Жена Кукловода (СИ) - Данцева Юлия - Страница 63

• Предыдущая
• 63/82
• Следующая

В полудреме она слышала, как несколько раз вскрикивала Анна. Хотела встать, чтобы пойти к ней, помочь, утешить, согреть. Но сил не было. Уже почти провалилась в мягкую серую вату сна, когда почувствовала запах лекарств. Прогнулся матрас, и ее обняли теплые руки мужа.

Утром она сменила Руслана у постели Анны. Она то засыпала, то плакала, то начинала что-то говорить, сбивчиво и путано, рассказывая, как Шталю становилось все хуже, как в последние дни он почти не приходил в себя, и даже наркотики уже не могли унять страшную боль, разрывавшую его внутренности.

Приезжал Вольский, небольшого роста неказистый мужчина лет сорока пяти, близоруко щурил глаза и виновато улыбался. Они с Русланом несколько минут говорили на кухне, при закрытых дверях. Потом он зашел к Анне и попросил Людмилу выйти.

Вышел довольно скоро, вручил Руслану листок, исписанный неразборчивыми каракулями и молча удалился.

- Что? – встревожено спросила Людмила. – Все плохо?

Руслан покачал головой и грустно улыбнулся.

- Не все. Это нервное истощение. Анне нужен покой и забота. Мы справимся.

***

Анна пролежала в постели три дня. Иногда плакала, бредила, кричала. Засыпала ненадолго. И снова бредила и кричала. Людмила не отходила от постели подруги. Но этот кошмар все не заканчивался.

На четвертые сутки Анна перестала кричать и плакать. Истерики сменились безучастностью и молчанием. И это оказалось еще страшнее.

Руслан снова вызвал Вольского, но тот, осмотрев Анну, только покачал головой.

- Остается только ждать. Молодой сильный организм, инстинкт самосохранения должен сработать. Может помочь какое-то новое потрясение. Она должна захотеть жить.

Но шли дни, а ничего не менялось. Анна лежала безучастная ко всему, с открытыми глазами. Людмила боялась смотреть в них. Они были мертвые, как у тех мраморных ангелов на надгробиях.

Руслан надеялся, что приезд родителей сможет вытащить Анну из оцепенения, почти комы. Специально поехал за нами в Кингисепп.

Привез он только маму Анны, усталую седую женщину, выглядевшую на все шестьдесят. Нина Сергеевна смущалась, краснела, неловко комкала в руках платок. Она молча сидела у постели Анны, гладила ее по волосам, держала за руку, тихо плакала, потом что-то сбивчиво говорила, причитала, тихо пела. Людмила знала эту колыбельную. Вспомнила, как маленький Антошка засыпал под нее.

Нина Сергеевна вышла из комнаты Анны, заплаканная и печальная. Тихо сказала:

- Утром мы уедем. Спасибо вам.

Но вечером позвонил господин Рейшнер. После разговора с ним Руслан попросил маму Анны оставить ее у них на время, так как она должна присутствовать на оглашении завещания Шталя.

Нина Сергеевна согласилась. Людмиле показалось, что слишком быстро и с облегчением. Руслан предложил отвезти ее в Кингисепп, но Нина Сергеевна отказалась наотрез. Прощаясь, виновато опустила глаза и тихо сказала Людмиле:

- Вы ее берегите. Людочка… добрая ты. Господь тебя храни!

Оглашение завещания состоялось на следующий день после отъезда Нины Сергеевны.

Людмила кое-как заставила Анну встать с постели, помогла ей одеться и они вместе спустились в гостиную.

Райшнер, совсем седой, высокий, полноватый и неловкий, в строгом черном костюме, напомнил Людмиле пастора Шлага из «Семнадцати мгновений весны». Внимательно посмотрел на вошедших женщин поверх очков, будто пытался угадать кто их них кто.

- Герр Райшнер, это моя жена, Людмила.

Людмила натянуто улыбнулась гостю, усадила Анну на диван и сама села рядом, сжимая руку подруги.

- О, отшень приятно.

Райшнер поправил воротничок рубашки, будто он был ему туговат. Видимо, миссия не доставляла ему никакого удовольствия.

- А это Анна Черкасская. Она…

Руслан запнулся, не зная, как представить Анну.

Немец кивнул.

