По вине Аполлона - Рафтери Мириам - Страница 8
- Предыдущая
- 8/64
- Следующая
У меня было такое чувство, будто мне дали пощечину. Сглотнув застрявший в горле комок, я просунула под его руки свои.
— Вы должны сначала соединить обе части вместе наверху, а потом потянуть вот так.
Он тут же отдернул руки, словно обжегшись.
— Оставь при себе свои ухищрения, женщина. Я не обману доверия моей любимой.
У меня упало сердце. Я выказала себя полной дурой. Да, жизнь, несомненно, состоит большей частью из ям да колдобин… Даже в твоих снах…
Он принялся мерить шагами комнату, пытаясь побороть свое раздражение. Прошло несколько томительных мгновений. Наконец он повернулся ко мне. Лицо его выражало полное спокойствие.
— Не бойтесь сказать мне правду, — проговорил он вкрадчиво, подходя ближе. — Я не отошлю вас назад, несмотря на ваше распутное поведение.
— Назад куда? — спросила я удивленно. Неужели он что-то знал? У меня вдруг мелькнула мысль, что это был совсем не сон и я действительно — с помощью какого-то колдовства — перенеслась в прошлое.
На лице его появилась самодовольная ухмылка.
— В бордель, разумеется, откуда вы, как я думаю, сбежали. Не пытайтесь этого отрицать… Мне следовало бы догадаться об этом с самого начала по вашей одежде, хотя, должен сказать, я никогда еще не видел корсажа, сделанного из такого удивительного материала.
— Так вы думаете, что я… — Я была ошеломлена. Разумеется, я флиртовала с ним, но это еще не давало ему права относиться ко мне как к проститутке. Какая наглость! Что если он предложит мне деньги за мои услуги? Разозлится ли он, услышав мой отказ?
Я не могла не заметить искры желания в его глазах, когда он скользнул взглядом по четко вырисовывавшимся сквозь тонкую ткань леотарда изгибам и выпуклостям моей фигуры.
— Еще совсем недавно, — проговорил он, насмешливо поднимая бровь, — я не преминул бы воспользоваться вашими услугами. Вы волшебница, в этом нет никаких сомнений, — в голосе его звучало откровенное восхищение, — хотя и не такая, как я вообразил вначале.
— Не давайте слишком большой воли своему воображению, — предупредила я, скрещивая на груди руки.
С явной неохотой он отвел от меня взгляд.
— Мне следовало бы выставить вас за дверь, вместе с котом, — произнес он сухо. — Но из уважения к моей матушке — да будет благословенна ее святая душа — я не сделаю этого.
— Ваша матушка?
Великолепно! Единственное, чего мне еще недоставало для полного счастья, так это столкновения с почтенной матроной, готовой выжечь мне на лбу алую букву «А» или еще какую-нибудь букву алфавита, которой полагалось клеймить юных грешниц.
— Она давала приют падшим женщинам, которые желали покончить со своим дурным прошлым, — объяснил Натаниэль. — Она называла их испачкавшимися в грязи голубками и говорила, что истинный христианин должен делать все, чтобы вернуть их на путь истинный. Папа всячески ее в этом поддерживал, хотя многие в обществе и стали на нее поглядывать косо.
— Должно быть, она замечательная женщина, — заметила я, слегка расслабившись.
— Была ею. Она умерла, когда я был еще ребенком.
— Ах, да, простите. Я забыла, — проговорила я в смущении.
Он бросил на меня удивленный взгляд.
— Откуда вы вообще могли это знать? Мое лицо залилось краской, став, я уверена, такого же цвета, как и волосы.
— Вероятно, я от кого-то слышала об этом и…
— От одного из ваших клиентов, вне всякого сомнения, — произнес он сухо. — Не говорили ли они вам, случайно, также о том, что мачеха моя была исправившейся проституткой, которая называла себя актрисой?
Я тяжело вздохнула.
— Я никогда не знала…
Натаниэль сжал кулаки. В голосе его, когда он снова заговорил, звучала откровенная горечь.
— Папа влюбился в нее без памяти с первого взгляда, едва увидев ее на подмостках, и, несмотря на насмешки друзей и ее репутацию, женился на этой Иезавели. И что он получил взамен?
— Она разбила ему сердце. — Я заерзала, чувствуя себя как на иголках. Сейчас было явно не время говорить ему о своей театральной карьере и о том, что в роду у меня было полно актеров и актрис.
