Летучие мыши появляются ночью. Та, которой не стало. Табакерка императора - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 98
- Предыдущая
- 98/106
- Следующая
– Но новые улики поразительны. Это меня сильно беспокоит. Это заставляет меня вернуться к одному соображению, на которое нас недавно натолкнул доктор Кинрос и о котором из–за этих треволнений с мадам Нил мы чуть было не забыли.
– Тоби, – спокойно спросила Елена, – а что такое случилось вчера вечером?
Она повернулась и протянула руку в сторону мосье Вотура. Елена сейчас, кажется, была спокойнее всех остальных членов своей семьи, явно чуявших ловушку.
– Мосье Вотур, – вздохнув, продолжала Елена, – дайте я вам расскажу. Вчера мой сын явился домой поздно. Он вбежал сам не свой…
– Это же, – в отчаянии перебил ее Тоби, – не имеет никакого отношения к папиной смерти.
– Я еще не легла, я бы все равно не уснула, и я его спросила, не выпьет ли он чашку какао. А он не ответил и вообще не стал разговаривать, вошел к себе и хлопнул дверью, – лицо Елены омрачилось.
– Только я и смогла из него вытянуть, что у них вышла какая–то ужасная ссора с Евой и он ей объявил, что больше не желает ее видеть.
Мосье Вотур потирал руки. Снова белый сноп ворвался в окно.
– Ага! – пробормотал следователь. – А он не сказал вам, мадам, где он был?
Елена недоуменно посмотрела на него.
– Нет, а что?
– Дом семнадцать, по рю де ла Арп. Он ничего про это не говорил?
Елена покачала головой.
Дженис и дядя Бен не сводили глаз с Тоби. Чуткий наблюдатель уловил бы легкую кривую усмешку, мелькнувшую на губах Дженис, но юная особа, принявшая на пустой желудок четыре коктейля, тотчас согнала ее с лица и опять стала глядеть пай–девочкой. Дядя Бен ковырял перочинным ножиком пустую трубку; поскребывание ножа, по–видимому, ужасно действовало на нервы Тоби. Но Елена, кажется, ничего не замечала и продолжала изливаться:
– С Евой поссорился – это уж, знаете, последняя капля. Я глаз йе сомкнула, все думала, думала. А потом я в окно увидела, как она вернулась домой уже утром, и провожал ее этот довольно неприятный господин, про которого говорят, будто он чуть не гений в медицине. А тут ее еще вдруг арестовали! Есть тут какая–то связь? Да скажите же нам наконец, что происходит?
– Присоединяюсь, – вставил дядя Бен. Мосье Вотур сжал челюсти.
– Значит, ваш сын так ничего и не рассказал вам, мадам?
– Я уже сказала.
– Даже об обвинениях, выдвинутых мадам Нил?
– Обвинениях?
– Что кто–то из вашей семьи, кто–то в коричневых перчатках тихонько вошел в кабинет сэра Мориса и убил его?
Все затихли. Тоби, опершись локтями о колени, спрятал лицо в ладонях; он отчаянно тряс головой, как бы отгоняя самую возможность подобного предположения.
– Так я и знал, что эти коричневые перчатки рано или поздно всплывут, – поразительно спокойно заметил дядя Бен. Он, по–видимому, что–то прикидывал в уме. – По–вашему, она… видела?
– Ну а если она видела, мосье Филлипс?
Дядя Бен сдержанно улыбнулся.
– Если бы она видела, вы бы не стали гадать. Вы бы стали сажать. Стало быть, она не видела. Убийца в семье, а? Ну и ну!
– Чего уж тут скрывать, – выпалила Дженис. – Всем нам приходила такая мысль.
Совершенно потрясенная, Елена смерила ее взглядом.
– Мне так вовсе не приходила, Дженис, детка! Ты в своем уме? Да мы, видно, все тут с ума посходили!
– Послушайте, – начал дядя Бен и пососал пустую трубку.
Он дождался, пока все посмотрят на него с той снисходительностью, которую всегда вызывали его суждения, не касающиеся хозяйственных поделок. Он насупился и с мягкой настойчивостью продолжал:
– Зачем строить из себя наивных простачков? Да, конечно, мы все обдумали! Господи! – Все так и напряглись, пораженные переменой в его тоне. – Хватит строить из себя благовоспитанное семейство! Пора поговорить по душам… если у нас еще есть души.
– Бен! – крикнула Елена.
– Дом был заперт. Двери и окна. Никакой это был не грабитель. Тут не надо быть сыщиком, чтоб догадаться. Так что, либо Ева Нил виновата, либо кто–то из нас.
– И неужели же ты думаешь, – спросила Елена, – что ради благополучия совершенно чужой женщины я стану топить своего родного человека?
