Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия - Страница 108
- Предыдущая
- 108/166
- Следующая
Раневский попросил позвать его денщика. Выполнив его просьбу, Мария отошла к окошку и, повернувшись к нему спиной, замерла неестественно прямая, напряженная будто струна:
- Покамест вы не здоровы были, - заговорила она, прислушиваясь к шороху одежды за спиной, - заходил поручик Истомин, справлялся о вашем здоровье, был вестовой из ставки, Морозов, кажется.
Раневский тяжело вздохнул. Отныне присутствие Мари подле него уже не было секретом в полку. Можно было только догадываться, сколько сальных шуточек и разного рода скабрезностей он услышит еще в свой адрес.
- Вы все еще желаете остаться, madame? – поинтересовался Раневский.
- Бежать ныне не имеет смыла, - глухо отозвалась Мари. – С моей репутацией все кончено, мой отъезд ничего не изменит. Отныне в глазах света я – падшая женщина. Ежели вы человек чести, коим я вас считаю, ваше имя станет мне защитою, - обернулась она в тот момент, когда он застегивал колет.
Раневскому хотелось возразить ей, сказать, что никто не станет осуждать ее за внебрачную связь, но его возражения были бы уместны, коли они бы завели интрижку, да хоть бы и на глазах всего света, но, не покидая великосветских гостиных и салонов. Здесь же, в расположении полка, поступок Мари выглядел более, чем скандальным и в том, что только его имя может отныне служить ей защитой, она совершенно права. За глаза о ней будут говорить ужасные вещи, но в глаза не посмеют, до тех пор, пока он рядом.
- Я не могу вернуться, - прошептала она, не дождавшись ответа.
- Мари, это не увеселительная прогулка, - пустил в ход последний аргумент Александр, - в конце концов, может случиться так, что я буду убит, что тогда станет с вами?
Madame Домбровская побледнела:
- Этого не случиться! – горячо воскликнула она.
- Отчего вы так уверены? – вздохнул Раневский.
- Ежели ваше сердце перестанет биться, то и мое остановиться сей же час.
Тимошка, который помогал барину натягивать высокие сапоги, тихо крякнул, услышав ее слова, и залился пунцовым румянцем, таким, что даже кончики его ушей приобрели алый оттенок.
- Мне в ставку надобно, - смутился ее горячности Раневский.
- Вам не следует ехать верхом, - заметила Мари. – Вы еще не совсем оправились от недуга. Воспользуйтесь моим выездом. Прохор отвезет вас туда и обратно.
- Благодарю, - обронил Раневский, надевая шинель. – Я вернусь к вечеру.
***
Почти две седмицы заняло путешествие до Полтавы. Все это время Джозеф ни на минуту не спускал глаз с Софьи. Переодетый крестьянином, Зелинский старательно надвигал на глаза бесформенную шапку, ссутулился и мало чем напоминал блестящего офицера, коим он являлся в своем недавнем прошлом.
Находясь в тесном пространстве плохонького маленького экипажа наедине с Адамом, Софи старалась даже не смотреть в его сторону. Чартинский несколько раз предпринимал попытки объясниться, но всякий раз натыкаясь на ледяной взгляд, полный презрения, в конце концов, оставил их.
Софья едва не разрыдалась, когда белоснежную красавицу Близард, измученную ездой в упряжи, и остальных верховых лошадей, Зелинский сменял на ближайшей почтовой станции на четверку гнедых. Надо отдать ему должное: казалось, что нет ничего такого, с чем бы он ни справился. Он вполне достоверно подражал простонародному говору жителей Малороссии, ни у кого не вызвав подозрений. Ночевать приходилось в скверных и дешевых постоялых дворах. Как правило, комнату ей приходилось делить с Адамом, который спал на полу. Сон Чартинского был настолько чуток, что стоило ей шевельнуться, как Адам тотчас поднимал голову. Чем дальше они удалялись от имения, тем меньше шансов оставалось у Софьи для побега. В конце ноября выпал снег. Экипаж, добавив сверху еще жемчужное ожерелье весьма тонкой и искусной работы, Адаму удалось сменять на крытый возок. Путешествовать стало куда быстрее и легче, уже не так сильно трясло на ухабах. Отчаяние Софи сменилось унынием и апатией.
Лишь раз, она, поддавшись неодолимому желанию вернуться, презрев все возможные опасности, что могли ждать ее на пути, попыталась сбежать. Не думая о том, что у нее совершенно нет средств, и что она даже не в состоянии объясниться с кем бы то ни было, Софья, воспользовавшись тем, что Адам и Джозеф замешкались, один укладывая багаж, а второй рассчитываясь с хозяином постоялого двора, тихо вышла за ворота и побрела в ту сторону, откуда они приехали накануне.
