Щегол - Тартт Донна - Страница 167

• Предыдущая
• 167/204
• Следующая

– Да, – соврал я, – спасибо, а если…

– О, прекрасно! – сказал он с облегчением. – Там вон есть устрицы и икра. И эти штучки с крабом тоже вкусные. А то ты так и не зашел пообедать. Я тебе оставил в холодильнике тарелку тушеной говядины со стручковой фасолью и салатом, она так и стоит нетронутая…

– А вы с Велти какое к ним отношение имеете?

Хоби заморгал.

– Что, прости? – рассеянно переспросил он. – А, – он кивнул в сторону Грискэма, – к нему-то?

– Да. – Вся комната сияла так празднично – свет, зеркала, полыхает огонь в каминах, сверкают люстры, что у меня было кошмарное чувство, будто меня окружили со всех сторон, будто за мной следят отовсюду.

– Ну! – Он отвернулся: в буфет как раз снова принесли полную чашу икры, и он уже было направился туда, но потом все-таки передумал. – Он как-то раз заявился к нам в магазин, хотел продать кучу украшений и серебра, давным-давно это было. Говорил, мол, это все ему по наследству досталось. Только вот там была солонка, старинная, очень редкая, и Велти ее узнал, потому что он знал даму, которой он эту солонку продал. И знал, что ее обжулила парочка визитеров, которые обманом проникли к ней в дом, сказав, что собирают старые книги – на благотворительность. В общем, Велти взял у него эти вещи на продажу, а сам позвонил той старушке и в полицию позвонил тоже. Что до меня, то я… – Он вытащил из кармана носовой платок в цветочек – из “Либерти”, промокнул лоб, голос у Хоби стал такой тихий, что слышал я его с трудом, однако не решался попросить, чтоб говорил погромче. – Года за полтора до этого я у этого же парня купил наследственное имущество, мне бы догадаться, что тут что-то нечисто, но… придраться было не к чему вроде бы. Новехонькое здание в Ист-Сайде, на Восьмидесятых… посередине комнаты свалена чудная подборка предметов американского искусства: ящички для чая, часы-банджо, фигурки из китового уса, виндзорских стульев столько, что хватит на целую школу, но – ни ковриков, ни дивана, ничего такого, на чем можно было бы есть или спать – в общем, ты бы, наверное, сразу все понял. Не было там ни наследства, ни тетки. Он просто подснял эту квартиру, чтоб хранить там наворованное. А все потому – это-то и сбило меня с толку – что я был уверен, будто он тоже торговец, потому что тогда у него был свой магазинчик, так, лавочка даже, всамделишный закуток прямо на Мэдисон, недалеко от того места, где был “Парк-Бернет”, симпатичное такое местечко, открывалось по предварительной договоренности. “Антиквар Шевалле”. Там у него были первоклассные французские вещицы – не по моей части. Как ни приду, там вечно было закрыто, я всегда в окна заглядывал. Что это его магазин, я узнал только тогда, когда он мне позвонил насчет того имущества.

– И? – спросил я, снова отворачиваясь от гостей, мысленно упрашивая Платта не тащить сюда директора своего издательства, которого он торжественно вел ко мне, чтоб нас познакомить.

– И, – вздохнул Хоби, – если вкратце, то дело дошло до суда, мы с Велти дали показания. Слоуна – dilapidateur[68], как назвал его Велти – к тому времени и след простыл, из магазина все исчезло буквально за ночь, появилась вывеска “Закрыто на ремонт”, и снова, конечно, он не открылся. А вот Рейс, по-моему, сел в тюрьму.

– Когда это было?

Хоби прикусил указательный палец, задумался.

– Боже правый, да уже… лет тридцать тому назад? Тридцать пять?

– А что Рейс?

Он вскинул брови.

– Он что, здесь? – Он снова принялся оглядывать толпу.

– Его я не видел.

– Волосы вот такие, – Хоби пальцем обозначил длину, ниже затылка. – До воротника. Англичане так стригутся. Англичане после определенного возраста.

– Седые?

– Тогда еще нет. Сейчас – возможно. И такие злобно поджатые губки, – он сморщил губы в кружок, – такие вот.

– Он самый.

– Что ж, – он вытащил из кармана лупу с фонариком и не сразу сообразил, что сейчас она ему в общем-то незачем, – ты предложил вернуть ему деньги. Так что, если это и впрямь Рейс, то непонятно, чего он на тебя давит, потому что он как раз не в том положении, чтоб раздувать скандал или выставлять какие-то требования, верно?

