Исповедь Дракулы - Артамонова Елена Вадимовна - Страница 40
- Предыдущая
- 40/103
- Следующая
– Я, Влад Воевода, сын великого князя Влада, милостью Божьей господин земли Валахии обращаюсь к вам, жители моей страны. Отныне ваша судьба изменится к лучшему, а в Валахии воцарится справедливость. Отныне все мои подданные: и бедные, и богатые, будут равны перед законом, и ни один преступник не сможет откупиться золотом от своих злодеяний! Со временем мы станем сильнее и сумеем противостоять неверным. Мы защитим православную церковь и не отдадим наших детей османам! Всякий, кто исповедует православие, найдет защиту и покровительство на нашей земле, а те, кто осмелится придти к нам с мечом, от меча и погибнут! Мы сумеем отстоять свою веру и свои очаги, мы не покоримся врагу! Впереди нас ждет много испытаний, но мы с честью преодолеем их, мы выстоим, и наши дети будут жить в свободной стране, не зная голода, войны и страданий! Это обещаю вам я – Влад Воевода!
Напряженную тишину сменили ликующие крики. Всеобщий восторг захватил и меня, завертел в сумасшедшем вихре чувств, от которых перехватывало дыхание. Собравшиеся на поле люди были готовы последовать за своим князем хоть в само пекло, они свято верили каждому произнесенному здесь слову и, сами не ведая того, стали для меня источником неиссякаемой силы. Звучавшие отовсюду приветствия сливались в сплошной гул, а я смотрел поверх голов в сероватое небо, будто хотел встретиться взглядом с тем, кто неотступно следил за моим земным путем.
– Слава Владу Воеводе! Слава Владу Воеводе!
Кровь гулко стучала в висках. Господь избрал меня для великой миссии, и именно мне было предначертано освободить град святого Константина! Мне, Владу Воеводе, сыну князя Влада. Но слабая рука не может поднять священный меч, и валашский престол только первый шаг к достижению великой цели. Путь к подлинному могуществу тернист, не каждому дано пройти его до конца, но все же я уже вступил на него…
Обрамленные длинными ресницами глаза Лидии были совсем близко и от того казались бездонными. В них светились нежность и тревога. Алые губы что-то шептали, потом слова сменили поцелуи, тонкие руки обвили мою шею, ресницы защекотали щеку…
Не знаю, что прервало чудесный сон, но я резко проснулся, открыл глаза, узрев освещенную холодными рассветными сумерками комнату. Лидии не было рядом, однако сновидение оказалось столь отчетливым и ярким, будто неведомая сила перенесла ее сюда, стерев расстояние, разделявшее любящие сердца. Как-то Лидия говорила, что наши души половинки целого, и потому она способна улавливать мои тревоги, разделяя их и облегчая тем самым тяжкий груз забот. Кто знает…
Теплое чувство покоя и дома, подаренное сном, рассеялось, как дым, стоило только вспомнить о проблемах, связанных с моей невенчанной женой. Взгляд уперся в дубовые балки потолка, нависшие над кроватью словно перекладины виселицы. Письмо к горожанам Брашова, написанное несколько дней назад, но так пока и не отправленное, лежало тут же, в комнате. Оно перечеркивало нашу с Лидией любовь и надежду на счастье. Став правителем Валахии, я должен был исполнить свое обещание, привезти жену в столицу, обвенчаться с ней и назвать княгиней, формальные препятствия для этого отсутствовали, но на самом деле с приходом к власти, узел проблем затянулся как петля на шее. Смерть Хуньяди ничего не изменила – Ворон вновь пришел по мою душу, вынуждая предать любовь и веру. Но я все еще не отправил рокового послания, словно вопреки всему верил в то, что у меня осталась возможность выбора.
Я резко поднялся с постели, стараясь избавиться от мыслей про Лидию. Нынешний день мог принести мир, а мог обернуться войной, он являлся первым настоящим испытанием для новоявленного князя, и думать мне следовало именно об этом. Турецкие послы поспешили приехать в Тырговиште, и теперь все зависело от того, удастся или нет мне отстоять интересы Валахии, не слишком разгневав при этом султана. Только став князем, я впервые узнал правду о положении дел в своей стране, и все оказалось намного хуже самых мрачных предположений. Владислав оставил дурное наследство, – воевода почти потерял власть, растасканную боярами, в стране не было армии, а казна пустовала. Княжество мог взять голыми руками любой, кто пожелал бы это сделать. Кроме маленького военного отряда, с которым я пришел к власти, у меня не было ничего, если, конечно не считать княжеской печати и короны… Не знаю, сколь досконально Порта была осведомлена о том, что происходило в Валахии, но думаю, османы хорошо представляли, как обстоят дела в действительности. Я прекрасно понимал, что именно потребует от меня султан, и это вызывало злость. Даже теперь, будучи князем, я оставался для него таким же бесправным рабом, как когда-то в турецкой тюрьме. Послы придут ко мне с низкими поклонами, но на самом деле, это мне придется беспрекословно исполнять все требования хозяев. Султан Мехмед являлся властителем мира, и в этой ситуации смешно было говорить о самостоятельности маленькой Валахии. От князька «мумтаз эйялети»[24] ждали покорности, и, ослушайся я Порту, скорая расправа была бы неизбежна.
