Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия - Страница 146

• Предыдущая
• 146/166
• Следующая

- Я так хотела подарить ему дитя, - улыбнулась она, коснувшись мягких золотистых кудрей Андрея. – Жаль, Господь не услышал мои молитвы, - вздохнула женщина, обращаясь к горничной, присматривающей за детьми.

Заметив изящную брошку, которой была сколота косынка на плечах madame Домбровской, мальчик потянулся к украшению.

- Тебе нравится? – рассмеялась Мари, взяв его на руки. – Боже, какой же ты хорошенький! Как и твой братец. Вы вырастите такими же красивыми, как и ваш отец. Как же я завидую вашей матери.

- Боюсь, завидовать нечему, - вошла в комнату Софья.

Опустив ребенка обратно на ковер, Мари поднялась. Улыбка исчезла с ее лица.

- Есть чему, Софья Михайловна, - вздохнула Мари. – У вас есть то, чего у меня никогда не было. Вам принадлежит его сердце.

- Зачем вы поехали за ним? Зачем? – не удержалась от упреков Софья.

- А вы бы не поехали? – усмехнулась Мари. – Будь у вас такая возможность быть с тем, по ком сердце страдает, неужели бы не поехали?

- Нет! – отрезала Софья. – Не поехала бы, - вспомнив Корсакова, добавила она.

- Стало быть, вы не любите его? – подходя к ней вплотную, поинтересовалась madame Домбровская.

- Люблю, - отвела глаза Софья, - и потому отпущу. Не смогу жить с человеком, который только и мечтает о том, чтобы я избавила его от своего общества.

Бледные щеки Мари вспыхнули ярким румянцем.

- Не вам меня судить, - процедила она. – Вы неплохо устроились: муж воюет, любовник - в Париже. Кто дал вам право меня осуждать?

- Ежели вы так любите Александра, то поезжайте к Шеншину и сознайтесь в том, что это вы убили князя Чартинского, - тихо обронила Софья.

Воинственный пыл Мари тотчас угас:

- А как же последняя воля князя?

- Что вам до его воли? Вы ведь даже не знали его. Я верю в то, что Чартинский любил меня, за то и поплатился. А вы способны принести подобную жертву во имя вашей любви?

- Не трудитесь оскорблять меня, Софья Михайловна, - прищурилась Мари. – Нынче я уезжаю, граф Завадский обещал, что дело Раневского разрешится и без моего участия.

- Ну, так поторопитесь, - парировала Софья. – Не искушайте судьбу, Мария Федоровна.

Проводив взглядом соперницу, Софья едва не рухнула в кресло. Она не лгала, когда говорила, что отпустила бы Раневского, коли он того пожелал бы. Сейчас бы отпустила, потому как нет большего несчастья и разочарования, как видеть презрение в его глазах, терпеть его холодность в надежде, что все переменится. Молоденькая горничная подскочила со стула и опрометью бросилась к ней:

- Вам дурно, madame? – обеспокоенно склонилась она над молодой женщиной.

- Нет ничего такого, что не мог бы исправить сон и отдых, - нехотя открыв глаза, отозвалась Софья.

- Я приготовлю вам постель, - торопливо присела в книксене девушка.

- Уж будь добра, - вздохнула Софья.

Пока прислуга разбирала постель, молодая мать наблюдала за своими отпрысками. Андрей вертел в руках какую-то безделушку, чем, очевидно, привлек внимание Мишеля. Потянувшись за вещицей, Михаил вцепился в нее обеими руками и вырвал из рук у брата. Громким ревом Андрей оповестил всех о своём недовольстве.

- Дай Бог, чтобы вы только игрушки делили, - вздохнула Софья, поднимаясь с кресла и склоняясь над сыном.

Взяв ребенка на руки, она огляделась в поисках чего-нибудь, что могло бы утешить малыша. Взгляд ее наткнулся на шкатулку из темного дерева, стоявшую на столе. При виде скромной вещицы, сердце Софи болезненно сжалось. Сунув в руки Андрея фарфоровую статуэтку с каминной полки, Софья дрожащими руками взяла со стола шкатулку. Маленький изящный замочек был сломан. Откинув крышку, она вытащила пачку писем, перевязанную голубой атласной ленточкой. Содержание этих посланий ей было хорошо известно, ведь когда-то она по нескольку раз перечитывала каждое из них. Опустившись в кресло, Софи вытащила самое верхнее и развернула:

«Писано 23 марта 1812 года.

