Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия - Страница 151

• Предыдущая
• 151/166
• Следующая

Из груди Софи вырвался вздох облегчения.

- Убери там все! – крикнула она вниз и развернулась, намереваясь вернуться в спальню. Наступив на подол длинной сорочки, Софи тихо чертыхнулась. Под ступней жалобно скрипнула и, затрещав, надломилась рассохшаяся ступенька. Ощутив, как пол уходит из-под ног, Софи испуганно вскрикнула и попыталась ухватиться за ускользающие перила. Падение ее было недолгим, но ей показалось, что вся жизнь промелькнула перед глазами.

Коротка вспышка неимоверно острой боли погасила сознание. Выплыв из небытия, Софья поднесла ладони к вискам, в голове зазвенело, перед глазами все поплыло.

- Живая, барыня, - перекрестился, трясущейся рукой Севастьян.

Попытавшись подняться, Софья сдавленно охнула от боли, пронзившей поясницу.

- Помоги мне, - протянула она руку дворецкому.

Кряхтя и охая, Севастьян с трудом помог ей встать на ноги. Голова кружилась, ноги дрожали, опираясь на руку дворецкого, Софи дошла до банкетки и тяжело опустилась на нее. На шум в передней сбежались немногочисленные обитатели господского дома.

- Permettez je vais Vous aider. (Позвольте, я помогу ва м), -склонилась над Софьей Бланш.

Вцепившись в протянутую руку, Софи поднялась.

- Madame, Vous avez du sang. (Мадам, у ва с кровь), - в ужасе глядя на окровавленный подол сорочки, прошептала камеристка.

- Севастьян, пошли в деревню за повивальной бабкой, - охнула Софи.

С помощью Бланш и няньки близнецов, Софья насилу добралась до своей спальни. Боль выкручивала внутренности, вгрызалась в тело, заставляя скорчиться на окровавленных простынях. «Господи! За что?» - кусая губы, стонала женщина, боясь шевельнуться.

За окном уже серел рассвет, когда скрюченная годами старуха, ступила в господскую спальню. Что-то, приговаривая себе под нос, она ощупала руки и ноги барыни, задрав окровавленный подол сорочки, осторожно ощупала живот и поцокала языком.

- Не томи, - выдохнула Софья, глядя на нее измученным взглядом.

- Дитятко-то вы скинули, барыня, - прошамкала старуха беззубым ртом.

Уткнувшись в подушку, Софья завыла в голос.

- Это наказание мне, - повернулась она к повитухе.

- Полно убиваться. Что случилось, того уж не поправить, - вздохнула старуха. – Я крапивы заварю, пить надобно, чтобы крови остановить.

Софи проплакала всю ночь, вспоминая, как проклинала Адама и нежеланную тягость. Три дня она провела в постели. Боль внизу живота отступила, и почти прекратилось кровотечение. Остались только синяки да ссадины, полученные при падении.

К вечеру третьего дня в усадьбу вернулся Горин, ездивший в Вознесенское к новому управляющему Раневского, дабы попросить денег на ремонт усадьбы. Савелий Арсеньевич приехал не солоно хлебавши. Нанятый Александром вместо погибшего Вебера прижимистый еврей наотрез отказался дать денег, сославшись на то, что все средства ушли на восстановление дома в Рощино.

Для разговора с управляющим, Софья попросила вынести на террасу кресло, в котором устроилась, укрывшись пледом, греясь в лучах заходящего солнца. Несмотря на теплый вечер, ее знобило.

Ранее ее встречи с Гориным проходили в библиотеке, служившей ей одновременно кабинетом, но после того, как в ту злополучную ночь в комнате разбилось окно, его заколотили досками, и ныне там было темно как в погребе.

Застав хозяйку имения в усадьбе Горин и обрадовался и расстроился одновременно из-за того, что вверенное ему хозяйство оказалось в столь плачевном состоянии. Расположившись на террасе, засыпанной лепестками чубушника, Софья отстранённо слушала его рассказ о том, что творилось в имении в ее отсутствие.

- Софья Михайловна, вы уж не судите строго. Дела в последнее время совсем плохо пошли. С тех пор, как вы два года назад дали добро на то, чтобы всех мужиков здоровых в рекруты забрали в ополчение в деревне только бабы, старики да дети остались, - оправдываясь, говорил Горин. - Пахать некому, сеять некому, то, что удалось в прошлом году засеять, в августе градом побило. Сами едва зиму пережили. Амбар пустой. В этом году последние средства ушли на то, чтобы зерна к посевной прикупить.

