Летучие мыши появляются ночью. Та, которой не стало. Табакерка императора - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 97

В спальне горела тусклая лампа. Нед Этвуд, правда, страшно бледный и с несколько затуманенным взглядом, был в полном сознании. Он пытался сесть и препирался с ночной сиделкой из английской больницы, здоровенной и веселой уроженкой западных графств, которая укладывала его обратно на подушки.

– Простите за беспокойство, – начал Дермот, – но…

– Слушайте, – сказал Нед, отхаркиваясь, откашливаясь и выглядывая из–за сиделкиной руки. – Вы доктор? Тогда ради бога уберите от меня эту фурию! Она хочет силком сделать мне укол.

– Ложитесь, – сердилась сиделка. – Вам нужен покой!

– Какой, к черту, покой, когда вы мне не говорите, что происходит? Не нужен мне этот ваш покой. Я обещаю, что буду вести себя хорошо; буду принимать все ваши паршивые лекарства без разбора; только имейте совесть и объясните мне, что происходит.

– Все в порядке, няня, – сказал Дермот в ответ на ее подозрительный взгляд.

– Можно спросить, кто вы такой, сэр? И зачем пришли?

– Я доктор Кинрос. Это мосье Горон, префект полиции, расследующий дело об убийстве сэра Мориса Лоуза.

Лицо Неда Этвуда постепенно прояснилось, как попавшее в фокус изображение; взгляд стал осмысленным. Дыша с трудом, он сел на постели и оперся руками на подушки. Он поглядел на свою пижаму, будто впервые ее увидел, и, мигая, стал обводить глазами комнату.

– Я поднимался в лифте, – объявил он, старательно выговаривая слова, – и вот вдруг я… – Он тронул себя за горло. – Сколько я так провалялся?

– Девять дней.

– Девять дней?

– Совершенно верно. Правда ли, что вас сбила машина недалеко от гостиницы, мистер Этвуд?

– Машина? Что за бред? Какая еще машина?

– Вы сами так сказали.

– Ничего подобного я не говорил. Во всяком случае, ничего такого не помню. – Взгляд его стал уже совершенно сознательным. – Ева, – сказал он, все вложив в одно слово.

– Да. Постарайтесь не волноваться, мистер Этвуд. Но я должен вам сказать, что она в опасности и нуждается в вашей помощи.

– Вы что, убить его хотите? – вскинулась сиделка.

– Помолчите, – распорядился Нед явно без особой галантности. – В опасности? – спросил он Дермота. – Что за опасность?

Ответил ему префект полиции. Мосье Горон, сложа руки на груди, старался держаться как можно скромней и ничем не выдавать охвативших его сложных чувств.

– Мадам в тюрьме, – сказал префект полиции по–английски. – Ее обвиняют в убийстве сэра Мориса Лоуза.

Наступила долгая пауза; свежий вечерний ветер колыхал белые занавеси на окнах. Нед, выпрямившись на подушках, смотрел на посетителей. Рукава белой пижамы засучились; руки после этих девяти дней похудели и стали странно бледными. Прежде венчавшая его голову шевелюра была сбрита, как полагается в таких случаях. Марлевая повязка совершенно не вязалась с белым, изможденным, красивым лицом, прозрачно–голубыми глазами и дерзким ртом. Вдруг он расхохотался.

– Вы шутите?

– Нет, – заверил его Дермот. – Против нее серьезнейшие улики. А семья Лоузов почти ничего не предпринимает, чтоб ее выручить.

– Еще бы, – сказал Нед. Он отшвырнул одеяло и стал вылезать из постели.

Затем начался сумбур.

Нед встал на ноги, однако же крепко уцепившись одной рукой за край столика возле кровати. Лицо его вновь обрело былое веселое оживление. Его словно так и распирало от невероятно смешной шутки, до того остроумной, что другим ни за что ее не понять.

– Говорят, я больной, – продолжал он, едва держась на ногах. – Верно! Так не раздражайте меня! Мне нужна моя одежда. Зачем? Да чтобы пойти в ратушу. Не дадите мне одежду – я выпрыгну в это окно; а Ева может вам подтвердить, что я шутить не люблю.

– Мистер Этвуд, – сказала сиделка, – вот я сейчас позвоню, и вас уложат…

– А я говорю тебе, дитя природы, что не успеешь ты своей прелестной ручкой дотронуться до колокольчика, как я прыгну в окно. В данный момент я вижу одну только шляпу. Ничего, прыгну в ней.

