Одна крошечная ложь (ЛП) - Такер К. А. - Страница 42

• Предыдущая
• 42/66
• Следующая

Повисает очень долгая, но комфортная тишина, и я смотрю на голубое небо над головой и мост, который приведет нас на Манхэттен.

— Ничего себе, мы уже здесь, — рассеянно бормочу я.

— Да, а ты все никак замолкнуть не могла, — сухо произносит Эштон, но подмигивает мне. — Значит, вот с кем ты болтала перед тем, как я тебя забрал?

— Ага.

— И что в этом такого странного? О чем вы говорили?

У меня вырывается тяжелый вздох.

— О тебе. — Я замечаю, что после моего признания одной рукой он крепче сжимает руль, и быстро добавляю: — Я ничего не говорила ему об…этом. — Мой взгляд перемещается на кожаную полоску на его запястье. — Я обещала, что не скажу.

Кадык у него дергается, когда он сглатывает.

— Ну, и зачем тогда вы обо мне разговаривали?

— Мне так стыдно. — Со стоном я смотрю в окно.

— Ты стыдишься этого больше, чем того, что уже рассказала? — Заинтригованный, Эштон наклоняется вперед, а на его лице появляется любопытная улыбка.

— Возможно.

Рассказать ему? Я тяну время, почесывая шею, убирая волосы за уши и потирая лоб, пока Эштон, в конце концов, не хватает меня за руки и не опускает их на консоль между нами.

Откашлявшись, я тут же замечаю, что моя ладонь все еще лежит в его. Когда он видит, куда я смотрю, крепко ее сжимает.

— Отпущу, как только расскажешь.

— А если не расскажу?

— Тогда пожелаю удачи, когда будешь объяснять Коннору, почему мы за руки держимся.

— Держание за руки — наименьшая из моих проблем, — бормочу я, а потом смотрю ему прямо в глаза и признаю: — Мне нужно найти в тебе пять хороших качеств.

Его лицо принимает выражение, словно говорящее «И это все?».

— И почему тебе стыдно?

— Потому что мне придется говорить тебе все, о чем я думаю, — бормочу я, подняв глаза к потолку.

Повисает долгая пауза. Эштон ерзает на сидении. Он немного сползает, больше сгорбившись, и сильнее сгибает одну ногу. А потом на его лице расползается широкая, озорная улыбка.

— Будет весело.

— Нет, не будет, — тут же мотаю головой я, — потому что я не буду этого делать.

— Чего? — Эштон выпрямляется и, широко распахнув глаза, глядит на меня. — Придется!

— Нет… — Я отнимаю у него свою руку и складываю их на груди. — Не буду.

— Ну, тогда как ты узнаешь пять моих лучших качеств?

— Уверена, ты мне сам расскажешь, — хитро отвечаю я.

Он пожимает плечами, словно размышляет.

— Ты права, я мог бы. Посмотрим… — Он проводит языком по зубам, и появившееся предчувствие предупреждает, что я пожалею об этом. — Я заставляю женщин так кричать, когда проскальзываю своим…

— Заткнись! — Он ворчит, когда мой кулак сталкивается с его плечом.

— Правда, Айриш. Давай уже. Будет весело! — Глаза Эштона блестят, а лицо сияет от искреннего предвкушения. Ни разу я не видела его таким счастливым и почти уже готова согласиться на что угодно, в том числе, и на безумства доктора Штейнера.

Пока Эштон не спрашивает:

— Так, я тебе снюсь?

Я тут же прикусываю язык. Сильно.

* * *

— Можешь подъехать ко входу, и я просто выбегу, — говорю я, поняв, что он собирается парковаться.

— О, нет, — хмурится он. — Я иду с тобой.

— Ох, у тебя здесь встреча? — «Эштон болен? Ему нужен врач?»

— Нет. Мне надо убить пару часов. — Пауза. — Подумал, что могу познакомиться с детишками, ради которых ты проделала весь этот путь.

— Не можешь. — У меня такое чувство, что сталкиваются два мира, которые определенно нужно держать по отдельности.

— Стыдишься, если тебя со мной увидят, Айриш?

— Нет, я… — Я оборачиваюсь и вижу в его глазах намек на боль. «Никогда». — Они не всех впускают.

Он паркуется на свободное место.

— Не забивай этим свою милую головку, Айриш. Меня они впустят.

* * *

— Я...эээ…привела кое-кого. Надеюсь… — Я беспомощно гляжу на Гейл. Не знаю, что сказать.

Она переводит взгляд с меня на Эштона и тут же начинает качать головой. По мне волной проходит облегчение. Не думаю, что мои эмоции смогут одновременно выдержать и толпу больных детей, и Эштона.

