1356 (ЛП) (др.перевод) - Корнуэлл Бернард - Страница 47

• Предыдущая
• 47/94
• Следующая

"Мы уверены, - гласило письмо, - что ты желаешь сохранить свои земли, так что мы с радостью ждем твоего прибытия в Бурж, зная, что ты придешь с множеством застрельщиков и латников".

- Застрельщиков, - хрюкнул граф. - Почему он не может назвать их арбалетчиками? Или лучниками?

- Милорд?

- Герцог, дурачина. Он просто чертово дитя. Пятнадцать? Шестнадцать? Еще писается в кровать. Застрельщики, Боже ты мой, - но тем не менее, граф собирался взять в Бурж сорок семь застрельщиков и шестьдесят семь латников - приличное войско, даже больше, чем маленькая армия, которую он повел против Вийона, чтобы заполучить обратно Бертийю.

Он подумывал разрешить одному из своих военачальников повести эти силы, а самому остаться дома под прикрытием двадцати арбалетчиков и шестнадцати латников, составлявших гарнизон замка, но угроза потери земель убедила его отправиться в путь самому.

- Так приведи женщину! - рявкнул он управляющему, который колебался, думая, что у его светлости могут быть еще вопросы.

Граф поднес ко рту вальдшнепа и впился зубами в мясо с медовым привкусом. Не такое нежное, как овсянки, подумал он, бросив вальдшнепа и засунув в рот десятую овсянку.

Он все еще обсасывал маленькую тушку, когда Женевьеву с сыном привели в малый зал, который был им выбран для еды.

Большой зал был полон латников, которые пили его вино и ели его пищу, хотя он позаботился о том, чтобы им не подавали оленину, овсянок или вальдшнепов.

Граф хрустнул костью певчей птицы, проглотил и указал на пространство, достаточно близкое к столу, где большие свечи могли осветить Женевьеву.

- Поставьте ее сюда, - приказал он, - а зачем вы привели мальчишку?

- Она настояла, милорд, - сказал один из латников.

- Настояла? Она не в том месте, где может настаивать. Тощая сука, правда? Повернись, женщина, - но Женевьева не сдвинулась с места. - Я сказал, повернись, на полный оборот, медленно, - велел граф. - Если она не подчинится, Люк, можешь стукнуть ее.

Люк, латник, державший Женевьеву за руку, чтобы привести ее в зал, отвел руку, но ему не пришлось бить. Женевьева повернулась, а потом дерзко посмотрела графу в глаза.

Он промокнул рот и подбородок салфеткой и глотнул вина.

- Раздень ее, - приказал он.

- Нет, - запротестовала Женевьева.

- Я сказал, раздень ее, - повторил граф, посмотрев на Люка.

До того, как тот смог повиноваться, дверь зала отворилась, и на пороге появился Жак, теперь старший военачальник графа.

- Они прислали двух гонцов, милорд, - сказал он, - предлагают обменять женщину на графиню.

- И?

- Графиня здесь с ними, милорд, - произнес Жак.

- Здесь?

- Так он говорит.

Граф встал и прихрамывая обошел вокруг стола. Его еще беспокоила рана от стрелы в ноге, хотя и быстро заживала. Ему еще было больно переносить свой приличный вес на эту ногу, и он вздрогнул, когда спустился с помоста, чтобы приблизиться к Женевьеве.

- Ваш муж, мадам, - прорычал он, - бросил мне вызов, - он подождал ее ответа, но она молчала. - Скажи посланникам, чтобы возвращались утром, - приказал граф, не отрывая глаз от Женевьевы, мы совершим обмен на заре.

- Да, милорд.

- Но сначала я еще попользуюсь этой сучкой, - сказал он, и с этими словами его переполнила чудовищная ярость. Его унизили, сначала жена, а потом Бастард.

Он подозревал, что собственные люди смеются над ним за его спиной, вот почему предпочитал есть в отдельном зале. Вообще-то, он знал, что вся Франция смеется над ним.

Ему нанесли оскорбление, наградили рогами, а он обладал гордостью, и его честь была так глубоко задета, что от внезапного прилива гнева он покраснел и заревел, как будто от боли, когда протянул руки, схватил льняное платье Женевьевы и разорвал его.

Женевьева закричала.

Крик только раззадорил графа. В нем закипели все обиды последних недель, и он мог думать только о том, как отомстить тем людям, что унизили его, а что может быть лучше, чем снять рога с собственной головы и водрузить их на голову Бастарда?

