Долгая дорога домой (сборник) с илл. - Каменев Владимир Филимонович - Страница 23

• Предыдущая
• 23/32
• Следующая

Там надрывались собаки. Разбуженные жители зажигали в домах свет. Некоторые выходили с фонарями навстречу стаду. Кто-то выстрелил из ружья. Воры перетрусили, освободили Баловня и ускакали.

Баловень обрёл свободу и не знал, что ему делать. То ли гнаться за коровами в деревню, то ли вернуться в коровник. Он поплёлся, куда глаза глядят. Сначала перешёл овраг, потом переплыл неширокую речку и вышел на дорогу. Встречные машины освещали его фарами. Люди дивились: откуда на дороге лошадь? Водители снижали скорость, чтобы случайно не зацепить и не испугать животное.

Баловень брёл по дороге, сам не зная куда. Иногда он выходил на обочину, чтобы утолить голод травой, и вновь продолжал свой путь.

Баловня искали. В газетах появились объявления о пропаже лошади. Кто-то увидел жеребца на дороге и позвонил в милицию. Там уже были наслышаны о проделках рысака и прихватили с собой специальное ружьё с ампулой снотворного. Выехали на трёх машинах с мигалками. Водители уступали дорогу, думая, что поехали брать бандитов. Никто не мог предположить, что едут за сбежавшей лошадью.

Дорогу перегородили тремя машинами, а сбоку в кустах поставили стрелка. День выдался жаркий. Солнце палило нещадно. Стрелок протирал глаза, прицеливался через оптический прицел. Он вёл Баловня на мушке. Вот лошадь остановилась перед машинами. Один сержант протянул Баловню пирожок. Он взял пирожок и стал жевать.

Стрелок прицелился в круп лошади. Медленно и мягко давил на курок, не выпуская цель из вида. Но в это время мимо проезжал «КамАЗ». Раздался такой громкий выхлоп, что стрелок вздрогнул и дёрнул курок. Ампула воткнулась сержанту в ногу. Милиционер осел на асфальт, упал на спину и грустно посмотрел в небо.

— Попал? — крикнул стрелок из кустов.

— Попал, — сказал старшина.

— Повторить? — спросил стрелок.

— Я тебе повторю! — грозно крикнул старшина. — По своим лупишь?

Баловень так испугался, что прыгнул в сторону и понёсся полем. Милиционеры выругались и оштрафовали водителя «КамАЗа» за дымный выхлоп.

Больше они не стали преследовать Баловня, а сообщили по рации начальству, что лошадь скрылась в неизвестном направлении и в связи с отсутствием бензина, поиски прекращены.

К утру Баловень притопал к какой-то деревне. За домами были огороды. Стояло раннее утро, все спали. Баловень ходил между грядок и недоверчиво принюхивался к помидорам и огурцам. И вдруг он обнаружил морковь. Сверху торчала зелёная ботва. Баловень захватил мягкими губами пучок ботвы и дёрнул. Красные морковки свисали у него изо рта. Он аппетитно хрумкал морковь, отмахиваясь хвостом от мух.

Баловень объедался морковью. Казалось, он лопнет от обжорства. А он всё ел и ел. За этим занятием и застал его хозяин.

— Всю морковь пожрал, — сказал он, — ты чей?

Баловень взирал на человека с непониманием.

— Ладно, — сказал хозяин, — отработаешь.

Новый хозяин запряг его в оглобли, приладил плуг и начал окучивать картошку. Плуг разваливал землю на две стороны, присыпая картофельные стебли. Вначале Баловень шагал играючи, словно на разминке катил наездника. К обеду наездник потяжелел вдвое, а к вечеру его словно отлили из чугуна. Рысак уже и не помышлял о моркови. А хозяин всё понукал, подёргивал вожжами. Так Баловень не уставал на самых длинных забегах. В конце концов он обессилел, опустил голову.

— Ну отдохни, — сказал хозяин.

Он стреножил лошадь и вошёл в дом. А Баловень сразу запрыгал к деревенским огородам. Там он быстро отыскал свою любимую морковь и нахрустелся вдоволь. Так он прошёлся по всем деревенским огородам и опустошил все морковные грядки. Когда через два часа хозяин показался из дома, Баловень приканчивал грядку с морковью на другом конце деревни. После такого скандала пришлось хозяину отрабатывать: окучивать картошку всем пострадавшим бесплатно.

