Софья (обманутые иллюзии) (СИ) - Леонова Юлия - Страница 90

• Предыдущая
• 90/166
• Следующая

Александр окинул беглым взглядом темные окна усадьбы. Дом, светлой громадой высившийся перед ним, выглядел совершенно заброшенным. «Неужто уехали? Неужто нет никого?» - мелькнула тревожная мысль. Торопливо поднявшись по ступеням, Раневский постучал. Ответом ему была тишина. Громко бухнув кулаком по двери, Александр нервно прошелся по крыльцу. В приоткрытую дверь, высунулся Тимофеевич, прикрывая ладонью от ветра дрожащий огонек свечи.

- Кто здесь? – вглядываясь в темноту, дрогнувшим голосом поинтересовался дворецкий.

Рассмотрев Раневского, он отступил в переднюю:

- Бог мой, Александр Сергеевич, не ждали мы вас. Я сейчас скажу, чтобы постель вам постелили, - засуетился он.

- Не надобно. Я уеду еще до рассвета, - отозвался Раневский, входя в дом и направляясь к лестнице.

Молния бледной вспышкой осветила комнату, последовавший вслед за ней громовой раскат сотряс стены старинной усадьбы. Подскочив на своем узком ложе, торопливо перекрестилась Тата и кинулась закрывать распахнутое в душную августовскую ночь окно. Обернувшись, девушка в сердцах, что-то прошептала себе под нос, пытаясь нащупать на столе погасшую под порывом ветра свечу. Новая вспышка осветила высокую мужскую фигуру на пороге: темная одежда, мертвенно-бледное лицо. Уронив тяжелый серебряный подсвечник, Татка зашлась в истошном крике. В два шага одолев разделявшее их расстояние, Раневский встряхнул девку за плечи.

- Дура! Барыню перепугаешь, - сердито прикрикнул он.

Истово перекрестившись, Тата отступила на несколько шагов.

- Простите, барин, не признала вас, - зашептала она.

Проснувшись от громового раската, Софи рывком села на постели. «Гроза», - выдохнула она, вновь опускаясь на подушку. Ветка липы за окном настойчиво стучала в стекло, дождевые капли дробью рассыпались по подоконнику. Громкий крик Таты, заставил ее подскочить на месте. Сердце забилось тяжело и часто, где-то в горле. Первой мыслью, мелькнувшей в сознании было: «Французы!» Прислушавшись к голосам в будуаре, Софья сползла с постели. Ноги отказывались служить ей: «Не может быть того. Не может», - шептала она беззвучно, ступая мелкими шажками к двери. Из-под дверей пробился слабый свет, видимо, кто-то зажег свечу. Слышались причитания Таты и такой родной, такой знакомый голос – его голос. Толкнув дверную створку, Софья замерла на пороге. Не было сил ступить далее ни шагу.

- Саша! – только и смогла вымолвить, ухватившись за дверной косяк.

Обернувшись на тихий голос, Раневский рванулся к ней, руки сомкнулись вокруг стройного стана, губы прижались к тонкой жилке, бьющейся на виске.

- Софьюшка, mon ange, mon сoeur, жизнь моя, - шептал ей, стремясь прижать к себе, что есть мочи.

- Сашенька, милый мой, любовь моя, ты как здесь? – вглядываясь в знакомые черты, шептала, дотрагиваясь кончиками пальцев до его лица.

- Полк наш под Можайском в восьмидесяти верстах стоит, - целуя в приоткрытые губы, ответил Раневский, стирая подушечкой большого пальца, скользнувшую по щеке слезу. – Ну что ты плачешь, ангел мой, - попенял ей, силясь улыбнуться, чувствуя, как и у самого перехватило дыхание.

С грохотом ударилась о стену, распахнувшаяся дверь. На пороге со свечой в одной руке и с пистолетом в другой предстал запыхавшийся Мишель. Разглядев в мужчине, обнимающем его сестру хозяина усадьбы, Михаил смущенно покраснел и, пробормотав несколько слов извинений, поспешил ретироваться. Вслед за ним за дверь тихонько проскользнула Тата, оставляя супругов наедине.

- Твой брат? – удивленно пробормотал Раневский.

- Мишеля исключили из корпуса, - поднимаясь на носочки, прошептала ему в губы, Софья. – Но потом о том. Все потом, - обвивая руками его крепкую шею, отмахнулась она от всего, что мешало ей сейчас.

- Душа моя, у нас лишь несколько часов, - горячо шептал Раневский, сминая нежные губы неистовым поцелуем.