- Я вас ни в чем не виню, Савелий Арсеньевич, - вздохнула Софья. – У меня есть небольшие сбережения. Надобно бы дом в порядок привести до следующих холодов.

- Лес, положим, я найду, - смутился Горин, - а людей где брать? Своих плотников да лесорубов, почитай, совсем не осталось.

- Во истину, пришла беда – отворяй ворота, - невесело усмехнулась Софья. – Ничего, Савелий Арсеньевич, как-нибудь с Божьей помощью…

- А супруг ваш, отчего же не приехал? – осмелился полюбопытствовать Горин.

Софи нахмурилась:

- Мы с Александром Сергеевичем приняли решение отныне проживать раздельно, - тихо обронила она.

- Ну, а в помощи, может, он не откажет? – осторожно спросил управляющий.

- Я отпишу ему, - помолчав некоторое время, отозвалась Софья.

Настроение после разговора с Гориным испортилось совсем. Писать Раневскому и уж тем паче просить о помощи, не хотелось. Ей казалось, что ее письмо Александр воспримет не иначе, как новую попытку сблизиться, а уязвленное самолюбие требовало самой найти выход из сложившейся ситуации.

На следующее утро, наступив на горло собственной гордости, Софи села писать письмо.

« Mon chйr, Alexandre »,- вывела она на бумаге. Нахмурившись, она перечеркнула написанное и, скомкав лист, швырнула его на пол.

«Милостивый государь, Александр Сергеевич!» -написала она на другом листе. «Прошу извинить меня за то, что вынуждена обеспокоить Вас своей просьбой. Следуя Вашему пожеланию, я не стала обременять Вас своим присутствием в Рощино или Вознесенском и приняла решение поселиться в Нежино. Однако усадьба оказалась совершенно непригодной для проживания, дом нуждается в ремонте, на который у меня совершенно нет средств. Кроме того, после рекрутского набора в ополчение, у меня в имении почти не осталось лиц мужского пола, способных произвести подобные работы. Мне ничего не остается, как только просить Вас о помощи. Надеюсь, Вы мне в том не откажете».

После долгих и мучительных раздумий, Софья вывела под посланием свою подпись: «Софья Михайловна Раневская».

Перечитав еще раз письмо, она торопливо засунула его в конверт и позвонила. Передав письмо явившемуся к ней лакею, Софи перевела дух. Уже завтра поутру ее послание отправится в долгий путь в Вознесенское. Раневский, ежели он все же подал в отставку и вернулся в Россию, получит его не ранее конца июня. Бог его знает, сколько времени пройдет до той поры, когда она получит столь нужную ей помощь, ежели он вообще, сподобится ей ее оказать.

***

На следующий день после визита Софьи к Раневскому, испросив предварительно его согласия и разрешения у Шеншина, явился граф Завадский.

Андрей начал разговор из далека, рассказав Александру о всех злоключениях Софьи с момента ее похищения из Рощино. Раневский слушал, не перебивая, лишь ироничная усмешка время от времени кривила его губы, выдавая скептический настрой.

- Софи, весьма изобретательна, - поднявшись со стула и разливая по бокалам принесенное Андреем вино, заметил Раневский.

- У тебя есть основания сомневаться в ее искренности? – принимая из рук Александра бокал, поинтересовался Завадский.

- Ей не впервой лгать к собственной выгоде, - отозвался Раневский, пригубив вино. – К тому же, mon cher ami, я имел счастие услышать все из ее уст при нашей встрече.

- У нее были причины, дабы солгать тебе тогда, - тихо заметил Андрей.

- Оставь, - повертел в руках фужер, Александр. – Ежели она так часто прибегает ко лжи, должна быть готова к тому, что однажды ей перестанут верить вовсе.

- Но мальчики… Твои… ваши дети, - запнулся Андрей.

- Отчего ты решил, что это мои дети? – вздернул бровь Раневский.

- Близнецы родились в июне. Чартинский не может быть им отцом, - не очень уверенно ответил Андрей.

• Предыдущая
• 151/166
• Следующая