Баловня припахали. Только сейчас он убедился, что на ипподроме ему жилось совсем неплохо, а Палыч весил, как пушинка. Правда, он не трескал вдоволь моркови, но за эту слабость ему пришлось отработать сполна. Он таскал неподъёмного наездника целый день. Работал без всякого азарта. И сколько бы ни надрывался, эта тяжёлая дорожка длилась бесконечно долго, никогда не кончалась. На такие дистанции его ещё не выпускали. В конце концов Баловень приноровился и к этому труду. Он провалился в какое-то забытьё. Все его чувства и эмоции куда-то запрятались. Он передвигался, словно во сне, ничего не видя и не слыша, повинуясь только вожжам. Так он пропахал целый день, и только к вечеру его отпрягли, посадили на длинную верёвку.

Ночью, когда светили звёзды, Баловень закидывал голову и громко ржал, радуясь тишине и покою. Наевшись, он валялся на траве, фыркал, шумно дышал и упивался отдыхом. А то вдруг застывал на месте, как памятник. То ли вспоминал о чём-то, то ли задумывал побег.

Однажды Баловня увидел директор местного совхоза и пристал с уговорами продать лошадь. Фермер отнекивался, говорил, что самому нужна для работы. Тогда директор сказал, что урежет ему землю. Фермер подумал и продал Баловня.

Директор заложил лошадь в двуколку на мягких шинах. Она напоминала беговую качалку, но была тяжелее. Баловень развозил директора по полям и весям, выслеживал воров, охочих до совхозной картошки. Но однажды директор поспорил с хозяином местного водочного завода Симоновым, что обставит на своём жеребце его кобылу Машку, которой не было равной во всей округе. Она была из скаковых и могла отмахать галопом не один километр. Назначили приз — ящик коньяку. Выбрали трассу — просёлочную дорогу между деревнями. Примерно пять километров. В один из воскресных дней состоялись бега. На финише собрались две деревни. Лошади выровнялись в линию. Главный агроном дал отмашку. Машка рванула галопом и полетела впереди. Баловень не спеша набирал ход.

Два километра Машка вела бег. Она скакала во всю прыть, не экономя силы. На третьем километре её бег замедлился. Баловень стал нагонять. Симонов врезал Машке кнутом. От боли кобыла сиганула вперёд. Дорога пошла в гору.

Машка проскакала метров сто и почти остановилась.

Для Баловня подъёмы и спуски были привычны: так устроены ипподромы Франции, где он выступал больше года.

Он ровно вёз наездника в гору, почти не сбавляя скорости. Так его обучил Палыч. Хоть умри, но вымахай на вершину первым, чтобы свободно и легко нестись вниз, едва сдерживая качалку с ездоком. Тут нужна осторожность, иначе качалка понесёт, собьёт с рыси на галоп и перевернётся.

Машка заработала ещё один удар кнутом. Уже из последних сил она вынеслась на вершину дороги. Баловень наступал ей на пятки. Дальше был крутой спуск. Машка пошла вразнос. Двуколка сама понесла её вперёд, заставляя увеличивать скорость. Она летела со всех ног вниз, подчиняясь неудержимой силе. Симонов бросил вожжи и вцепился в сиденье руками. Казалось, двуколка вот-вот опрокинется. Она кренилась по сторонам, подпрыгивала на неровностях дороги, лязгала и стучала.

На спуске Баловень притормозил, выровнял двуколку, медленно набирая ход. Машка была ещё впереди. Она выскочила на ровную дорогу почти обессиленная. Изо рта шла густая пена. Галоп был неровный, с каким-то подскоком, приплясом. Голова была опущена. Она глядела в землю испуганными, виноватыми глазами.

Баловень с лёгкостью пронёсся мимо Машки к финишу. А Машка выбилась из сил. Она подрагивала головой, тонко, жалобно ржала. От усталости она перешла на мелкую рысь. Удары сыпались на её спину.

— Опозорила перед людьми! — кричал Симонов.

Кобыла не слышала его и не замечала. Она кое-как плелась под градом ударов. Её пошатывало, ноги заплетались, безумные глаза, казалось, ослепли. Она шагала по дороге неровно, постоянно выезжала на обочину, стараясь остановиться и отдышаться. Ездок не разрешал. Он вертел вожжами, выправляя лошадь на дорогу. Временами кобыла пыталась скакнуть, но только поднимала передние ноги. Она широко открывала зубастый рот, откуда доносилось хриплое, прерывистое дыхание. Вдруг она вздыбилась. Она словно осматривалась вокруг. Голова её поворачивалась то влево, то вправо. Будто кого-то искала. Потом стала медленно заваливаться набок. Люди прибежали на помощь. Они надрывались, пытаясь поставить Машку на ноги, но она снова валилась, хрипя и уже вращая мутными, невидящими глазами. Послали за ветеринаром. Но было поздно. Лошадь загнали.

• Предыдущая
• 23/32
• Следующая