Тень ее высочества - Ежова Лана - Страница 67
- Предыдущая
- 67/125
- Следующая
«А ведь правда почему? Как думаешь, Грэм?»
«Я тебе что, любопытный жрец Жизни?! Не путай меня с Юлианом, это ему по статусу положено умничать».
– Мне довелось наблюдать за ритуалом разделения сущности, – задумчиво произнес Юлиан. – Такое яркое зрелище невозможно забыть, как и эмоции четверки после церемонии. Они счастливы, по-настоящему счастливы. Казалось бы, что тут удивительного? Просто каждый получает желаемое: ламчерионы – небо, люди – магические способности. Но нет, причина их счастья – осознание того, что они больше не одиноки. Доверие, открытость, единство и сила – что может быть лучше? Неудивительно, что люди, не обладающие магией, стремятся стать спутниками ламчерионов.
Если можно обменяться недоуменными взглядами с внутренним собеседником, то именно это мы с Грэмом и сделали.
«Похоже, жрец давно не выползал из своего храма», – поделился наблюдением сатуриец.
«Ага, придется просвещать».
– В наше время желающих стать всадником невероятно мало, – вздохнула я. – Ламчерионы даже заключили с Братством магов договор: ищущие отмечают для них подходящих детей, а пегасы самостоятельно уговаривают их родителей отдать отпрысков на обучение.
Юлиан расстроенно посмотрел на меня, и я поспешила исправиться:
– Конечно, ты не мог этого знать, если не выходил за стены храма. Я ведь не ошибусь, если предположу, что ты совсем молод и недавно был послушником? Вряд ли ученикам рассказывали о стертом городе.
– Ты не ошиблась, – отстраненно произнес маг, – я давно не выходил за стены храма. Так что там случилось со стертым городом?
Уже пожалев, что завела разговор о позорном пятне на репутации расы ламчерионов, я воровато оглянулась и тихо произнесла:
– Если коротко, то один пегас обезумел после смерти своего всадника и, подчиняясь голосу ярости, наказал убийц, попутно уничтожив город. Там даже руин не осталось, только катакомбы, словно и не было человеческого поселения. Вот почему говорят – «стертый город», и именно поэтому дети больше не мечтают стать всадниками.
«На сегодняшний день мечты детишек сосредоточены на магии, – шепнул голос Грэма. – Мода весьма переменчива. Не дай боги, наступит день, когда молодое поколение по ночам будет грезить о некромантии».
Разговор затух, как и костер, за которым никто не следил. Юлиан подкинул веток, подвинул трухлявый пень, а затем усилил оголодавшие язычки пламени магией, и они, радостно вспыхнув, принялись за угощение.
От ассоциаций с едой в животе заурчало. Я бы тоже не отказалась поесть. Ян с Валэри, обещавшие позаботиться о ночлеге и пропитании пассажиров, исполнять обязательства не спешили. Хотя их можно понять: перелет оказался страшен и тяжел. Если мы волновались только за собственные жизни, то они – и за своих родичей.
Не заметив, когда задремала, едва не свалилась. От падения спасли сильные руки.
– Бедняжка, так умаялась, что заснула сидя, – насмешливо произнес Ян, не спеша выпустить из объятий. – Потерпи немного, сначала ужин, потом сон.
Ехидство наездника, искусно управлявшего пегасом, но все еще остававшегося бодрым, чуточку раздражало. В конце концов, за его работу заплачены деньги, и немалые. Мне, как пассажиру, по статусу положено проявлять слабость.
– А что у нас на ужин?
Уже задав вопрос, я увидела на земле тушу грузного вепря с длиннющими клыками. Ого, какие у некоторых аппетиты! Не представляла, что пегасам так много надо.
– Возможности охотиться у нас больше не будет, – объяснил Ян. – Последующие остановки на ночлег – в степи, а там, сама понимаешь, не разгуляешься, не нарвавшись на кочевников.
С этими словами наездник оставил меня в покое.
Валэри, не ревновавшая, когда ее избранник заигрывал с пассажиркой, что-то прошептала, и Ян засмеялся. Тихо разговаривая, они занялись ужином. Блондин сделал волнообразное движение ладонью – туша, ярко вспыхнув, тотчас погасла – длинную рыжевато-коричневую щетину заменил толстый слой сажи. Ян снова применил силу: шевельнул пальцами – и вокруг кабанчика вспенилась вода. Постепенно сажа смывалась под напором упругих струй, возникающих прямо в воздухе.
