Чудесный нож - Пулман Филип - Страница 17
- Предыдущая
- 17/72
- Следующая
— Где?
— На Крайнем Севере. По-моему, на Аляске. Ты можешь прочесть об этом в библиотеке. Почему бы тебе…
Но в этот момент время разговора вышло, а у Уилла кончились монетки. В трубке послышались короткие гудки. Он повесил ее на рычаг и огляделся.
Больше всего ему хотелось поговорить с матерью. Он пересилил желание набрать телефон миссис Купер, потому что знал: если он сейчас услышит голос матери, ему будет очень трудно заставить себя не возвращаться к ней и не подвергать таким образом опасности их обоих. Он решил взамен отправить ей весточку по почте.
Выбрав открытку с видом города, он написал: «Дорогая мама, я жив и здоров, и мы скоро увидимся. Надеюсь, у тебя все в порядке. Целую. Уилл». Потом добавил адрес, купил марку и, прежде чем опустить открытку в почтовый ящик, подержал ее немного у самой груди.
Дело шло к двенадцати, и Уилл находился на главной торговой улице, где автобусы с трудом пробирались сквозь толпы народу. Он вдруг сообразил, что сильно рискует: ведь по утрам в будни детям его возраста полагается сидеть в школе. Как же быть?
Ему не понадобилось много времени, чтобы замаскироваться. Уилл давно научился исчезать с чужих глаз и даже гордился своим умением. Он делал это примерно так же, как Серафина Пеккала, обратившаяся в невидимку на вражеском корабле: суть его метода состояла в том, чтобы не обращать на себя внимания, как бы слиться со всем окружающим.
Поэтому, поразмыслив минутку, он зашел в магазин канцелярских товаров и купил шариковую ручку, блокнот и планшетку. Школьников часто отправляли проводить опросы покупателей или заниматься еще чем-нибудь в этом роде, и теперь, увидев Уилла с его снаряжением, никто не заподозрил бы в нем беглеца.
Делая вид, будто заносит в блокнот какие-то сведения, Уилл отправился смотреть, нет ли поблизости публичной библиотеки.
Тем временем Лира искала укромный уголок, чтобы посоветоваться с алетиометром. В своем Оксфорде она мигом нашла бы поблизости с десяток таких мест, но этот Оксфорд был настолько другим, что она совсем растерялась. Что-то из окружающего казалось ей до боли родным, а что-то поражало своей чуждостью: зачем, например, здешние дороги разрисованы желтыми полосами? А что это за маленькие белые лепешки, которыми усеяны все тротуары (в ее мире никто не слышал о жевательной резинке)? Что означают эти красные и зеленые огни на перекрестках? Все это было гораздо труднее расшифровать, чем показания алетиометра.
Но перед ней были ворота Сент-Джонс-колледжа, через которые они с Роджером однажды перелезли после наступления темноты, чтобы спрятать в клумбах шутихи; а вот на этом старом камне на углу Катт-стрит Саймон Парслоу вырезал свои инициалы, СП, — и смотри-ка, тут они были на том же самом месте! В своем мире она сама видела, как он их вырезал! Значит, и в этом мире кто-то с теми же инициалами стоял здесь и от нечего делать ковырял ножичком.
Возможно, в этом мире есть свой Саймон Парслоу.
А может быть, и своя Лира.
По спине девочки пробежали мурашки, и Пантелеймон содрогнулся у нее в кармане. Она встряхнулась: вокруг и без того хватает тайн, так что ни к чему придумывать новые.
Еще одним отличием этого Оксфорда от привычного были огромные толпы людей, кишащие на улицах и у входов во все здания. Кого тут только не было: женщины, одетые как мужчины, африканцы, даже группа тартар, робко следующих за своим предводителем, аккуратно одетых и увешанных маленькими черными футлярами. Сначала она смотрела на всех этих людей со страхом, потому что у них не было деймонов и в ее мире их приняли бы за мар, если не за кого-нибудь похуже.
Но (и в этом заключалось самое поразительное) все они выглядели абсолютно живыми. Они шагали по своим делам вполне бодро, словно были самыми обыкновенными людьми, и Лире пришлось признать, что они, наверное, и впрямь нормальные люди, а их деймоны спрятаны внутри, как у Уилла.