Он разорвал платье до самого низа, а Женевьева закричала во второй раз и отшатнулась. Ее сын ревел, и граф отвесил ему затрещину, а потом снова рванул платье Женевьевы.

Она прижала разорванную ткань к горлу.

- Глупая сука! - заорал граф. - Покажи мне свои титьки, тощая сука! Он наградил ее жгучим ударом, а следом в дверь вошли полдюжины мужчин.

- Прекрати! - это кричал Роланд де Веррек. - Прекрати! - вновь воззвал он. - Она моя заложница.

Всё больше людей входило в дверь. Среди них был Робби Дуглас, уставившийся на Женевьеву, которая теперь сжалась над плитами пола, пытаясь притянуть порванные куски платья к своей шее.

Скалли ухмылялся. Латники графа переводили взгляд с беснующегося Лабруйяда на спокойного Роланда, а отец Маршан оценил ситуацию и встал между ними.

- Девица, - сказал он графу, - пленница ордена, милорд.

Это заявление озадачило Роланда, которы полагал, что она его заложница, но он принял эти слова за выражение поддержки и не протестовал.

Граф тяжело дышал. Он был похож на загнанного в угол борова. На мгновение показалось, что благоразумие возьмет верх над гневом, но потом по нему как будто прошла волна, и ярость снова его переполнила.

- Убирайтесь, - приказал он вновь прибывшим.

- Милорд..., - успокаивающим тоном начал отец Маршан.

- Убирайтесь! - зарычал граф. - Этой мой замок!

Никто не сдвинулся с места.

- Ты! - граф ткнул пальцем в Люка. - Избавься от них.

Люк попытался оттеснить из зала Роланда, отца Маршана и других рыцарей ордена Рыбака, но Роланд твердо стоял на своем:

- Она моя заложница, - повторил он.

- Давайте устроим драку за девку, - весело произнес Скалли.

- Тише, - прошипел Робби. Робби вспомнил всю эту старую неразбериху, которую, как он полагал, успокоит орден Рыбака.

Он знал Женевьеву и полюбил ее в тот самый день, когда впервые увидел в темнице Кастийона д'Арбизон. Эта безответная любовь разрушила его дружбу с Томасом и привела к тому, что он нарушил клятву, к его спору с лордом Дугласом, и, как думал Робби, закончилась только когда он принял священные обязательства ордена Рыбака.

Теперь он видел, как Роланд положил ладонь на рукоять меча и страшился выбора, который ему предстояло сделать. Женевьева уставилась на него с удивлением и призывом в полных страдания глазах.

Граф увидел, как рука Роланда дотронулась до Дюрандаля, и сглупил, потянувшись к своему мечу. Отец Маршан стиснул руки.

- Во имя Господа! - прокричал он и схватил за руку Роланда. - Во имя Господа! - повторил он и сделал предупреждующий жест в сторону графа.

- Милорд, - произнес он благоразумно, - ты прав. Это твой замок. Всё, что здесь происходит, происходит по твоему приказу и является твоей привилегией, мы не можем этого предотвратить.

Но, милорд, - и отец Маршан низко поклонился графу, - эта женщина должна кое-что нам рассказать. Этого требует его святейшество Папа, этого требует король Франции и, милорд, его святейшество и его величество будут благодарны, если ты позволишь мне, твоему скромному слуге, - и он снова поклонился Лабруйяду, - допросить эту несчастную.

Отец Маршан выдумал интерес Папы и короля, но это была вдохновляющая выдумка, достаточная, чтобы охладить ярость Лабруйяда.

- Так я прав? - потребовал подтверждения граф.

- Полностью, и если кто-нибудь из нас тебе воспрепятствовал, милорд, если кто-нибудь из нс бросил вызов твоей несомненной власти, то прими наши нижайшие извинения.

- Но этим делом интересуются Папа и король?

- Как бы удивительным это ни казалось, милорд, да. Потому я здесь, посланный кардиналом Бессьером. Милорд, поскольку ты заслужил репутацию человека, который доблестно сражается за царствие небесное на земле, прошу тебя дать мне время с этим созданием.

- А когда ты с ней закончишь?

- Как я сказал, милорд, это твой замок.

- И твоим людям стоит это запомнить, - рявкнул граф.

• Предыдущая
• 47/94
• Следующая