- Полошение фройлян Черкасская исфестно. Это есть следовать из эрбрехт герр Шталь…как это русиш…О! Завестшание. О, майн гот…

Райшнер снял очки, достал из внутреннего кармана тисненый золотом футляр, раскрыл его, взял замшевую тряпочку, тщательно протер линзы. Снова надел очки и раскрыл большой черный портфель из блестящей кожи, а оттуда извлек пухлую бумажную папку на веревочных завязках. Прокашлялся.

- Текст завестшаний есть дойч и русиш. Я зачитать дойч. Герр Сикорски зачитать русиш.

Немец снова покашлял и достал из папки несколько листков.

Людмила тревожно вслушивалась в чужую отрывистую и лающую речь, пыталась уловить хоть одно знакомое слово, сгорала от нетерпения, поглядывала на Руслана, пытаясь по его лицу понять смысл документа, что читал Райшнер. Но лицо мужа было напряженным и бесстрастным. Анна все также безучастно смотрела в одну точку.

Наконец немец закончил чтение, снял очки, убрал их в футляр и протянул папку Руслану.

Тот достал несколько листков плотной мелованной бумаги и начал читать:

- Я, Борис Шталь, находясь в светлом уме и твердой памяти, желаю сделать последнее распоряжение на случай своей смерти. Назначаю своим единственным наследником и преемником Руслана Сикорского, коему завещаю все принадлежащее мне на день смерти имущество, как движимое, так и недвижимое, денежные средства и иное, согласно списку, с оговоркой. Анна Черкасская, являющаяся моей собственностью на основании договора об обмене властью, также переходит в собственность господина Сикорского на тех же условиях, что описаны в вышеуказанном договоре на срок не менее года. По истечении данного срока, либо ранее, но не менее чем через шесть месяцев, по заявлению господина Сикорского о полном исполнении обязательств по договору и его нежелании продолжать его исполнение, Анна Черкасская считается свободной от исполнения договора об обмене властью, и наследует имущество согласно отдельному списку, в том числе недвижимое имущество и денежные средства. В случае отказа Анны Черкасской от исполнения обязательств по договору об обмене властью, ее часть имущества отходит господину Сикорскому.

У Людмилы перехватило дыхание от сказанного Русланом. Фарс, розыгрыш... Этого не может быть на самом деле… Так не бывает…

- Договор об обмене властью не имеет юридической силы, - хрипло произнесла она и с надеждой посмотрел на мужа. – Тем более в России. Ведь так?

- Так. Но завещание совершено в Швейцарии. К нему применяются законы страны совершения. И по ним любые оговорки в завещании допустимы. Самые экстравагантные. Последняя воля неоспорима.

Людмиле стало страшно от того, как прозвучал голос Руслана. Безучастный и ледяной. Чужой.

И внезапно ее осенила страшная догадка.

- Ты… ты знал?! Знал…

Людмила хотела вскочить, но Руслан схватил ее за руку, причиняя боль.

- Сядь. Я тебе все объясню. Позже.

- Герр Сикорски, – немец обеспокоенно поерзал в кресле. – Ихь битте… Фрау унд фройляйн понимайт, что есть ворбехальт?

- Да, герр Райшнер. Я все доходчиво объяснил.

- Зер гут, зер гут. Ауфидерзейн.

Немец сложил бумаги в папку, аккуратно завязал тесемки и спрятал ее в портфель. Потом церемонно раскланялся и вышел в прихожую. Руслан пошел проводить его.

Людмила все еще не могла осознать услышанное. Анна – собственность ее мужа. И это больше не Игра, не их пятничные развлечения. Она вещь. Часть наследства Шталя. Как те статуи нагих рабынь в индийском будуаре на канале Грибоедова. Рабыня…

Людмилу бросило в дрожь. Она никогда не думала об Анне так.

- Милая…

Руслан вернулся в гостиную и сел рядом с Людмилой на диван.

Она вздрогнула и инстинктивно отшатнулась.

- Это абсурд. Анна – не вещь. Ты не можешь…

Руслан взял ее за запястья.

- Ты взволнована. И устала. Поговорим завтра…

Людмила вырвала свои руки и вскочила.

- Тут не о чем говорить! - ее голос истерически сорвался. - Позвони этому немцу и скажи, что ты отказываешься от наследства!

Руслан покачал головой.

• Предыдущая
• 63/82
• Следующая