Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия - Страница 109

• Предыдущая
• 109/166
• Следующая

- Позвольте мне помочь вам? – не поворачивая головы, произнес Адам.

Софья повернулась в его сторону. Вся небольшая комната отражалась в единственном оконце на фоне темной ночи. Встав с кровати, Софи повернулась к нему спиной. Гибкие пальцы Чартинского быстро справились с непосильной для нее задачей. Адам задержал свои ладони на ее плечах, Софья кожей ощущала его дыхание на своей шее.

- Как вы прекрасны, mon ange, - услышала она его тихий шепот у себя над ухом.

Бросив взгляд в мутное маленькое зеркало, висящее на стене, Софи иронично улыбнулась. Никогда еще она не чувствовала себя такой грязной и неухоженной. Волосы ее стали тусклыми, под глазами залегли темные тени, впалые щеки были бледными и приобрели какой-то нездоровый серый оттенок. Ей все сложнее становилось скрывать от своих похитителей свое положение. По утрам она старалась ничего не есть, чтобы не мучиться в дороге приступами дурноты. Грудь ее налилась и с трудом умещалась в узком корсаже девичьих платьев, которые, вероятно, Надин надевала лет пять назад. «Бог мой, когда же это все закончиться? – вздохнула она. – Сколько еще продляться мои мучения?»

Глядя на бледное лицо Чартинского, отражающееся в зеркале за ее спиной, она чуть повела плечом, сбрасывая его руки. Адам отступил на несколько шагов. Софья сняла платье, оставшись только в нижней рубашке. Она уже давно перестала стесняться Чартинского, к тому же Адам, стремясь щадить ее чувства, всякий раз отводил глаза, в такие интимные моменты. Но в этот раз взгляд его жадно заскользил по контурам ее фигуры, просвечивающей сквозь тонкий батист. Чартинский нахмурился.

- Вы в тягости? – бросил он ей обвиняющим тоном.

Софья повернулась к нему лицом и кивнула головой. Глаза Адама вспыхнули:

- Это ведь мой ребенок?

Женщина застыла: «Кто знает, как он поведет себя, коли признаться ему, что это дитя Раневского? Может, откажется от меня? Отпустит? А ежели нет? Что ежели решит избавиться от ребенка?» - мысль эта настолько ужаснула ее, что озноб ледяной вольной пробежал вдоль позвоночника, приподнимая волосы у основания шеи, и она поспешно кивнула головой. Шагнув к ней, Чартинский опустился на колени, поймал ее узенькую ладошку и прижался к ней губами:

- Я самый счастливый человек на этой грешной земле, София, - прошептал он.

Софья, прищурившись, смотрела на него сверху вниз. На какое-то мгновение ей показалось, что в глазах Адама блеснули слезы, но он уже опустил голову, покрывая поцелуями подол ее сорочки.

- Я думал, что отныне я конченный человек, но все вовсе не так. Вы подарили мне надежду, София.

Оттолкнув его, Софи устало опустилась на постель, глазами указав Адаму на его место на одеяле, расстеленном на полу.

- Вы правы, mon coeur, - усмехнулся Чартинский. – Я не достоин касаться вас, мое место на полу у ваших ног.

Софья взмахнула рукой, призывая его к молчанию.

- Я надоел вам, ma chйrie, - вздохнул Адам.

«Боже, Боже, как же я устала от него! – вздохнула Софи. – Как же он надоел мне! Что может быть хуже, чем вот такая слепая любовь, не ведающая ни жалости, ни сострадания?» Задумавшись о том, чем она сумела внушить Чартинскому такое чувство, Софи вспомнила об Александре. «Раневский ведь не любил меня, более того, я была омерзительна ему. Неужто только внешняя оболочка, способна вскружить голову? Неужто им всем совершенно безразлично, что у меня на душе? О чем я думаю? А что если бы Раневский вдруг полюбил другую, что ежели он просил бы меня отпустить его? Смогла бы? Нет, пожалуй, нет. Это все равно, что сердце вырвать из груди».

Поднявшись с колен, Адам потушил свечи и лег, устраиваясь на своем жестком ложе. Закрыв глаза, Софья тихо заплакала: «Господи, нет более сил у меня, нет. За что мне все это? В чем грешна перед тобою?»

Наутро, Джозеф, скинув маску барского холопа и переодевшись в приличное платье, отправился на поиски судна, что должно было отвезти их в Италию. Зелинский вернулся после полудня злой и уставший.