Он обратился к Дермоту и мосье Горону:

– Не знаю, что происходило в этом городе с тех пор, как я вышел из игры. Когда мы отправимся к Еве, вы по дороге меня просветите. Знаете, господа, в этом деле есть подводные течения. Вы не понимаете.

– Отчего же? – ответил Дермот. – Миссис Нил рассказала нам про коричневые перчатки.

– Но, держу пари, она не сказала вам, кто в них был. А все почему? А все потому, что она сама не знает.

– А вы знаете? – осведомился мосье Горон.

– Конечно, – ответил Нед, после чего мосье Горон снял свой котелок с явным намерением продырявить его кулаком. Усмехающийся Нед пошатывался возле столика. Лоб его весь собрался морщинами.

– Она вам, наверное, говорила, что мы посмотрели в окно и увидели, что со стариком еще кто–то? И как потом, когда старика уже убили, мы опять его увидели? Но тут–то и закавыка. Тут–то вся и соль. Это был…

Глава 17

– Дамы и господа, – позвал мосье Вотур, следователь, – прошу вас в мой скромный кабинет.

– Спасибо, – пробормотала Дженис.

– Это здесь вы дадите нам поговорить с бедняжкой Евой? – задыхаясь, выговорила Елена. – Кстати, как она, наша милая девочка?

– Не слишком хорошо, я думаю, – отважился вставить дядя Бен.

Тоби промолчал. Он засунул руки глубоко в карманы и в знак согласия уныло покачал головой.

Ратуша в Ла Банделетте – высокое, узкое желто–каменное строение с башенными часами, рядом с парком и неподалеку от главной площади. Просторный кабинет мосье Вотура в верхнем этаже двумя большими окнами выходил на север и одним – на запад. Тут были ящики с картотекой, несколько запыленных юридических книжек – следователю полагается разбираться в праве – и фотография какой–то забытой важной птицы в мундире Почетного легиона.

Письменный стол мосье Вотура помещался таким образом, что, садясь за него, мосье Вотур оказывался спиной к западному окну. Напротив стола, в некотором отдалении, стояло старое деревянное кресло, и прямо над этим креслом висела лампа.

И еще кое–что заметили посетители – кое–что показавшееся им ребячеством, но пугающим и диким.

Сквозь незанавешенное западное окно ворвался слепящий белый сноп света, от которого у всех побежали мурашки, прочесал, как белой метлой, среднюю часть комнаты, и, блеснув вспышкой магния, тотчас исчез. Это был луч маяка. Тому; кто садился в кресло напротив мосье Вотура, слепящий луч ударял в глаза каждые двадцать секунд во все время допроса неумолимо и беспристрастно, как судьба.

– Надоел мне этот маяк! – пробормотал мосье Вотур, отгоняя луч мановением руки. Он указал на стулья в той части комнаты, куда свет не доходил.

– Садитесь, пожалуйста, и чувствуйте себя как дома.

Сам мосье Вотур сел за стол, повернув стул так, чтобы их видеть. Следователь был тощий немолодой господин с суровым взглядом и легким намеком на бакенбарды. Он с хрустом потирал руки.

– Мы увидим миссис Нил? – спросил Тоби.

– М–м… нет, – ответил мосье Вотур, – пока нет.

– Почему же?

– Потому что, по всей вероятности, сначала мне еще должны кое–что объяснить.

Снова поток белого пламени обрушился на окно и пролился из–за плеч мосье Вотура; тот обратился в силуэт, несмотря на верхнюю лампу; серые волосы зажглись нимбом; но вот уже снова, как прежде, мосье Вотур сидел и потирал руки. Не будь белых вспышек, трудно было бы представить себе гнездышко уютней, чем кабинет этого любителя театральных эффектов. Тикали часы, и на откидном столике свернулась кошка.

И, тем не менее, нельзя было не ощутить исходящих от следователя волн гнева.

– Только что, – продолжал он, – у меня был долгий разговор по телефону с моим коллегой мосье Гороном. Он сейчас в «Замке». Он говорил мне о новых уликах. С минуты на минуту он будет здесь со своим другом доктором Кинросом.

Тут мосье Вотур ударил ладонью по столу.

– И все же я не считаю, – сказал он, – что мы проявили поспешность. Я и сейчас не уверен, что мы поторопились с арестом мадам Нил…

– Вот это да! – вскричал Тоби.