– Да, – ответил я после долгого молчания, с трудом выдавив одно слово, такое это было жуткое вранье.

– Ну а тогда выше нос, – сказал Хоби, явно радуясь тому, что разговор наш подошел к концу. – Уж об этом ты сегодня должен тревожиться меньше всего. Хотя, – он похлопал меня по плечу, поглядел в зал, выискивая миссис Барбур, – Саманту обязательно предупреди. Пусть не пускает этого мошенника в дом. Ни под каким предлогом. Добрый вечер! – Он повернулся к пожилой паре, они все-таки доплелись до нас и теперь выжидающе улыбались у нас за спиной. – Джеймс Хобарт. Позвольте представить вас жениху.

Вечеринка начиналась в шесть, заканчивалась в девять. Я улыбался, потел и все пытался пробиться к бару, но меня вечно перехватывали, останавливали, а то и прямо оттаскивали от него за руку, и я, как Тантал, умирал от жажды прямо рядом с источником… “А вот и виновник торжества!”, “Наш везунчик!”, “Поздравляем!”, “Так, Теодор, тебе обязательно надо познакомиться с Фрэнсисом, он кузен Гарри, Лонгстриты и Эбернати в родстве по отцовской линии, это бостонская ветвь семьи, понимаешь, дедушка Ченса был двоюродным братом – Фрэнсис? А, так вы с ним уже знакомы? Замечательно! А это… А, Элизабет, вот ты где, дай-ка украду тебя на минутку, прелестно выглядишь, до чего же тебе идет синий, очень хочу тебя познакомить с…” Наконец я оставил всякую надежду выпить (и поесть) и просто стоял на месте – меня толкала, обтекала толпа незнакомцев – и хватал у проходящих мимо официантов с подносов бокалы шампанского, а когда и закуски: крохотные киш-лорены, миниатюрные блинчики с икрой, незнакомцы приходили и уходили, а я так и стоял там, как приклеенный, кивал вежливо толпам высокородных, богатых, могущественных людей (…не забывай, что ты не из их числа, прошептал мне на ухо мой дружок-наркоман из финансового отдела, когда увидел, как я раскланиваюсь с важными клиентами на аукционе “Шедевры импрессионизма и модернизма”…) …мерз, поворачивался, чтоб поулыбаться в разных компаниях, когда к нам подбегал фотограф, выслушивал пролетавшие мимо и разжижавшие мозг обрывки разговоров – про гольф, политику, спортивные секции для детей, школы для детей, третий, четвертый и пятый дом в Йере, Хаяннисе, Париже, Лондоне, в Джексон-Хоул и на Юпитере, и ужас какой, Вейл весь позастроили, а помните, ведь была такая чудная деревушка… а ты, Тео, на лыжах куда кататься ездишь? Ты ведь катаешься? Ну, слушай, тогда обязательно приезжайте с Китси к нам в…

Я постоянно высматривал Пиппу с Хоби, но почти их и не видел. Китси игриво подтаскивала ко мне людей, знакомила нас, а потом быстренько исчезала – так птичка вспархивает с подоконника. Хорошо хоть Хэвистока нигде видно не было. Наконец толпа начала редеть, впрочем, несильно: народ задвигался к гардеробу, официанты принялись уносить с буфета торт и десерты, и тут я – вляпавшись в беседу с кузинами Китси – стал снова выискивать в зале Пиппу (я машинально выискивал ее весь вечер, пытался разглядеть ее рыжую головку – единственное, на что стоило глядеть во всей зале) и с удивлением заметил, что она разговаривает с Борисом. И очень оживленно. Он так и лип к ней, небрежно обхватил за плечо – между пальцев болтается незажженная сигарета. Шепчутся. Смеются. Он что, кусает ее за ушко?

– Простите, – сказал я и быстро направился к камину, у которого они стояли – заметив меня, они оба повернулись и протянули ко мне руки с удивительной синхронностью.

– Привет! – сказала Пиппа. – А мы как раз о тебе говорили!

– Поттер! – сказал Борис, приобняв меня за плечи. Хоть он и приоделся к вечеринке – на нем был синий костюм в мелово-белую полоску (я поражался, сколько же богатых русских толкутся в “Ральф Лорене” на Мэдисон), добела его все равно было не отмыть: черные глаза-кляксы придавали ему бессовестный, беспокойный вид, и голову он, конечно, мыл, но волосы у него при этом все равно казались грязными. – Рад видеть!

• Предыдущая
• 167/204
• Следующая