За окном бушевала гроза, обрушив на землю потоки воды, выл и стенал за стенами ветер, но ни Софи, ни Александр не замечали того, стремясь урвать у этой сумасшедшей ночи еще одно мгновение, еще один вздох, еще один взгляд. Софья сама рвала рубашку с его плеч, желая ощутить под своими ладонями тепло его кожи, тело плавилось в жаркой истоме от крепких объятий, от быстрых, порою грубых ласк. Задыхаясь в изнеможении, шептала его имя, как молитву, ощущая сумасшедшее биение крови в висках, ощущая горячее дыхание на своей щеке, тяжесть его рук на своем теле. Улеглась, бушевавшая за стенами усадьбы стихия, утихла страсть, оставив двоих на смятой постели совершенно обессилившими. Софья боялась вздохнуть, молвить хоть слово, чувствуя, как каждое отмерянное им мгновение утекает безвозвратно, приближая час расставания.

- Пора мне, - высвобождаясь из кольца тонких рук, прошептал Раневский. – До рассвета воротиться надобно.

Поднявшись, Александр принялся одеваться.

- Я не смогу без тебя жить, Саша.

Раневский обернулся, вернулся к постели, притянул ее к себе.

- Я вернусь, Сонечка. Я вернусь. Помнишь, уезжая на Кавказ, я обещал вернуться?

- Я люблю тебя, люблю, - отчаянно цепляясь за лацканы сюртука, зарыдала Софья.

- Софи, не рви мне сердце, - вздохнул Александр, осторожно разгибая тонкие пальцы, мертвой хваткой уцепившиеся за его одежду.

- Не уходи. Прошу, не уходи.

- Ангел мой, - вздохнул Раневский. – Неужто думаешь, мне легко оставить тебя? Но я должен воротиться до рассвету, во что бы то ни стало.

- Саша… Сашенька…

Стремительно, страшась обернуться, Раневский вышел из спальни. Прислушиваясь к тому, как затихают его шаги в ночной тишине, Софья сорвалась с постели. Натянув через голову тонкую ночную рубашку, бросилась за ним, вниз по лестнице, потеряла на бегу комнатные туфли и как была босая выбежала на крыльцо. Холодные, мокрые каменные плиты неприятно холодили ступни.

- Саша! – крикнула в темноту, вложив все свое отчаяние и страх в этот крик.

Он услышал, воротился почти от самой конюшни.

- Сонечка, ну что же ты… замерзнешь.

Задумавшись на мгновение, Раневский поднял ее на руки, внес в переднюю и заговорил:

- Софи, дай мне слово, что уедешь отсюда.

- Куда же я поеду? – стараясь коснуться его, запомнить этот миг, зашептала горячо. – Куда же я уеду, Саша?

- В Нежино, под Тулу, - отозвался Раневский. – Обещай мне.

- Обещаю, - кивнула головой, выпуская его ладонь из рук.

Конюх Федор подвел к крыльцу пританцовывающего от нетерпения жеребца. Коснувшись ее губ быстрым последним поцелуем, Александр сбежал по ступеням, вскочил в седло и, обернувшись на краткий миг, тронул Ветра с места. Где-то в конце подъездной аллеи уже затихал отдаленный стук копыт, а Софья все стояла в дверях, не находя в себе сил отвернуться и вернуться в спальню, где еще совсем недавно была с ним. Сердце сжалось от тоски беспроглядной и беспросветной, дурное предчувствие тисками сдавило грудь.

Небо очистилось, ветер без следа разогнал рванные грозовые тучи. В темном бархате мерцали далекие звезды, луна обломанным диском повисла в прозрачном воздухе, мертвенным сиянием заливая все вокруг. И все же ночь была уже на исходе, уже светлел восток, и дорога хорошо просматривалась впереди. Раневский подгонял Ветра, стараясь не думать о том, как опасно передвигаться с такой скоростью по раскисшей от ливня дороге. До лагеря оставалось немногим больше трех верст, когда жеребец его дважды споткнулся на ровном месте. Спешившись, Александр повел его на поводу. Он еще издали приметил Чернышёва в нервном нетерпении прохаживающегося перед его палаткой. Уже вовсю алым полыхал восход, когда Раневский вошел в проснувшийся и гудящий как потревоженный улей лагерь.

- Где ты был!? – обернувшись на стук копыт, вскинулся Серж.

Передав поводья загнанного жеребца Тимошке, Александр стащил с рук перчатки.

- Там где был, уж нет, - невозмутимо отозвался Раневский.

- Через час построение.

- Час – целая вечность, - блеснула беспечная улыбка.

- Полторы сотни верст ради краткого свидания? – покачал головой Сергей. – Ты виделся с Кити?

• Предыдущая
• 90/166
• Следующая