Наблюдая за тем, как легко Ян призывает сырую силу двух стихий, используя пусть простейшие, но столь разные заклинания, я испытала невольную зависть. Человеческим половинкам ламчерионов подвластны все четыре стихии. Наверное, не будь я магом от рождения, то согласилась бы пройти обряд единения с пегасом. Обладать силой всех стихий в равной степени – непреодолимое искушение.
Когда вепрь засверкал чистенькой пористой шкурой, им занялась Валэри. Быстро орудуя ножом, она, как заправский мясник, легко отделяла куски от целой туши. Если верить Оливу, дворцовому повару, женщина разделывать мясо не умеет. Засмотревшись на ловкие движения ламчериона, я серьезно усомнилась в его правоте.
Разделенной на порции свининой затем вновь занялся Ян. Одну заднюю ногу парень положил на угли костра, остальное обработал специальным сберегающим заклинанием и сложил в кожаные сумки.
Вскоре одуряющий аромат жаркого на углях заставил мой рот наполниться слюной, а живот нетерпеливо заурчать. На запах из корзины выполз заспанный агграссец и молча уселся рядом со мной.
А спустя считаные минуты из темноты в круг света выступил Юлиан. Что ему понадобилось в ночном лесу, можно только гадать. Маг остановился возле пары и спросил, что нового они узнали от своих собратьев во время мысленного разговора.
Ян, переворачивающий мясо, пожал плечами:
– Аг-Грасса огласила свои требования, император пока не ответил. Братство также молчит. Правитель Джориан ждет. И пока пострадала только Элевтия, но терпение агграсского монарха в любой момент может закончиться.
– И каковы требования Аг-Грассы?
По напряженной позе купца было ясно, что и ему интересны последние события, только свое любопытство он тщательно скрывал. Вообще, во время привала он вел себя без былой заносчивости, стараясь не встречаться взглядом ни со мной, ни с Юлианом. Струхнул? Неужели думает, что разозленные имперцы, то есть мы с «братом», прибьем его по-тихому?!
– Как мы уже сказали, официальная причина объявления войны – разорванная помолвка, – ответила Валэри, расстилая на земле чистый кусок ткани. На импровизированном столе, как по волшебству, появилась посуда и порезанный ломтями хлеб. – Агграссцы требуют руку принцессы и пересмотра условий брачного договора.
Ну, хоть не голову принцессы просят, а то с них станется и такие условия выставить. Шучу, конечно, но этот больной в своих предпочтениях народ пугает меня до холода в животе.
«Чем тебе не угодили агграссцы, сапфироглазая? – полюбопытствовал Грэм. – Только тем, что чтят бога Смерти? Так некромантия в облегченном варианте под стыдливым названием «некромагия» практикуется и в других странах».
«Они странные: порой восхищаются откровенным уродством, украшают свои тела шрамами, их привлекают чужие страдания. Их дети рано узнают, что такое боль – в воспитательных целях к ним применяется система моральных унижений и жестоких физических наказаний».
«И эти наказания призваны повысить порог их чувствительности, – закончил мою возмущенную отповедь Грэм. В его тоне мне почудились нотки недовольства. Недовольства мной. – У каждого народа своя культура, ты не вправе осуждать то, чего не понимаешь. Не видя оборотную сторону, легко ошибиться. Например, у сатурийцев десятилеток связывают и оставляют на дне пустого бассейна, который быстро заполняют ледяной водой. Не успел развязать узлы и всплыть, будь добр – отсиди под водой положенное время. Если кто-то и этого не сумел, его откачивают простыми методами, не привлекая целителя».
До меня доходило медленно. Сначала казалось, что Грэм шутит, насмехаясь над моими убеждениями. Но тон его, как никогда, оставался серьезен.
«Зачем такая жестокость по отношению к детям?!»
«Жестокостью станет неподготовленность воина к службе. Думаешь, нас ценят лишь за стойкость к ментальной магии?»
- Предыдущая
- 67/125
- Следующая
