Молодой?

   - Сорок два года.

   - Ой, какой молодой, жить ещё и жить. Болел, наверное?

• Предыдущая
• 18/41
• Следующая