Первым ее хватился Чартинский. Джозеф, раздраженный вынужденной задержкой, даже слышать ничего не хотел о том, чтобы отправиться на поиски сбежавшей пленницы. Возникла ссора, которая могла привлечь к себе нежелательное внимание. Не так уж часто можно лицезреть, как возница скандалит с барином по поводу того, в какую сторону ехать. Уступив настойчивому желанию Чартинского во что бы то ни стало вернуть Софи, Джозеф, выехал за ворота.
Софья не успела пройти и версты, когда услышала за спиной топот копыт и лихой посвист. Обернувшись, она сразу же признала и четверку гнедых, и возницу, что правил ими. В каком-то слепом отчаянии она сошла с дороги и, увязая в снегу, поспешила к небольшой почти прозрачной рощице, виднеющейся вдоль обочины, понимая при том, что она не станет ей надежным укрытием.
- София! – выкрикнул ей вслед Адам, выбираясь из возка. – София, остановись!
Спотыкаясь, он побежал за ней по заснеженному полю и настиг ее на середине пути к роще.
- Бога ради, София, как можно быть настолько глупой? – задыхаясь, заговорил он, хватая ее за плечи и разворачивая к себе лицом. – Ты замерзнешь и погибнешь!
Не пролившая ни слезинки за все время их пути, Софья разрыдалась. Чартинский опустился перед ней на колени, прямо в рыхлый мягкий снег:
- Mon ange, ne pas tourmenter moi avec son dйsespoir. Je deviens fou quand je vois Vos larmes. (Ангел мой, не мучайте меня своим отчаянием. Я схожу с ума, когда вижу Ваши слезы), - зашептал он, покрывая поцелуями ее ледяные пальцы. – Я все сделаю, единственно, чего не могу, так это отпустить вас.
Софи запрокинула голову, глядя в серое низкое небо, предвещавшее скорый снегопад. Хотелось завыть во весь голос, закричать, - но с губ не сорвалось ни единого звука.
- Адам, поторопитесь, - окликнул его с дороги Джозеф. – Тащите ее сюда. Еще одна подобная выходка и я свяжу ее по рукам и ногам.
С ненавистью глядя на высокого рыжего поляка, Софья, игнорируя предложенную Чартинским руку, спотыкаясь и путаясь в подоле слишком длинного для нее салопа, позаимствованного из старого гардероба Надин, побрела обратно. Забравшись в возок, она откинулась на спинку сидения и закрыла глаза. Теплая ладонь Адама сжала ее заледеневшие пальцы. Она хотела было отнять у него свою руку, но ощущая, как тысячи иголочек впиваются в замерзшую кожу, позволила ему согревать свои озябшие руки.
Отрешившись от мыслей о своем настоящем, Софи попыталась думать о будущем. Что ей сулит это путешествие с Адамом? Когда оно закончится? Что она будет делать? Как попытаться хотя бы дать знать о себе? Она уже не надеялась, что он отпустит ее, когда окажется в безопасности. Всю дорогу Чартинский только и говорил о том, какая райская жизнь их ожидает, когда они доберутся до Парижа.
По ее подсчетам до Севастополя оставалась всего седмица пути. Зелинский не зря стремился к незамерзающему Черному морю, ибо морской путь был самым безопасным для него и для Адама, и совершенно неподходящим для Софи, поскольку и думать было нечего о том, чтобы попытаться сбежать, покинув борт корабля.
Глава 32
Черноморское побережье встретило путешественников туманами и сыростью, обыкновенными для теплой южной зимы. Последние две сотни верст оказались самыми тяжелыми в этом длинном пути. Из-за случившейся оттепели, укатанный зимник подтаял, местами превратившись в непролазную грязную жижу. Измученные лошади с трудом тащили возок на деревянных полозьях, двигаясь рывками под действием грубых окриков и кнута, которым то и дело размахивал возница.
Достигнув Севастополя поздним вечером, усталые путешественники разместились на ночлег в скверном постоялом дворе, хозяином которого был маленький сухонький грек весьма преклонных годов. После скромного ужина Зелинский ушел ночевать в конюшню, оставив Софью и Адама наедине, как было уже много раз за прошедшие два месяца с самого начала их путешествия. Отвернувшись к окну, Чартинский предоставил ей возможность приготовиться ко сну. Софи попыталась расстегнуть кое-как застегнутые крючки на платье, но один из них никак не поддавался ей. Измучившись, она устало опустилась на постель, так и не сняв злополучного платья.
- Предыдущая
- 108/166
- Следующая