– Положим, – возразил дядя Бен, – но зачем же тогда лицемерить? Зачем же тогда прямо не сказать, что ты веришь, что это сделала она?
Елена страшно разволновалась.
– Потому что я привязалась к девчонке. И у нее куча денег, а они могут очень пригодиться Тоби. Верней – могли бы, не грызи меня мысль о том, что она сделала это с Морисом. Но мысль эта меня грызет, что уж тут греха таить.
– Значит, ты веришь, что Ева виновна?
– Не знаю! – отчаянно крикнула Елена.
– Возможно, – заметил мосье Вотур холодным, строгим, четким голосом, мгновенно приведшим их в чувство, – вскоре мы получим кое–какие разъяснения… Войдите!
Дверь в холл приходилась прямо напротив окна, смотревшего на запад, и луч маяка, врываясь в кабинет, всякий раз оставлял на ней моментальный снимок запыленного стекла. Кто–то постучался в эту дверь, и в ответ на приглашение мосье Вотура в комнату вошел Дермот Кинрос.
Его озарил уже уходящий слепящий сноп. Хоть Дермот прикрыл глаза рукой, все успели заметить в яркой вспышке лицо, полное сдержанного гнева, опасное лицо, тотчас принявшее под любопытными взглядами то выражение беспечной общительности, которое было свойственно ему на людях. Он отвесил общий поклон, а затем подошел к следователю и по французскому обычаю обменялся с ним рукопожатием.
Мосье Вотуру была чужда изысканная обходительность мосье Горона.
– Не имел чести видеть вас, мосье, – холодно сказал он. – С тех пор, как нас представили друг другу вчера вечером, перед тем, как вы отправились на рю де ла Арп с одним весьма любопытным ожерельем.
– С тех пор, – сказал Дермот, – многое переменилось.
– Я думаю! Эти ваши новые данные… да, в них, безусловно, что–то есть. Итак, пожалуйста! Приступайте! – Он взмахом руки указал на Лоузов. – Гладьте их против шерстки, ну! А там – увидим.
– Мосье Горон, – продолжал Дермот, искоса поглядев на все семейство, – сейчас приведет сюда мадам Нил. Вы разрешите?
– Разумеется, разумеется.
– Что касается ожерелий, то мосье Горон сказал мне, что тут у вас оба экземпляра?
Следователь кивнул. Выдвинув ящик стола, он вынул оттуда два предмета. Снова ворвавшись в окно, луч маяка вызвал к жизни два ряда змеящихся по столу сверкающих точек. Ожерелье из бриллиантов и бирюзы и подделка, на первый взгляд неотличимая от него, лежали рядом. Ко второму была привязана карточка.
– В соответствии с запиской, написанной вами мосье Горону, – хмуро сказал следователь, – мы послали человека на рю де ла Арп, затребовали имитацию и исследовали ее. Видите?
Он потрогал карточку. Дермот кивнул.
– Хотя я только сейчас начинаю понимать, зачем это понадобилось, – буркнул мосье Вотур. – Сегодня, уверяю вас, мы столько возились с мадам Нил и с табакеркой, что, ей–богу, невозможно было ломать голову еще и над этими ожерельями.
Дермот повернулся и пошел через кабинет к затихшей группке.
Они им возмущались. Он чувствовал силу их негодования; оставаясь невысказанным, возмущение росло; ему это, пожалуй, льстило. Мосье Вотур сидел как раскинувший сети паук, невыносимый белый луч вновь пронизал комнату, а Дермот взялся за спинку стула и, шумно проехавшись его ножками по линолеуму, повернул его и сел к ним лицом.
– Да, – сказал он по–английски. – Как вы и думали, я сую в это дело свой нос.
– Зачем? – спросил дядя Бен.
– Кто–то должен взять это на себя, не то никогда не расхлебать кашу. Слыхали вы про знаменитые коричневые перчатки? Прекрасно! Тогда я вам еще кое–что про них расскажу.
– И на ком они были, – спросила Дженис, – тоже скажете?
– Скажу, – ответил Дермот.
Он выпрямился на стуле и сунул руки в карманы.
– Я хочу вместе с вами подробно вспомнить день, вечер и ночь смерти сэра Мориса Лоуза. Улики вам в общем уже известны. Но вспомнить эти подробности не помешает.
Итак, сэр Морис в тот день, как всегда, после обеда отправился погулять. Любимым местом его прогулок был, как мы знаем, зоологический сад за гостиницей «Замок». Но это не все. На сей раз, к удивлению бармена и официантов, он зашел в бар первого этажа.
- Предыдущая
- 98/106
- Следующая