Но тут он сверкает своей сексуальной кривой ухмылочкой и ямочками на щеках.

— Здравствуйте, я — Эштон. Вообще-то, здесь я от имени своего отца, Дэвида Хенли из «Хенли и Партнеры».

Что бы Гейл не собиралась сказать, оно улетучивается.

— Да ведь это фантастика! Мы так рады пожертвованиям твоего отца. Рада познакомиться. — Посмотрев справа налево, она говорит: — Обычно мы не пускаем посетителей, но на этот раз я закрою глаза.

— Отлично. — «Вовсе нет».

— Близнецы жаждут встречи с тобой, Ливи.

— Я тоже по ним скучала. — Показав на лодыжку, я добавляю: — Извините, что пропустила прошлые выходные.

— Ой, не волнуйся. Рада, что ты в состоянии передвигаться. Веселитесь! — Взмахнув передо мной пачкой папок, она говорит: — А я вернусь к работе! — И уходит в противоположном направлении.

Один раз Гейл оборачивается и, убедившись, что Эштон уже отвернулся и направился к лифту, подмигивает мне и одними губами произносит «Ух ты!».

Лицо у меня бледнеет. Теперь все будут думать, что мы вместе.

Я догоняю Эштона, когда он нажимает кнопку вызова лифта.

— Так, ты знал, что тебя пропустят, если упомянешь имя своего отца?

Обаяние, которое было здесь мгновение назад, исчезает, а его заменяет презрение.

— Хоть на что-то оно сгодится.

— Это…вносить пожертвования больнице любезно с его стороны. — Раз Гейл тут же узнала его имя, он должен быть важным спонсором.

— Экономия налогов. И польза для имени. — Я опускаю глаза и вижу, что он дергает полоску от ремня. Не в силах сдержаться, я сжимаю его руку.

Двери лифта открываются. Эштон входит за мной и нажимает кнопку с номером этажа, который я назвала, а потом бормочет:

— Либо это, либо пришлось бы отвести эту медсестру в подсобку на пару минут и…

— Эштон! — Я с силой хлопаю его по предплечью и морщусь. Гребля одарила все его тело каменной твердостью. — Это определенно удар по твоим хорошим чертам.

— Ой, да ладно тебе. Ты ведь не веришь, что я всерьез говорю? — говорит он, низко хохотнув.

— Учитывая красный носок на твоей двери…

Его лицо принимает страдальческое выражение.

— Той ночью я пытался забыть о тебе. С Коннором, — мягко произносит он. — И с тех пор подобного не случалось.

Верю ли я ему?

— Почему?

С пылким взглядом Эштон поворачивается ко мне и рукой берет за подбородок, поглаживая большим пальцем мою нижнюю губу.

— Думаю, тебе прекрасно известно почему, Айриш.

— Ты все еще с Даной?

Его хриплый голос вернулся, тот, от которого по коже бегают мурашки.

— Что, если я скажу «нет»?

— Я…я не знаю. — Я медлю, прежде чем задать вопрос: — Почему ты сказал, что у нас ничего не получится?

Его губы размыкаются, и я думаю, что, наконец, получу ответ.

— В этой кофте твоя грудь выглядит шикарно.

Не этот ответ.

Он выходит из лифта и придерживает дверь, пока, прихрамывая, пройду я с пылающим лицом. Типичное для Эштона избегание. Я прикусываю язык и игнорирую его, пока мы не подходим ко входу в игровую комнату.

Меня накрывает новая волна тревоги. В груди появляется та же самая скованность, что я чувствую при детях каждый раз, только на этот раз она усиливается.

— Так, ты должен узнать несколько основных правил, прежде чем я подпущу тебя к этим милым детишкам.

— Послушаем.

— Первое, — я загибаю пальцы для убедительности, — никаких разговоров о смерти. Не заводи разговоров о смерти, не намекай на смерть.

Его губы изгибаются, когда он хмурится и кивает:

— Не волнуйся.

— Второе: не учи их плохим словам.

— Кроме тех, которым они уже от тебя научились?

Закатив глаза, я говорю:

— И третье: будь вежливым. И не лги. Они всего лишь дети.

На его лицо будто набегает туча, но он молчит.

Я толкаю дверь и вижу на полу играющих в ЛЕГО близнецов. Первым глаза поднимает Эрик. Он толкает плечом брата, и, поднявшись на ноги, они идут ко мне. Прошло две недели с нашей последней встречи, и я замечаю, что в их движениях появилось больше вялости, а голоса немного потеряли бодрость.

• Предыдущая
• 42/66
• Следующая