После часа скитаний по этому фальшивому Оксфорду она проголодалась и разменяла свою двадцатифунтовую бумажку, купив плитку шоколатла. Продавец посмотрел на нее как-то странно, но он был из Вест-Индии и, наверное, не сразу понял ее просьбу, хотя она выговорила ее очень четко. На сдачу она купила яблоко на крытом рынке — он был гораздо больше похож на настоящий, чем многие другие места в этом городе, — и отправилась в сторону парка. По дороге она наткнулась на внушительное, вполне оксфордское на вид здание, которого не существовало в ее мире, хотя оно выглядело бы там очень уместным. Она села на траву — напротив здания была лужайка — и принялась есть, одобрительно поглядывая на него.
Оказалось, что в этом доме расположен музей. Поев, она зашла внутрь и обнаружила там чучела животных, ископаемые скелеты и ящики с минералами, точь-в-точь как в Королевском геологическом музее, куда водила ее в Лондоне миссис Колтер. В глубине большого зала из стекла и железа был вход в другую часть музея, и, поскольку вокруг практически никого не было, она прошла туда и огляделась. Мысль об алетиометре по-прежнему вертелась у нее в голове, но в этом втором зале она увидела уйму хорошо знакомых ей предметов: в застекленных витринах висела арктическая одежда, очень похожая на ее собственную меховую шубку и рукавицы, стояли сани и фигурки, вырезанные из моржовой кости, лежали гарпуны для охоты на котиков — словом, здесь были в беспорядке свалены тысячи сувениров, мелочей, магических амулетов, орудий и всего прочего, и не только из Арктики, но и с других, самых разных концов света.
Однако как странно! Эта шубка из шкуры оленя карибу была неотличима от ее собственной, но постромки на стоящих рядом санях кто-то завязал совершенно неправильно. А вот фотография с охотниками-самоедами, точными копиями тех, что поймали Лиру и продали ее больвангарцам, — удивительно! Это были те же самые люди! И даже узел на перетершейся веревке был в том же самом месте — ошибки тут быть не могло, потому что Лира провела в этих санях связанной несколько мучительных часов… Как объяснить эти тайны? Может быть, на самом деле существует лишь один-единственный мир, которому как будто снятся остальные?
И вдруг она увидела нечто, заставившее ее снова вспомнить об алетиометре. В одной старой витрине с деревянной рамой, выкрашенной в черный цвет, были выставлены человеческие черепа, и в некоторых из них — на лбу, сбоку или на макушке — темнели дырочки. В черепе, лежащем посередине, их было две. Лира прочла карточку, заполненную тонким неразборчивым почерком. Там объяснялось, что дыры — результат так называемой трепанации, которой эти люди подверглись еще при жизни, поскольку кость зажила и края отверстий сгладились. Исключение составляла одна дырочка, проделанная бронзовым наконечником стрелы, который до сих пор торчал в ней; ее края были острыми и неровными, так что разница сразу бросалась в глаза.
Это была та самая операция, которую производили северные тартары. Ученые из Иордан-колледжа, знавшие Станислауса Груммана, утверждали, что и он сделал с собой то же самое. Лира быстро огляделась и, убедившись, что поблизости никого нет, достала алетиометр.
Она сосредоточила свое внимание на среднем черепе и спросила, что за человек был его обладатель и зачем он просверлил у себя в голове эти дырочки.
Застыв перед витриной в пыльных лучах света, проникающих в зал сквозь стеклянную крышу, она не заметила, что за ней наблюдают с верхней галереи. Там, за железными перилами, стоял и смотрел вниз крупный мужчина лет шестидесяти с лишним, в отлично сшитом полотняном костюме и с панамой в руке.
Его седые волосы были аккуратно зачесаны назад и открывали гладкий, загорелый, едва тронутый морщинами лоб. Глаза у него были большие и темные, с длинными ресницами, а взгляд очень внимательный; и каждую минуту-полторы его острый, с темным кончиком язык показывался в уголке рта и быстро пробегал по губам, увлажняя их. Белоснежный платок в его нагрудном кармане был спрыснут одеколоном и распространял вокруг густое благоухание — так благоухают некоторые парниковые растения, до того роскошные, что к их аромату примешивается тонкий запах разложения.
- Предыдущая
- 17/72
- Следующая