— Вот именно, — сказал он, взглянув на меня с неодобрением. — Очень скоро после рождения моей сестры Джессика сбежала от нас и вернулась к своей прежней жизни. Папа так никогда и не оправился от этого потрясения; вскоре после ее бегства он умер от разрыва сердца. Она убила его так же верно, как если бы всадила ему пулю в грудь.
С трудом я подавила внезапно вспыхнувшее во мне желание его утешить. Судя по тому, как он держал себя со мной, он, скорее всего, решит, что я пытаюсь его соблазнить в надежде вытянуть у него деньги. При этой мысли я невольно поежилась. Какая ирония! Этот викторианец относился с презрением ко мне — похоже, единственной в двадцатом столетии выпускнице университета, которая все еще была девственницей, — потому что считал меня шлюхой!
Наглая, распутная женщина, олицетворение зла (библ.). Имя Джесс, Джессика является уменьшительным от имени Иезавель.
— Мне очень жаль, — ограничилась я стандартным выражением сочувствия. — Теперь я понимаю, почему вы относитесь ко мне с таким недоверием.
Он взглянул на меня с подозрением.
— Знаете, вы очень на нее похожи. Ваши черты лица, эта грива каштановых волос, даже эти зеленые глаза — всё в вас напоминает мне ее. — Он тяжело вздохнул. — И, однако, если вы решите исправиться, думаю, всегда найдется какая-нибудь добрая душа, готовая обучить вас приличной профессии. Вы умеете шить?
Я покачала головой.
— Готовить?
Я помедлила с ответом, с тоской подумав о семейной микроволновой печи.
— Не очень.
Он выглядел откровенно расстроенным.
— Читать?
— Да… я люблю читать. — Я улыбнулась, довольная тем, что хоть в чем-то смогла угодить ему, одновременно в который уже раз задаваясь вопросом, когда же я наконец проснусь.
Он удовлетворенно крякнул.
— Это уже кое-что. А пока вас нужно где-то устроить. Как вы понимаете, здесь вам оставаться неприлично.
У меня упало сердце.
— Разумеется, — продолжал он, бросив на мой костюм взгляд, который способен был расплавить и металл, — вы должны также сменить одежду. — Увидев, что я покраснела, он снял с медного крюка на стене свой халат и сунул мне его в руки. — Вот, прикройтесь пока.
Я поспешно закуталась в халат.
— Не могу же я вот так просто выставить вас за дверь, — пробормотал он себе под нос, качая головой, и махнул в сторону двери.
Молча я последовала за ним в коридор. Аполлон не отставал от меня ни на шаг.
Мы прошли мимо одной закрытой двери и остановились у второй. Открыв ее, Натаниэль пригласил меня войти. Аполлон тявкнул, напомнив мне о моих манерах.
— Благодарю вас за ваше гостеприимство, — поспешила я сказать.
Он зажег стоявшую на прикроватном столике лампу и знаком показал мне, чтобы я садилась.
— Пока еще рано меня благодарить. Как вы понимаете, это только на сегодняшнюю ночь. Завтра вам придется найти себе жилье где-нибудь в другом месте. — Взяв в руки керамический кувшин, он вылил из него воду в стоявший на тумбочке тазик. — Советую вам привести себя в порядок.
Я поморщилась, представив, как, должно быть, выгляжу сейчас — вся в пыли и собачьей шерсти — и шагнув к тазу, с наслаждением плеснула себе в лицо прохладной воды.
— Если вам понадобится ванная, — произнес он чопорным тоном, — то она находится здесь же, между нашими комнатами.
Я улыбнулась, испытав облегчение. Признаться, я начала уже бояться, что мне придется воспользоваться ночным горшком.
Он стоял, возвышаясь надо мной, и я вдруг с особой остротой почувствовала, насколько он был огромен; он сразу же словно заполнил собой комнату, когда мы вошли. И дело тут было не только в его росте или телосложении, но и в яркой внешности и горделивой осанке, которые мгновенно приковывали к нему твой взор.
— Я, кажется, забыл представиться, — проговорил он смущенно. — Меня зовут Натаниэль Стюарт, хотя, полагаю, вам было известно мое имя, когда вы решили забраться ко мне на чердак. А вас как зовут?
- Предыдущая
- 8/64
- Следующая