Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия - Страница 112

• Предыдущая
• 112/166
• Следующая

- Вы так уверены в победе? – парировала Мари.

- Несомненно. Дни Bonaparte сочтены, - осматривая ее с головы до ног, отозвался он. – Потому, надеюсь, мы с вами еще не раз увидимся.

Заметив, приближающегося Раневского, Истомин поприветствовал командира и, послав ей многозначительный взгляд, поспешил удалиться.

- О чем вы беседовали с Истоминым? – поинтересовался Александр.

- Неужто вы ревнуете, Александр Сергеевич? – кокетливо улыбнулась в ответ madame Домбровская.

- Нет, - сухо обронил Раневский, - не ревную.

- Мы говорили о славе русского оружия, - надулась Мари в ответ на его холодный тон.

- Весьма занимательная тема для разговора, - съязвил Александр.

Раневский и сам не понимал, почему его задело внимание Истомина к Мари. «Как это странно, я не люблю ее, - размышлял он, - но тогда откуда взялось это чувство собственника? Отчего мне неприятно, что она кокетничает с ним?»

Предложив руку своей даме, Раневский повел ее к столу, где уже рассаживались согласно чинам и рангам, все присутствующие.

Глава 33

К полуночи, вернувшись на квартиру вместе с Мари и пожелав ей доброй ночи, Раневский устроился в маленьком кабинете. Спать не хотелось, напротив, несмотря на долгий день, голова была светлая и ясная. Тимошка зажег одну свечу в большом подсвечнике на столе и выставил на стол бутылку вина и бокал.

- Зажги все, - указал глазами на подсвечник Александр.

- Читать будете, барин? – поинтересовался Тимофей.

Раневский кивнул головой.

- Может и трубочку набить вам? – зажигая, одну за другой все пять свечей, угодливо спросил денщик.

- Пожалуй, - вздохнул Александр.

Откинувшись на спинку стула, Раневский припомнил в мельчайших деталях свой разговор генералом Шевичем. Ему всегда казалось странным, что Сашко, выросший в среде малограмотных казаков, столь бегло читает, пишет без ошибок и имеет такую потрясающую способность к языкам. Он попытался припомнить, что юноша рассказывал ему о своей семье, но того, что он знал, было ничтожно мало, чтобы делать какие бы то ни было выводы. «Завтра», - отмахнулся от мыслей о Морозове Александр.

Другое не давало ему покоя. Что-то он упустил, что-то важное, что было в письме Надин. Он вскрыл его перед самым приходом Андрея и лишь успел бегло пробежать глазами ровные строчки, написанные полудетским округлым почерком, а потом он отдал письмо Завадскому. Надин что-то писала о какой-то записке, которую послала Андрею в своих предыдущих письмах. Сколько ни старался, Раневский не мог восстановить в памяти все строки письма. «Видимо придется встретиться с Andrй», - вздохнул он, припоминая осуждающий взгляд Завадского, каким он наградил его сегодня, лишь издали, холодно кивнув головой.

Сосредоточившись, Александр в мыслях своих вновь вернулся к тем тягостным дням в Рощино, куда он приехал после визита к вдове Корсакова. В своей памяти он вновь бродил среди останков сгоревшего флигеля, упорно отказываясь верить в то, что Софи более нет, что плоть ее обратилась в пепел развеянный холодным осенним ветром окрест усадьбы, хотя все были убеждены, что дело обстояло именно так. Вспомнились робкие слова сестры, когда она предложила отслужить панихиду по усопшей, слова утешения, высказанные местным священником, когда пришел к нему в поисках ответов на свои вопросы, а услышал лишь о том, что надобно смириться с волей Божией. Смирился ли? Нет, не смирился, не принял, по-прежнему не понимая, отчего Всевышний допустил подобное. Может быть, ежели ему удастся найти Чартинского, он, наконец, узнает правду о том, что произошло. Какой бы горькой ни была эта правда – это все же лучше, чем бесконечные сомнения, одолевавшие его.

Помнится, Кити отдала ему шкатулку, которой Софья очень дорожила. Тогда он отдал ее Тимофею, даже не поинтересовавшись ее содержимым. Может быть, там есть хоть, что-нибудь, что поможет ему найти ответ. Поднявшись со стула, Раневский прошел в тесную гардеробную, где на узкой кушетке спал Тимошка.