- В этом Богом забытом месте нет ни одного купеческого судна, - говорил он с плохо скрываемым раздражением, нервно расхаживая из угла в угол небольшой комнатушки. – Здесь стоит исключительно военный флот. Мне посоветовали ехать в Евпаторию. О, коли бы я знал! – простер он руки к потолку, - Мы бы уже давно были на пути в Италию. Восемьдесят верст лишком проехали.

- Ежели выехать прямо сейчас, то к вечеру мы будем в Евпатории, - заметил Адам.

Зелинский выругался на польском и, перейдя на родной язык, заговорил отрывисто и зло:

- Если бы вам, Адам, не взбрело в голову тащить с собой вашу шлюху, то мы бы уже давно добрались до Италии.

- Это была ваша идея взять ее с собой, - возразил Чартинский.

- Собственно, другого выхода не было, только если… - Зелинский выразительно провел ребром ладони по горлу.

Чартинский побледнел:

- Я не позволю коснуться ее.

Зелинский расхохотался:

- Правду говорят, что от любви люди глупеют. На кой черт она сдалась вам, да еще с чужим приплодом? Я конечно, не повивальная бабка, но она явно в тягости.

- Это мой ребенок, - не очень уверенно возразил Адам.

Софья с тревогой переводила взгляд с одного на другого. До сегодняшнего дня в ее присутствии и Адам, и Джозеф всегда говорили по-русски или по-французски. Интуитивно она чувствовала, что речь идет о ней и, глядя на перекошенное от злобы лицо Джозефа, догадывалась, что Зелинскому она более не нужна даже в качестве прикрытия.

- Довольно! – оборвал Зелинского Адам. – Запрягай лошадей, едем сей же час.

Вновь предстояла нелегкая поездка. Джозеф поспешил переодеться и снести вниз весь небольшой багаж. Пока Чартинский рассчитывался с хозяином постоялого двора, Софи заприметив на прилавке амбарную книгу и карандаш, которым маленький грек делал какие-то пометки до того, как они спустились, и, озираясь по сторонам, вырвала из нее страницу. Нацарапав карандашом несколько строк, она сунула смятый листок в муфту.

Оказавшись за воротами, им с Адамом пришлось еще некоторое время ждать, пока Джозеф закончит запрягать. Мимо проехала коляска и остановилась на противоположной стороне узкой улочки. Грузный священник с трудом выбрался из нее и поспешил в лавку напротив. Выдернув свою ладонь из руки Адама, Софья бросилась к батюшке. Она схватила его за руку и сунула в широкую ладонь скомканный лист. Растерявшись на мгновение, Адам бросился вслед за ней.

- Бога ради, святой отец, простите мою супругу. Она не в себе.

- Святой отец? – удивленно переспросил батюшка. – Вы католик, сын мой?

- Совершенно верно, - улыбнулся Чартинский, удерживая Софью одной рукой за талию.

- Стефания совсем разумом повредилась, - торопливо заговорил он. – Даже не знаю, отчего она к вам бросилась. Еще раз простите нас.

Ухватив тонкое запястье железной хваткой, Адам потащил ее к возку, который подъехал к воротам постоялого двора.

Батюшка проводил взглядом странную пару, и пожал плечами. Скомканный листок бумаги выпал из его руки, да так и остался лежать на земле.

В Евпатории Джозефу повезло больше. Уже на второй день он вернулся в их временное пристанище весьма довольный собой.

- Завтра утром заканчивает погрузку купеческое судно из Неаполя. Капитан согласился взять на борт трех пассажиров, - заявил он с порога.

«Все прахом, все надежды, - в отчаянии думала Софи. – Для меня все кончено. Как я вернусь в Россию, не имея при себе ни бумаг, ни средств?»

Утром следующего дня небольшой парусный бриг с грузом пеньки, льна и тремя пассажирами на борту вышел из порта Евпатории и взял курс на Босфор. Софи долго стояла на палубе. Соленый морской ветер трепал выбившуюся из тяжелого узла на затылке прядь, хлопал полами ее салопа, время от времени обдавая ее брызгами, что срывал с белых верхушек волн.

«Что стоит сейчас перегнуться через поручень и навсегда исчезнуть в холодных пенных волнах?» - вздохнула она. В этот момент что-то произошло внутри нее. Незнакомое, неведомое ей раньше ощущение. «Это дитя! Дитя шевельнулось!» - зашлось от восторга сердце. Положив руку на чуть выпуклый живот, Софья прикрыла глаза: «Благодарю тебя, Господи, что уберег от греха, от мыслей черных, от слабости».

• Предыдущая
• 109/166
• Следующая