Положение осложнялось еще и тем, что в составе посольства находился Тома Катаволинос – человек, которого прозвали греческим дьяволом и считали прирожденным интриганом. Я был наслышан о его коварстве и изворотливости, а потому опасался, что могу проиграть эту партию, попав в расставленные Катаволиносом ловушки. Однако не следовало вступать в бой, не веря в победу, а потому я отринул сомнения, решительным шагом вступая под своды тронного зала. Фарс, в котором мне предстояло сыграть роль правителя, начался. Все шло как и положено, было произнесено много красивых слов, и, наконец, прозвучало то, ради чего совершили дальний путь турецкие послы.
– Султан требует от Валахии признания вассальной зависимости и возобновление договора, подписанного Владом Дракулом, – торжественно произнес Катаволинос, переводя слова турецкого посла. – Влахи должны платить ежегодную дань, в том числе и мальчиками, участвовать в военных операциях Османской империи и предоставлять свободный проход войскам через свою территорию.
Грек умолк, ожидая ответа. Было слышно, как в противоположном конце помещения жужжала муха. Я посмотрел в лицо Хамзы-паши, – посол не отвел взгляда, не опустил глаз, выражение его лица было спокойным и уверенным. Казалось, он говорил: «Тебе сделали большую милость, позволив дать добровольное согласие. Поторопись же, иначе следующим нашим аргументом станет огонь». Катаволинос поспешно отвел глаза, словно смущаясь. Его пальцы быстро-быстро перебирали четки. У грека было, в общем-то, приятное лицо, но в глазах угадывались лживость и порочность.
– Мы дадим ответ через неделю, – произнес я по-турецки. – А пока: мой дом – ваш дом, господа, я надеюсь, что вы еще долго будете вспоминать о валашском гостеприимстве.
Хамза-паша изменился в лице, – он был до крайности изумлен и даже не знал, гневаться ему или нет. Грек-переводчик остался невозмутим. Посланцы султана украдкой переглянулись. То, как князь ничтожной провинции обошелся с могущественными турецкими «друзьями», заставляло их задуматься, не имеет ли он в запасе сильного козыря, способного в корне изменить ситуацию. Именно на такую реакцию я и рассчитывал. Теперь послам предстояло изрядно поломать голову, гадая, какой именно сюрприз им ждать от Валахии.
Аудиенция закончилась. Вернувшись в свои покои, я сразу взялся за перо, намереваясь проинформировать горожан Брашова о своей встрече с турецким посольством. В данный момент саксонцы оставались единственной реальной силой, на которую можно было рассчитывать в столь напряженной ситуации. Уверенно говоря с Хамзой-пашой и Катаволиносом, я блефовал, не имея на руках никаких гарантий со стороны католиков. Была лишь надежда на тех, кто формально считался моим союзником, но пока не торопился сказать свое веское слово.
«Я направляю вам новости… что посольство из Турции теперь переехало к нам. Имейте в виду и прочно запомните то, о чем предварительно говорили с вами, о братстве и мире… теперь наступило время и пробил час относительно того, о чем я вам ранее говорил. Турки желают положить на наши плечи непосильную ношу и… заставить нас не жить в мире с вами, – после витиеватых приветствий и пожеланий благополучия перешел я к изложению сути проблемы. – Они ищут пути ограбить вашу страну, пройдя через нашу. Вдобавок они заставляют нас работать против вашей католической веры. Нашим желанием является не делать зла против вас, не оставлять вас, как я сказал вам и ручался. Я буду оставаться вашим братом и верным другом. Вот почему я удержал турецких посланников здесь, чтобы иметь время послать вам новости…»
24
Мумтаз эйялети (турецк.) – «привилегированная провинция» в Османской империи, статус которой соответствовал положению вассала европейской страны.
- Предыдущая
- 40/103
- Следующая