- Вставай, - потряс он его за плечо.

- Случилось что? – с трудом разлепив сонные веки и беспрестанно зевая, сел на своем ложе денщик.

- В Рощино я тебе шкатулку отдал, маленькую такую, из темного дерева, - быстро заговорил Раневский.

- Как же помню, - кивнул головой Тимофей. – Она и сейчас у меня.

- Дай сюда, - бросил ему Раневский.

Вернувшись в кабинет, Александр повертел в руках изящную вещицу. Внутри что-то перекатывалось, но сама шкатулка оказалась заперта. Взяв со стола нож для разрезания бумаги, Раневский попытался взломать замочек. Лезвие ножа соскочило и впилось в его ладонь. Выругавшись, Александр предпринял новую попытку, надавив на рукоять серебряного ножичка со всей силы. Внутри что-то щелкнуло и на стол выпали сережки, те самые которые были на Софье в день их венчания и стопка писем, перевязанная выцветшей лентою.

Он сразу узнал эти письма, ведь он сам писал их. Перебирая конверты, Раневский наткнулся на один, старый, пожелтевший от времени, подписанный знакомым ему почерком. Письмо явно писала Натали. Внимательно перечитав несколько раз, адресованное его брату послание, Александр, не сдержавшись, со всей силы саданул кулаком по столу.

- Дрянь! – вырвалось у Раневского.

Вся неприглядная правда старинной интриги, приведшей к смерти полковника Берсенева, а после и мать Софьи, открылась ему во всей ее ужасающей подлости. В двери заглянул испуганный вспышкой его ярости Тимошка.

- Александр Сергеевич, случилось чего? – почесал в затылке денщик.

- Ничего! – буркнул Раневский – Ступай спать.

«Всему свой черед», - решил Александр, складывая письма обратно в шкатулку. «Ежели мне суждено будет остаться в живых и вернуться, Натали придется ответить за все», - вздохнул он.

Чем больше он размышлял над тем, что же на самом деле произошло с его женой, тем более запутывался в собственных рассуждениях. Вся его жизнь подчинилась одной цели – найти Чартинского. Но вот уж минуло восемь месяцев с тех пор, как он вернулся в полк, но встретиться на полях сражений так и недовелось. Конечно, вполне могло статься, что Чартинский убит или умер от тех суровых лишений и испытаний, что выпали на долю отступающей французской армии, и ныне его останки давно гниют в безымянной могиле, коли его сподобились похоронить, а не бросить у обочины дороги свои же товарищи. Но во всех этих рассуждениях так и не нашлось места Софи. Раневский просто не мог представить себе, каким образом Чартинскому удалось бы вывезти ее в обозе отступающей армии.

Наступившее утро было серым и ненастным. Плотный туман окутал окрестности. Переменив парадный вицмундир на белый колет и выпив чашку кофе, Раневский отправился в расположение эскадрона Завадского. Двигаясь неспешно из-за того, что впереди на расстоянии пяти саженей не было видно не зги, Александр думал о том, с чего начать разговор с Андреем.

Постепенно туман рассеивался, пошел мелкий моросящий дождик, вымочивший его волосы и одежду. Воздух пах мокрой землей, влажная одежда неприятно липла к телу, мелкие дождевые капли, собираясь в густых светло-русых кудрях, стекали по лицу и шее, попадая за ворот колета. Пришпорив жеребца, Раневский въехал в расположение третьего эскадрона. Завадский был у себя. Андрей как раз умывался, когда Александр спешился у ворот небольшой избы, служившей временным пристанищем его сиятельству.

- Александр Сергеевич, - протянул Завадский, натягивая чистую рубаху, - чему обязан вашему визиту?

- Оставь, Andrй, - поморщился Раневский при этом явном проявлении недоброжелательного к себе отношения. – Я не ссориться с тобой приехал.

- Видит Бог, я тоже не желал этой ссоры, - пожимая протянутую ладонь, отозвался Завадский. – Да ты весь вымок! Прошу, - указал он на дверь. – Надеюсь, не откажешься разделить со мной скромный завтрак?

- Не откажусь, - поднимаясь на крыльцо, отозвался Раневский.

- Что привело тебя ко мне? – устраиваясь за столом, поинтересовался Андрей.

- То письмо Надин, которое я отдал тебе. Ты прочел его?

• Предыдущая
• 112/166
• Следующая