Несмотря на непогоду, настрой у всех бодрый. Предполагается, что война долго не продлится, и закончится полным поражением Bonaparte и победой русского оружия во славу Отечества и Государя нашего. Я не буду живописать тебе все трудности нашего похода, напишу только, что вера в твою любовь поддерживает меня лучше всякого напутствия отцов-командиров. Люблю тебя, люблю твои глаза, твои нежные руки, коих мне так не хватает здесь. Твой Раневский».

Вновь перечитывая эти строки, она будто бы слышала его мягкий бархатный голос, будто бы нежилась в объятьях сильных рук. Слеза, капнула на бумагу, отчего чернила на ней немного расплылись. Быстро свернув письмо, Софи торопливо засунула его обратно в пачку и захлопнула шкатулку. Отныне – это ее прошлое, так пусть оно и останется здесь. Она не возьмет ее с собой, дабы не было искушения вновь искать с ним встречи. К чему? Ничего кроме новой боли это ей не принесет.

Молоденькая прислуга унесла близнецов на хозяйскую половину, потому как супруга хозяина дома, желая оказать любезность, выразила желание присмотреть за мальчиками, пока madame будет отдыхать. Софья забралась в постель и накрылась одеялом с головой. Не хотелось ничего ни слышать, ни видеть, но от горьких тревожных мыслей деться было некуда. Ей казалось, что едва она доберется до подушки, как сон унесет, пусть только на время, все ее тревоги и страхи, но того не случилось. Едва она погрузилась в дрему, как ей снова привиделся Раневский. Ей снилось Вознесенское, сверкающий солнечными бликами пруд, где легкий ветерок всколыхнул гладкую поверхность. Стоя по колено в воде, она махала рукой мужу, оставшемся на берегу, в тени вековой липы. Александр улыбался ей той самой мягкой улыбкой, которую она так любила целовать. И стало так хорошо и покойно на душе, будто, наконец, нашла она то место, где и должна находиться.

Софья проспала весь остаток дня и всю ночь. Утром за завтраком Андрей поделился с ней последними новостями. Рассмотрение дела Раневского было отложено на будущую седмицу. Софья заметно огорчилась, но граф Завадский поспешил ее утешить. Дело в том, что Государь не собирался сурово наказывать полковника, учитывая его боевые заслуги, но откладывая рассмотрение дела, давал понять, что недоволен его проступком, тем самым, наказывая его заточением еще на несколько дней.

- Возможно, Александру придется подать прошение об отставке, - рассказывал Андрей и когда его удовлетворят, он сможет вернуться в Россию.

- Разве отставка – это не суровое наказание.

- Нет, Софи, - улыбнулся Андрей. – Отставка, отставке – рознь. Раневскому позволят выйти в отставку с правом ношения мундира и сохранив все полученные награды.

- Слава Богу, - вздохнула Софья. – Все это скоро кончиться. Когда я смогу уехать? - обратила она свой взор на кузена.

- Madame Морель, - послал он обаятельную улыбку хозяйке дома, - взяла на себя хлопоты в поиске прислуги для тебя. Надобно найти камеристку и няню, которые согласились бы поехать с тобой. Разумеется, за щедрое вознаграждение.

Софья благодарно улыбнулась брату и признательно кивнула головой очаровательной француженке, хозяйке приютившего их дома.

- А ты не поедешь со мной? – вновь повернулась она к Андрею.

- Увы, нет, - улыбнулся Завадский. – Сашко будет сопровождать вас. Его отправили в Петербург с важной миссией, - заговорщицки шепнул Андрей.

- Это тайна? – переняла Софи его легкий тон.

О как давно она не говорила в подобном тоне? Не улыбалась шуткам, не пыталась острить сама.

- Строжайшая, - рассмеялся Андрей. – Ему доверили отвести письмо Государя к императрице.

Софи улыбнулась и опустила глаза.

- А для меня писем не было? – чуть слышно поинтересовалась она.

Андрей отрицательно покачал головой.

- Ты сказал ему?

Завадский отвел глаза:

- Софи, я не ждал, что он мне сразу поверит…

- Довольно, не продолжай, - перебила его Софья, не желая выслушивать рассказ о том, что Раневский усомнился в ее искренности. – Когда я вернусь, я подам прошение о разводе.

• Предыдущая
• 146/166
• Следующая